— Гарем? — задумчиво отозвался Марк, разглядывая Гаврилу, словно приноравливаясь к нему. — Гарем… Как тебе сказать…

Он вздохнул.

— Как и любая вещь в этой жизни, это палка о двух концах. Если он твой собственный и ты в нём хозяин — то это радость и удовольствие, а если ты раб при нём…

Он непроизвольно передёрнул ногами, плотно сдвинув колени.

— Мерзко это и грустно.

Гаврила не понял, что хотел сказать купец и тряхнул его за плечо. Раздражение, что витало в воздухе, вместе с воздухом попало внутрь и растворилось в крови.

— Что ты крутишь? Давай, выкладывай свои тайны.

Купец тяжело вздохнул. Так тяжело, будто пришлось платить долг о существовании которого все сперва забыли, а тут совсем некстати вспомнили.

— Да нет тут никаких тайн. В этом городе покупают рабов поклонники пророка Мухаммада. Их вера разрешает им иметь трёх жён и бессчётное число наложниц.

Чтобы купец не подумал, что у славян дела обстоят хуже, Гаврила поспешил сказать.

— Подумаешь… У нас мужчина может иметь столько жён, сколько может прокормить…

Купец это и сам знал и не обратил на Гаврилов возглас никакого внимания.

— Так вот место, где все эти жёны живут, и называется гарем…

Гаврила на мгновение забыл про вонь и разулыбался даже.

— Что ж тут худого в такое место попасть?

— Сразу видно, о чём подумал, — сказал купец. — Вон вся рожа замаслилась.

— А что такого? — спросил Гаврила, убирая улыбку с лица. — Подумаешь…

— Неужели ты думаешь, что хозяин гарема не понимает, что ты там натворишь, если тебя в таком виде там оставить?

Купец сдвинул пальцы, и они сошлись, словно лезвия овечьих ножниц.

— Он тебе, перед тем как внутрь запустить кое-что важное оттяпает…

Марк подмигнул славянину, не договаривая, но подразумевая. Тот понял. Не сразу, но понял.

Несколько мгновений Гаврила ещё улыбался, а потом под языком стало кисло, и он почувствовал, что спина покрывается потом. Уловив это, крепко сжал волчевку у горла. Несколько томительных мгновений он ждал, что произойдёт, но предосторожность с волчевкой спасла его. Марк смотрел на него, даже не стараясь помочь.

— Ты меня не пугай! — просипел Гаврила, ничего не понявшему купцу. — На всех беду накличешь…

— Куда уж больше, беда-то? — удивился купец. — Свободу потеряли…

Содрогнувшись от отвращения, Гаврила пару раз глубоко вздохнул, наполняя грудь вонью и смрадом.

— Жизнь потерять куда как горше.

Он передёрнул плечами.

— Я ж говорю колдовства во мне — не меряно, — сказал, наконец, Масленников. — Если я пугаюсь — потею.

Купец поморщился.

— Удивил… И что?

Чувствуя какую-то неизъяснимую словами гордость оттого, что именно в нём живёт колдовство, а в купце нет его ни капли, Гаврила добавил.

— А если я запах пота почую, то зверею и начинаю вокруг себя людей убивать, не разбирая.

Нижняя губа у Марка поднялась и застыла. То ли сказать что-то хотел, то ли плюнуть. Гаврила подумал, что напугал его, но купец обрёл дар речи. Кожа на лбу сморщилась, а глаза забегали по сторонам, словно он вспоминал и быстренько пристраивал одно к другому всё странное, что запомнил в Гавриловом поведении. Голова закачалась вверх-вниз.

— Ну да, ну да… А что ж ты тогда… А! Понятно… И давно это у тебя?

— Нет…

— Значит, ежели тебя напугать, то… — закусив губу и прищурившись спросил купец.

— То головы лишишься, — закончил за купца Гаврила. Он не заметил этого прищура. Глаза, слезившиеся от вони сами искали место, где можно было бы перевести дыхание. — И ещё чего-нибудь… Если, конечно, подальше не отбежишь и не спрячешься.

— И что, плохо?

— Словами не передать, — честно признался Гаврила. — Иногда хоть в петлю лезь…

Хоть и с горечью это было сказано, с жалостью к себе, но почувствовал в его словах Марк пренебрежение к себе. С улыбкой человека, разрешившего давно мучавшую загадку, он похлопал товарища по плечу.

— Ну ты не расстраивайся. Не один ты такой, колдунами меченный. У меня тоже кое-что есть…Только у тебя внутри, а у меня — снаружи.

Он хлопнул себя по животу, ожидая вопроса, но Гаврила на его слова внимания не обратил, а завертел головой, пытаясь найти, хотя б глоток свежего воздуха.

В дальнем конце застенка, под самым окном, где воздух должен был быть хоть самую малость получше, висел на цепях толстяк в грязной повязке на чреслах. Хотя народу вокруг бродило множество, около него никто не задерживался. Глянут косым взглядом — и дальше. Вокруг него словно бы проведена была невидимая черта, за которую не решался заступить ни один из узников.

Гаврила задержал дыхание. Одного вида окна, из которого к ним вливался свежий воздух, хватило, чтоб он почувствовал себя лучше. От запахов уже драло горло, и Гаврила дёрнулся к свету, но Марк остановил его.

— Там хоть отдышимся, — сказал Гаврила, но Марк на его слова внимания не обратил.

— Не слышал, что ли, что с иным лучше потерять, чем найти?

Он наклонился к соседу — маленькому человеку с печальным лицом, кивнул в сторону толстяка.

— Кто это? Почему прикован? Почему никого рядом?

Маленький человек повернулся, и печальное лицо в одно мгновение озарилось мстительной радостью.

— Патрикий… Патрикий Самовратский.

Несколько мгновений Марк молчал, ожидая, что услышит ещё чего-нибудь об этом человеке, но его собеседник умолк, считая, что сказал достаточно.

Марк посмотрел на прикованного, потом на мужичка, потом снова на прикованного, и снова на мужичка. В глазах забрезжило понимание. Он присвистнул.

— Неужели тот самый?

Человечек кивнул, словно гордился, что сидит рядом с таким человеком.

— Может где, в других местах и есть такой второй, а у нас только один.

Он опять засмеялся — весело, от души.

— Был, то есть. Теперь-то всё…

Купец понимающе закивал. Гаврила смотрел на это не видя, и разговор слушал, не понимая его.

— Знаешь его? — удивился он. — Тем более пойдём…

Марк кивнул и отмахнулся. Он сел около коротышки так, что Гаврила понял, что это всё надолго и уселся рядом.

— За что его?

— Видно, было за что, — уверенно сказал человек. — Просто так, без вины, сюда не попадают.

— Как это не попадают? — возмутился Гаврила. — А мы?

Маленький человек посмотрел укоризненно.

— Глупость человека это и есть его вина перед Аллахом! А вы оба наверняка за глупость попали. Как и я впрочем. Тут всё из-за глупости сидят…

— Это как? — удивился слегка Марк. — Как это «за глупость»?

— Да просто, — и видя, что его не понимают, объяснил. — Наверняка по глупости своей оказались в том месте, где находиться не следовало бы. А там стражники или ещё кто, с ножом, что оказался подлиннее, чем у тебя…

Он подмигнул Гавриле, и тот отчего-то вспомнил злую ухмылку Митридана, а потом, совсем уж невпопад вспомнил и про замок Ко. Журавлевец поднялся.

— Я пойду…

Марк ухватился за волчевку.

— Зачем он тебе?

— Подышу… — уклонился от прямого ответа Гаврила.

— Не трудись, — сказал маленький человек. — Я тут давно… Кругом одно и тоже. Что люди, что запах.

Он округлил глаза.

— А вдруг придут за ним, да тебя под горячую руку?

Купец поднялся и с силой надавил на Гавриловы плечи, заставив его сесть на место.

— А почему никого рядом нет? У него, что изо рта пахнет?

Человек тихонько засмеялся.

— Дураков нет раньше времени на плаху… На нём гнев Императора… Пил, пил, гад, нашу кровь, да захлебнулся…

Он тряхнул кулаком.

— Есть и на этого паука погибель!

— Злой ты на него, — подначил его Марк. — Видно, что он у одного тебя пол ведра крови высосал…

Гаврила опять дёрнулся вперёд, но купец и тут его удержал.

— Имя грозное, согласен, только что ж он так на особицу… Или и тут не все равны?

— Не все! — гордо сказал мужичок. — Мы людской закон нарушили, а он — волю Императора, что выше всех законов. Он — по особому счёту идёт.