Немец слушал, а сам хотел сказать, что ему на объяснения финна плевать, как на ту яблоню в соседском огороде. И то и другое не его проблемы. Он уже назначил козла отпущения. Осталось только доложить гауптштурмфюреру, да отметить этого русского по ведомству Долермана. Интерес вызывали лишь детали, а именно, как «лапотник» умудрился взорвать транспорт? Вскоре он это выяснил.

В бою, как и в жизни, есть место случайностям и чудесам. Иной раз очередь, выпущенная в упор, проходит мимо, приставленный пистолет к виску даёт осечку, а верёвка рвётся на виселице. Так же случилось и здесь. Попасть с трёх выстрелов в бензобак было не реально и, учитывая особую опасность диверсантов, старосте крупно повезло. И вдвойне повезло, что детонировала взрывчатка или канистры с топливом. Когда Савелий Силантьевич предъявлял оружие, из которого произвёл выстрел по гусеничному мотоциклу, эсэсовец обратил внимание на разномастные патроны в подсумке. Каких тут только не было: бронебойные, зажигательные, простые, трассирующие. Встретилась даже пристрелочно-зажигательная. Последняя пуля, скорее всего, и была сестрой той удачливой, запалившей бензин. Спросив через переводчика, откуда такое «богатство», немец получил неожиданный ответ – трофей. Снабжение боеприпасами было аховое, не иначе по остаточному принципу. Отряд самообороны иногда получал те крохи, которые забраковали оружейники вермахта, но уже как месяц нет и этого. Сделав пометку в блокноте, унтерштурмфюрер не поленился и в сопровождении Майса с Савелием Силантьевичем издалека осмотрел прорубь, после чего вернулся к «кюбельвагену». Доставать со дна реки искореженную технику, в круг его задач не входило, да и весьма затруднительное это дело, требующее привлечение массы специалистов. На этом операцию можно было считать законченной. Люфтваффе хотело крови и жестокого наказания за своих механиков, оно получило. Виновные сгорели заживо. Абвер требовал доставить «языка», к сожалению, трусливые финны всё запороли. А что от них ожидать, если в личном деле каждого стоит отметка: «Не поддающийся воспитанию». Германский солдат бы изловил, но его там не было. Похоже, такой итог удовлетворит всех. Уже в машине унтерштурмфюрер набросал в уме несколько тезисов будущего рапорта, отдавая себе отчёт, что необходимо иметь специальное подразделение в каждом батальоне дивизии. Этакие команды охотников, коих использовать для возможной борьбы с парашютистами, как в случае высадки десанта, так и в случае поиска и поимки советских агентов-диверсантов. Россия не Франция и Польша. Тут воюют по другим правилам. И если там, в странах Европы подразделения, охраняющие коммуникации и объекты со своими задачами справлялись, то здесь намечалась лишь доля вероятности. Самые сильные, опытные и храбрые были на фронте, в тылу соответственно остальные. Это было правильное распределение. В каждой армии есть лучшие и худшие, и если одни столкнулись в бою с другими, то результат не надо загадывать. Нужно просто свести такую вероятность к минимуму. Приехав в Починки, офицер СД сначала отогрелся у русской печи, после чего стал перечитывать доклады о событиях минувшей ночи по всему району и знакомиться с теми, которые прибыли недавно, касающиеся утра сегодняшнего дня. Перед выездом он разговаривал со Смоленском. Туда каждые сутки уходило два рапорта. В утреннем сообщалось о происшествиях за ночь, а второй отправлялся вечером, по событиям за день. Но сейчас командованию требовалась развёрнутая картина, где не просто отразится общая обстановка, а именно с теми мелочами, обычно остававшимися в его сейфе и личным мнением. По факту это был третий рапорт, особый. На его основании смещали с должностей и выдавали награды. Поэтому он скрупулёзно изучал документы, делал пометки, не обходя вниманием и откладыванием в сторону писулек, сообщающих о недостойном поведении Фрица, Ганса и прочих в момент нападения неприятеля, застольных разговорах, и непосредственно всякого трёпа перед сном. Очень часто доносчики писали друг на друга, и этот водоворот становился интересным только в исключительных случаях. Сейчас дошла очередь и до них. Аналитики запросили всё. Если сто человек опишут, как они увидели, что в озеро бросили камень, то специалист определит, когда и с какого места этот камень вылетел, а может, и поймёт, кто его бросил, а если поднатужится, то выяснит и причину броска. Из прочитанного и собранного лично выходило, что за очень короткий промежуток времени нападению подверглись два стратегически важных объекта. Один из которых, железнодорожная станция Энгельгардтовская, выведен из строя на двадцать часов, что привело к перегрузке альтернативных путей сообщения. Второй – инфраструктура аэродрома Шаталовка, претерпевшая серьёзный ущерб, вследствие чего три эскадрильи не смогут выполнять боевые задачи в полном объёме минимум трое суток из-за потерь в личном составе обслуживающего технического персонала и ремонтной мастерской. Всё указывало на спланированную акцию, проведённую поэтапно, крупными силами, рассчитанную поминутно и готовившуюся явно не один день. Одно только использование огромного количества разнообразного вооружения, судя по обнаруженным боеприпасам и следам их применения, говорило о многом. Два вида миномётов, шести пулемётов, огненных фугасов, специализированных мин для подрыва рельс, стрелкового оружия, снабжённого приборами бесшумной стрельбы, и техники с повышенной проходимостью. Из этого следовало, что поблизости действует не просто агентура противника и группа парашютистов, а нечто большее, находящих опору в сообщниках, работающих или служащих непосредственно здесь. Из Смоленска, несомненно, потребуют кандидатов на заклание, значит, стоит предоставить их заранее. Тут же из сейфа был выужен листок, где сообщалось о романтической связи рядового Гоззо, призванного из Тироля, с сестрой железнодорожника. Женщина-агент – вполне возможно. Следующий листок унтерштурмфюрер прочёл два раза. Не потому, что было интересно, вышло так, что за последние полтора месяца сигнал поступал в третий раз. Он касался унтерфельдфебеля охранной роты аэродрома Фрица Дорфмана. Причём авторы с завидным постоянством отправлялись в иной мир, а Дорфман занимал их должности. В качестве приложения к последнему доносу была прикреплена краткая характеристика: незаконченное высшее образование, общительный, связан с научными кругами и пользуется покровительством профессора из Берлина, увлечение оккультизмом. Следующая кляуза была на НТСовца, изымающего золотые изделия у русского населения для поддержки партизан. Явный бред, но и этот листок лёг в дело. Прервавшись на пятиминутный перерыв, эсэсовец ознакомился с боевыми сводками. Там как обычно сообщали о победах. После дерзкой атаки отряды диверсантов стали покидать место боя, уходя в разные стороны. Девять человек из них уничтожила охрана аэродрома, пятеро были убиты в столкновении у болот Красиловки, двое на подходе к аэродрому Боровское. И как минимум ещё двоих уничтожил везунчик-староста из деревни Прилепово, добавил от себя. Обложившись бумагами, он стал писать:

Стоящий во дворе снегоход стал предметом пристального внимания. Так получилось, что пока я занимался осмотром ран Николая, брал анализы, вкалывал ему альбумин и ставил капельницу с антистафилококковой плазмой, Дайва выпорхнула во двор, за ней Лиза, вроде как за девочкой присмотреть, а потом из сарая появились миномётчики. Да мне и не жалко было. Что там можно было увидеть? Пластиковый обтекатель, или спидометр, большую фару? Достаточно того, что там присутствовала надпись: «Подольский механический завод» с маленьким логотипом и больше ни единой буквы или штампа. Экспериментальной техники в конце тридцатых, начала сороковых делалось множество, так почему бы этому снегоходу не быть одним из таких образцов? Но вскоре появился Петер Клаусович, накрыл чехлом агрегат и, укоризненно покачав головой, сообщил:

– У Коли Антонова первая группа крови. Требуется переливание. Нужен донор именно с такой группой.