Гаврила качнулся вперёд, к Марку, но тот, всё поняв, отскочил в сторону успев спустить с него волчевку так, что она съехала на спину…

Ближний страж копьём попробовал отодвинуть купца на место, но Гаврилу это испугало ещё больше. Уже не соображая ничего, он развёл руки в стороны и железо, державшее в ловушке его руки лопнуло. Страж не поверил глазам и вместо того, что отпрыгнуть назад, наклонился вперёд. Эта ошибка стоила ему жизни. Гаврила, вроде даже не заметив его, махнул рукой, и голова отлетела к покупателям. Вокруг шумел базар, покупатели по прежнему щупали мускулы и пробовали зубы на прочность, и никто из них не понял, что настало время колдовства.

Марк, единственный кроме Гаврилы, понимавший, что тут происходит, бесстрашно шагнул к нему, протягивая руки.

— Мне рви! — скомандовал он.

Тьма не захлестнула Гаврилу, как прошлые разы. Разум в нём всё же остался. Словно тонкая масляная плёнка на воде, успокаивающая волны, он плавал на поверхности колдовского безумия. Пожалев купеческие руки, он сжал одно из звеньев пальцами. Металл хрустнул, превращаясь под пальцами в крошку.

Стража уже сообразила, что к чему и бросилась к смутьяну, но Марк выхватил у обезглавленного тела меч и встал перед Гаврилой. Выйдет сейчас что или нет, решали мгновения.

— Теперь бревно.

Гаврила послушался и ногой ударил по одному столбу, выворачивая бревно с помоста. Рабы заорали, когда их потащило за ними, но Масленников остановился, уже увидев в нём оружие. Он разорвал скрепы, освобождая товарище по несчастью, и размахнулся верхней половиной.

— Пригнись, — заорал Марк. Он кричал Мусилу, но стража тоже слышала его голос, и не его вина, что Мусил прислушался к нему, а стражники — нет. Эти тут считали себя самыми сильными, и что им был какой-то раб? Они не послушались, за что и пострадали. Восемь человек, со всех сторон бросившихся в Гавриле попали под один удар. Бревно легко и быстро, словно безумная колёсная спица, описало вокруг Гаврилы круг и поочерёдно, одного за другим, смело набегавших стражников с помоста. Масленников задержал движение бревна, перехватил его, ожидая нападения из-под помоста, но тут же туда бросился Мусил и мгновение спустя выскочил из-за помоста со связкой ключей в одной руке, и охапкой мечей в другой.

Покупатели — кто поумнее — с криком побежали прочь, а стража приготовилась отрабатывать деньги.

Первую волну Гаврила уложил всё тем же бревном. Он махал им, разбивая головы, ломая руки, и кровь плескалась вокруг него красными волнами. Бревно уже не сталкивало врагов вниз, оно плющило, ломало, разбивало…

По обе стороны от одержимого, стараясь не попасть под удар, резались люди из охраны Марка, а сам купец стоял позади и одну за другой размыкал цепи.

Он единственный тут знал, что всё это ненадолго. По случаю в Экзампае он помнил, что одержимость Гаврилы не могла быть вечной, но слава Богам, он и так уже сделал всё, что нужно. Даже корешков не понадобилось.

Гаврила качнулся. Марк тут же сунул ключи в чьи-то руки и в два прыжка оказался рядом. Глаза Гаврилы уже закатывались. Пора было уходить отсюда.

Уже теряя силы, герой и спаситель стоял, опираясь на искрошенное бревно. Со стороны могло показаться, что богатырь сейчас вздохнёт пару раз и снова поднимет своё оружие, но Марк-то знал, что этого не будет. Был Гаврила, был — да весь вышел… Купец подхватил стоявший рядом кувшин с маслом и широким веером выплеснул его на подбегавших стражников и воз с сеном, что стоял неподалёку.

Прозрачной радужной плёнкой масло расстелилось в воздухе и Мусил, уловив момент, ногой поддел жаровню с углями. Огненными пчёлами угли обрушились сверху вместе с загоревшимся маслом. На стражников упал огненный дождь. Люди корчились на земле, пытаясь сбить пламя, но Марку уже было не до них.

Повозка с сеном вспыхнула, и жар рыжими пальцами растолкал людей в стороны.

Наступило мгновение замешательства. Рабы уже видели смерть своих врагов, но ещё не поверили, что вместе с этой суматохой они смогут добыть свободу. Но там где трусы видели только смерть, смельчаки видели шанс на спасение.

Нужен был вождь. Марк сообразил это быстрее других.

— Это могучий богатырь Гаврила Масленников, — заорал он, забросив себе на шею безвольную от слабости руку товарища. — Любимец Богов и Киевского князя! Он выведет нас отсюда! За ним! Без страха!

Сам бы Гаврила до этого не додумался. Он всё ещё стоял, глядя на окровавленные руки, не в силах сообразить от навалившейся слабости, что делать дальше.

— Тащи его! — крикнул Марк Мусилу. — За мной!

Он ухватился за торчавшую из телеги оглоблю и, поднатужившись, сдвинул этот гигантский костёр на колёсах с места. Горящее сено полетело в стороны, разгоняя людей лучше всякого крика.

Рабы хватали оружие, лошадей. Кто-то бежал, кто-то прятался… Но в дыму уже звучали слова команды.

Самые смелые и отчаянные, кому терять было нечего, увязались за Гаврилой.

Разрезая разбегающуюся толпу, словно горячий нож масло они добежали до повозки.

— Куда? — спросил кто-то.

— В порт, — ответил за Гаврилу Мусил. — Корабль возьмём…

Никто не возразил, и он, хлестнув лошадей, направил повозку сквозь людской поток.

Почувствовав над собой кнут, лошади рванулась вперёд, мимо загородок со скотиной, мимо опрокинутых лотков, мимо раздавленных фруктов, наполнивших воздух кисло-сладким запахом. Гаврила, опрокинутый навзничь, лежал на спине и хватал раскрытым ртом воздух, а Мусил, повиснув на самом краю повозки, сбивал на ходу запоры с загородок.

— Всем воля! — заорал он. — Даром! Всем и каждому!

Кто-то, одобряя его, завыл волком, и скотина смешалась с разбегающимися людьми, добавляя сумятицы.

Позади, отставая, бежала опомнившаяся стража.

Лошади были чужими, и поэтому Марк их не жалел.

Купец азартно хлестал заморённых работой кляч, раз за разом заставляя убегать от боли.

Стук колёс слился в непрерывный треск, в котором затерялись крики преследователей. Прохожие, заслышав его, прижимались к стенам, освобождая дорогу, и от этого стремительность побега не снижалась. Копыта лошадей, бешено бьющие в пыль, треск колёс, свист ветра в ушах и единственная мысль в голове: «Бежать, бежать, бежать, спрятаться, скрыться!»

Марк не сомневался, что их будут преследовать, поэтому сбивая погоню со следа, купец юлой завертелся по улицам, стараясь при этом всё же держать направление к морю.

Оно уже чувствовалось не только ноздрями. Упругие волны, пахнущие солью и водорослями, трепали волосы и туго били в грудь.

Несколько поворотов и повозка вылетела на окраину города.

С одной стороны стояли дома, а вдоль другой тянулась каменная стена, из-за которой торчали мачты кораблей и шипели, выбегая на песок волны. Этой стеной рачительный Император, или кто-то из власть предержащих города, обнёс порт, чтоб не было у купцов соблазна проскользнуть в город в обход таможенной стражи.

Марк нахлёстывал лошадей, постепенно остывая. Мысли в голове перешли с галопа на шаг. Хотя одна беда от них отстала, зато другая делалась всё ближе и ближе.

Ворота в порт наверняка охранялись. Не так-то просто будет пробиться сквозь стражу, что охраняла выход из порта в город и брала сборы с иноземных купцов. Он и сам не раз бывал тут и помнил, что воинов там хватало… Он замотал головой и даже зашипел от огорчения. Ай, как кстати пришёлся бы там богатырь Гаврила Масленников, любимец Богов и Киевского князя!

Марк бросил взгляд вниз, боясь оторваться от дороги. Гаврила лежал внизу совсем никакой, голова болталась в такт толчкам.

— «Только б до ворот его довести!» — подумал купец. — «Только б там его опять на ноги поставить, да напугать!»

Может быть, так оно и вышло бы, но Мусил спутал все карты. Он тоже думал о входе в порт и страже, что охраняла его.

— Там стража! — крикнул он, посчитав, что Марк слишком быстро едет. Гаврила, до этих слов спокойно лежавший, забился, поднялся, разбрасывая товарищей. Начальника купеческой охраны подбросило вверх, но он каким-то чудом удержался на повозке. Марк повернулся и увидел как Гаврила, словно медведь из-под завала, вылезает из-под облепивших его тел.