Дразнит. Нарочно. Изучает мою реакцию?

Ну я ей покажу.

Золотой цилинь:

Евгения:

Вот только единорога чешуйчатого мне в постель на вечер и не хватало, ага. Смешной тюлень. Чувствую себя Иван Василичем, которого и царицей соблазняли, но он устоял.

Какой, на фиг, секс, когда я с ног валюсь? У меня сегодня день невиданных открытий, начиная с раннего подъема для поездки в «Панда-центр» и заканчивая покупкой комиксов для цыплят. Переварить бы впечатления и не свихнуться.

А тут ходит кругами морской котик и мысленно, но явственно шипит — погладь спинку, погладь, а то укушу! И лиловым глазом косит. То, что глаз на самом деле синий, — это мелочи.

Но вообще, конечно, извращенцы они тут на небесах. Спать с подчиненными корпоративная этика запрещает, но все равно кому надо, тот спит. Но спать с экспонатами… это как-то слишком.

Впрочем, тот самый лиловый глаз косит не просто так, тюлень явно мнит себя единственным право имеющим, а остальных предложил, чисто чтобы меня достать и посмотреть на реакцию.

Выгрузив в руки Яоши все пакеты с комиксами и дисками, я решительно пошла провожать его на выход — котики в кровати хорошо, но не морские и не сегодня. Уже предвкушая ужин и спокойный интернет, в котором я намеревалась накопать побольше китайской мифологии, я вышла на площадку перед павильоном и машинально глянула вдоль центральной аллеи. И замерла. Клетка в конце дорожки, большая и просторная, была пуста.

— Меня глючит или наша слоновья задница исчезла? — спросила я, борясь с желанием протереть глаза.

Яоши насторожился. Кажется, у него даже уши задергались в разные стороны, будто тюлень к чему-то прислушивался. Прям точно не тюлень, а морской котик. Вокруг, то тут, то там, вспыхивали и исчезали синие огоньки-духи. Через секунд двадцать он расслабился и выдохнул.

— Слоновья исчезла, человеческая появилась. Он сменил облик.

— Ух ты! — Я забыла про усталость, про то, что вышла провожать помощника в шлепанцах и пижамных штанах, запахнула халат и бодрой рысью устремилась к объекту интереса, оставив за спиной нагруженного пакетами и явственно ощущаемым неудовольствием Яоши.

— Было бы чему удивляться, — ворчал он где-то над моим левым плечом. — Хуньдуни не отличаются ни умом, ни сообразительностью. Хотите поговорить — я всегда к вашим услугам, госпожа. Зачем среди ночи босиком бегать ко всяким?..

— Рацион же, — пояснила я, прыгая на одной ноге и вытряхивая камушек из шлепанца. — И так тощий, а вдруг он как землеройка?

— Кто? — недоуменно раздалось сзади.

— Зверушка такая. Маленькая, паршивенькая, три часа не поест — сдохнет, — охотно пояснила я, вспомнив друга, именно по этому принципу сравнивавшего сие милое млекопитающее с собственными младенцами. — Да что у вас тут за камни такие насыпаны?! Дай руку. — И, опершись на тюленя, сняла шлепанец, чтобы постучать им о мраморный цоколь ближайшей клетки.

— Галька и гравий из бездны. Простерилизованные. Если у существа нет регистрации или доступа, одного пореза достаточно… — Тюлень весьма правдоподобно изобразил звук помирающего опоссума.

— То есть, если у нас экспонат сбежит, он прямо на дорожке и покалечится?! — удивилась я. — А посетители тогда как?

— Какие посетители? — не понял Яоши. Он отобрал у меня шлепанец и сам выковырял из него простерилизованные камушки, а потом аккуратно надел его мне на ногу.

— Посетители зоопарка. Те, что приходят посмотреть на зверей, отдохнуть, пофотографировать.

— Кто их пустит? — в свою очередь изумился мой помощник. — Нет таких. Это зоопарк владыки Тиньмо… ну и немного небесной канцелярии. Какие еще посетители?

— Приехали. — Я аж чуть не села обратно на дорожку, но вовремя вспомнила о миссии слоновьего спасения от похудания. И пошла-таки в сторону его клетки. — А на… зачем тогда вообще создавался зоопарк? И на какие шиши он содержится, если посетители не приносят деньги?

— Добыча ингредиентов и ресурсов. Разведение бестиария. Исполнение заказов небесного императора и некоторых высокопоставленных небожителей, — фыркнул Яоши, который опять забыл нажать кнопочку «этот ничтожный вежливый котик». — Я тебе с самого начала это твержу, как этот… дятел?

— Попугай, — автоматически поправила я. — Тогда это не зоопарк, а звероферма какая-то.

Хмыкнула и задумалась. Такое поле не освоено… но со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Сначала осмотримся, поймем, что и как работает, а потом можно и про посетителей подумать.

Слоновья клетка, освещенная синим мерцанием скопившихся вокруг нее духов-прислужников, на первый взгляд все еще выглядела пустой. И только в самом дальнем углу копошился небольшой комок тряпок.

— Фью, ущербный! Ползи сюда, представься госпоже! — свистнул Яоши.

Из тряпок высунулась сначала невероятно худая рука, как мне на мгновение показалось, детская. Потом заблестели два больших раскосых глаза сквозь упавшую на лоб спутанную челку. И наконец, целиком вылез узник Освенцима.

Нет, реально, я, глядя на него, вспомнила именно эти жуткие фотографии из учебника истории. Только там я видела настолько худых и несчастных подростков.

Правда, для голодающего двигался он непривычно шустро. Миг — и смазанной тенью промелькнул через всю клетку, оказавшись прямо перед нами, просунул руку сквозь прутья и попытался цапнуть Яоши за рукав.

— Жрать принесли?! — хриплым прокуренным голосом профессионального беспризорника спросил узник, для наглядности закатывая большущие глаза и изображая голодный обморок. Или не изображая.

— А ты заслужил? — поинтересовался Яоши, щелкая пальцем по стальным прутьям, которые мгновенно покрылись изморозью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Погоди, — остановила его я, вглядываясь в человеческий облик креативного слоника. — Выглядит он так, словно сейчас и впрямь помрет с голоду.

— Они всегда так выглядят и всегда хотят есть, потому их и не любят, — отмахнулся Яоши. — При этом ни один еще не помер. Этот вот, согласно документам, воровал на рынках, а когда его ловили, превращался в хуньдуня и громил лавки. Два года в императорскую канцелярию жалобы шли, и даже не за то, что он украл и сожрал, а за то, что потоптал лапами своими.

— А ты попробуй сам поголодать, тогда и хайло раскрывай! — вызверился лохматый бродяжка. — Чистенький-сытенький сидит тут, жопу греет! Как мог, так и питался. На работу никто брать не хочет, за так жрать не дадут, и че мне, сдохнуть было?!

— Может, потому, что даже когда кто-то из сжалившихся жителей Поднебесной брал тебя на работу, то все, что ты делал, это объедал хозяев? — усмехнулся тюлень.

— На пока, дальше разберемся, — вмешалась я, доставая из кармана халата свою свято сбереженную на вечер, отчаянно вредную и невероятно вкусную шоколадку «Сникерс». Эх-х… ладно, утешусь тем, что мне есть сладкое после шести теоретически вредно, а этому персонажу режим дня пока пофиг. — У тебя аллергии на шоколад нет?

— У него аллергия только на мозги и работу, — недовольным голосом прокомментировал Яоши, глядя, как тощий маленький дикарь яростно пытается угрызть батончик прямо с упаковкой. — Шкурку сними, придурок. А хотя жри так, все одно переваришь.

Мы пару секунд наблюдали, как урчит и пачкается в шоколаде этот детеныш, а потом произошло странное. Обертку хуньдунь все же с шоколадки ободрал, батончик всосал словно пылесосом, облизал коричневые сладкие пальцы и… вдруг счастливо закатил глаза, расплылся в солнечной довольной улыбке и рухнул на пол, сворачиваясь калачиком и подергивая лапками, как будто во сне.

— Эм-м-м… А ты говорил, нет аллергии, — озаботилась я.

— Охренеть! — Впервые за наше знакомство тюлень выглядел таким удивленным. — Никогда не видел сытого хуньдуня…