В это время два невзрачных человека в одеждах, подобающих богатым купцам, вели разговор. Одного из них, торговца лошадьми, звали Байян и, хотя в основном говорил именно он, можно было понять, что в данном тандеме является подчинённым второму, известному в Смоленске поставщику крашеных тканей по имени Шираб. Старшинство это больше выражалось в мимике и жестах, чем в подчёркнуто уважительном отношении, принятом на Востоке. А всё из-за того, что не было у скотовода-коммерсанта бронзовой пластинки – пайзы, зашитой в левом сапоге, надпись на которой гласила: «Силою Вечного неба, имя хана да будет свято. Кто не послушает, тот должен быть убит». Байян был более успешным в торговле, да и слово его на рынке весило куда больше, нежели Шираба, дела которого шли совсем не ахти; но встретились они не по вопросам коммерции, а по основному своему роду деятельности, где с умениями всё было с точностью наоборот. В принципе, это было не столь важно, так как в конце разговора эмоции выплеснулись наружу.

– Не нравятся мне эти горожане, Байян, – очищая палкой сапог от навоза, – что может заставить торчать в одном месте столько народу?

– Кто их поймёт? Шатаются без дела, ничего, скоро им всем найдётся достойное занятие.

– Ты сын блудливой верблюдицы, Байян. Перестал замечать мелочи, а может, и не обращал никогда на них внимания. У каждого горожанина за плечами большой мешок, весом в треть дана[18], не меньше. Рядом с ними прикрытые рогожей волокуши. Посчитай людей и сани. Соотношение не показалось странным? А тот, мордастый, даже не скрывает, что под кожаным чехлом у него отнюдь не плотницкий топор. На ногах у всех одинаковые сапоги, даже ремни похожи как братья-близнецы. А их руки? Да любой из них быку шею свернуть сможет.

– Они не похожи на наёмников-северян, я знаю там каждого десятника. Это… о великие духи неба, это засада, – Байян запнулся на последнем слове. Вот уже как три часа назад был послан обратно хромой купец-шпион с известием, что кочевников ждут и все идет согласно договорённости.

– Я попытаюсь успеть предупредить Шоно, а ты молись богам, чтобы всё удалось.

Шираб спешно отправился на постоялый двор, в другой конец города, где находилась его лошадь. Удастся ли Шоно провернуть задуманную операцию, он не знал, но ставку на сегодняшний успех уже бы не делал. Тем не менее, задуманный в прошлом году проект не был обречён, оставался ещё один отряд кочевников, который подходил к Смоленску с целью забрать продовольствие. К нему и хотел направиться хитроумный лазутчик. Если не получится решить проблему сейчас, то объединёнными силами они обязательно додавят оставшийся без надёжной защиты город. Байян же в любом случае окажется крайним. Уже выехав из города, он услышал, как церковный колокол забил в набат. Спешить к Шоно не было смысла, началось, а значит, осталось дождаться развязки.

Торговец лошадями покрутился с минуту возле ворот, подмечая всё новые приметы воинской экипировки на горожанах. Если подозрения Шираба подтвердятся, то смерти не миновать, но как узнать, верна ли догадка?

– Степняки приближаются! Запирайте скорее ворота! – воскликнул шпион.

– Креститься надо почаще да глупости не орать. Откуда здесь степнякам взяться? – Ответил кто-то из стражи.

Рядом раздался смех, кто-то отвесил шутку про купца, которому всюду мерещатся тати. Никто из горожан даже не шевельнулся.

– Показалось, наверное, совсем глаза от снега ослепли. – Байян протёр ладонями глаза, ещё раз оглянулся по сторонам и зашагал прочь, в сторону церкви, в надежде встретиться с Иннокентием.

Тем временем в церкви Михаила Архангела стояла мёртвая тишина, умирал епископ. Настоятель, всю жизнь отдавший на укрепление православной веры, не выдержал – инсульт. Отягощенный сомнениями от содеянного, он всю ночь простоял, молясь на коленях. В такой позе и застал его служка, пытавшийся позвать к заутренней службе. Половина тела епископа была без движения.

Монахи перенесли его в келью и стали ждать прихода врачевателя, как вдруг умирающий заговорил.

– Иннокентий, позови Ермогена, я совершил страшную ошибку. Пытаясь объединить земли православные под единой рукой, впустил сатану в… пить… Господь даровал мне видение. – Епископ замолчал, только сила духа поддерживала в умирающем теле тонкую ниточку жизни.

– Испейте, отче. Все смоляне молятся за ваше выздоровление. – Иннокентий вливал маленькими порциями воду в рот епископу, пока не появился Ермоген.

– Только с мечом в руке можно сохранить нашу веру. Как только церковь опустит меч, упиваясь победой, боль и разорение ждёт её. Силой русского духа и любовью к ближним мы не только сохраним, но и преумножим наше…

Сил говорить больше не было. Смог ли заглянуть престарелый епископ в будущее, и главное, насколько глубоко, он так и не сказал. Ермоген прикрыл ему глаза и попросил служку, чтобы передали звонарю бить в большой колокол.

В это самое время Шоно собрал всех десятников своей поредевшей армии. Тысяцкий обвёл взглядом командиров, выбирая кого послать в первой сотне.

– Мы входим в город. Сразу двигаться к детинцу, никакого грабежа, любое сопротивление немедленно пресекать.

– Великий, кто укажет направление в городе? – Батасухэ горел жаждой мщения, любой попавшийся урусут будет убит, но двигаться неизвестно куда в месте, где деревянных юрт больше, чем пальцев на руках у оставшихся в живых воинов, было непривычно.

– У ворот ждёт Байян, деревянная пайзца будет у него в руке. Он покажет дорогу. Первый десятник берёт его под охрану. Остальное как обычно.

Шоно поправил подшлемник, завязал намертво шнурки кожаного воротника, защищающего горло, и дал отмашку рукой. Триста всадников понеслись по направлению к городским воротам. Полторы версты, которые отделяли кочевников от городских стен, лошади не смогли преодолеть на одном дыхании – помешал снег.

– Степняки! Запирай ворота, православные, – прокричал караульный в смотровой башне.

Тяжёлые створки стали сдвигаться, сокращая проход, но что-то им помешало. Петли противно скрипнули, раздался металлический скрежет, ворота так и остались открыты. «Предательство! Снова предательство», – сквозь скрежет зубов пронеслось в голове Савелия, и, не растерявшись, он крикнул:

– Сани в ворота! Живо! Оружайся!

Трое бойцов по его команде поволокли возок, пытаясь забаррикадировать проход. Васька Щука сбросил под ноги сидор, вывалил кольчугу и стал натягивать с помощью сына поверх ватника. Как ни тренировались ополченцы, но быстро облачиться не получалось. Волокуши с оружием стояли немного в стороне, тот, кто успел надеть брони, помогали товарищам, драгоценные секунды таяли. Ещё мгновение, и начнётся паника, как в городе зазвонил колокол.

– Братья! Перуном заклинаю, продержитесь чуток, – Савелий обратился к стражникам, которые ещё пытались сдвинуть створки ворот.

– А я тебя помню, ты Савелий, сотник меркурьевцев. – Испещрённый морщинами на лице десятник стражников улыбнулся, с какой-то грустью поднял брошенную на снег рогатину, хакнул и встал за санями, уперев ногу в деревянные полозья. Вслед за ним, рядом пристроились ещё четверо воинов, под стать своему командиру, как возрастом так и бородами, похожими на клыки моржей.

Лошадь первого кочевника перемахнула через возок и напоролась на острую сталь, степняк перелетел через голову коня, как раз под удар меча Савелия. Почти минуту продержалась стража, но за эту минуту пятеро героев смогли создать насыпь из конских тел, которая закупорила проход в город. Часть кочевников спешилась, с помощью копий с крючьями и арканов сумела оттащить трупы лошадей, и вскоре конная масса снова хлынула в освободившийся проход. Сани были растоптаны, но темп атаки спал, за это время ополченцы успели вооружиться. Нападая по трое на одного, сбивали коня на снег и добивали всадника. Атака захлебнулась, не ожидая столь упорного сопротивления, степняки отхлынули, перестроились и прямо из сёдел принялись стрелять из луков, пытаясь поразить защитников. Буквально за полминуты они расчистили себе дорогу и бросились вперёд. Вот только продвинуться они смогли метров на пятнадцать, как были скошены арбалетным залпом и вновь в воротах возник затор из мёртвых тел и лошадиных туш. Те, что оказались безлошадными, сбились в кучу, и прикрывшись круглыми щитами, ощетинились копьями, успешно держа плотный строй, используя стену постоялого двора в качестве защиты фланга и тыла, вдруг сделали шаг вперёд, затем ещё один. Щёлкнули тетивы луков и, защитники города оказались разделены на несколько отдельных отрядов. Фактически кочевники заняли треть площади перед воротами, и для дальнейшего развития наступления им требовалось перестроиться, да подавить расположенный поперёк улицы заслон наёмников северян. Где-то чуть больше трёх десятков всадников и пары дюжин вынужденных сражаться пешими готовились к рывку. Перед ними лежали пяток лошадей и несколько горожан, создавая своими телами баррикаду.