Убитая наповал бочка истекала пивом, запах кружил голову, под ногами хлюпало «Венское»…

И ничего более.

К Луне они приблизились через сутки. Расчеты не подвели, и, сближаясь с сумасшедшей скоростью со спутником Земли, люди разглядывали его в телескоп. Блекло-желтая поверхность казалась знакомой, словно страница из астрономического атласа, но важнее Луны были те, кто должен был ждать их на её орбите.

Они меняли друг друга у окуляров, но без толку.

— Неужели не долетели? — сказал Федосей.

— Нет. Если профессор к их кораблю руку приложил, то тут они где-то. Просто пока не видим. Иголка в стоге сена заметнее.

— А если и дальше не увидим?

— Что ты нервничаешь? Все ведь предусмотрено.

Дёготь посмотрел на товарища внимательнее.

— Или у тебя опять предчувствие?

Тот покачал головой.

— Ну тогда давай с аппаратурой разбираться, а то потом некогда будет.

…Бардак! Кругом бардак!

Жизнь казалась бригадному генералу Воленбергу-Пихотскому более мрачной, чем она была на самом деле. Верно умными людьми подмечено — хуже нет ждать да догонять. На их долю выпало «ждать».

«Вигвам» наматывал круги вокруг Луны, а его команда болталась без дела. Причем болталась в самом прямом смысле этого слова. Подчиненные, свободные от вахт, пузырями носились по отсекам шалея от безделья. И ничего с этим поделать было нельзя.

При отдании чести старшим офицерам их закручивало волчками, пуская по вовсе уж невероятным траекториям, а по команде «стройся» будущие завоеватели лунных просторов, образовывали какой-то невообразимый рой с ним самим в середке. Он считал, что все это было не столько следствием невесомости, сколько следствием царившего на борту ощущения сиесты.

«Бардак, разложение, а там глядишь и революция!» — мизантропировал бригадный генерал.

На земле все было бы проще и проблему восстановления дисциплины он решил бы легко. Час строевой с полной выкладкой, да чтоб с песней, да потом стрельбы, да полоса препятствий с обязательной грязной лужей в конце… А тут? Ни грязи, ни места, ни веса…

Генерал вздохнул. До Луны бы поскорее добраться. Хоть одна шестая тяжести, а все-таки, какая-никакая, а тяжесть. Да и реальный враг у людей появится — большевики.

А может быть и нет. Кто её знает эту Луну?

Все ведь внове, все в первый раз…

В который раз он подумал, что Земной опыт тут не годился, что нужно как-то выходить из положения, что-то придумывать…

Что-то новое, принципиально новое..

Перед человечеством вдруг открылся целый мир, целое непаханое поле. Тут и штатским было над чем подумать, а уж военным-то и подавно — ничего ведь нет. Совсем ничего.

Новый род войск родился, а ни уставов, ни ритуалов, ни стратегии с тактикой… Космическая пехота неизбежно должна будет обрасти всем этим и еще многим другим, что пока просто не приходило в голову. И кому это все создавать? Им и создавать! Нет больше практиков, а от яйцеголовых помощи в этих вопросах ждать не приходилось. Но ведь и сами что-то можем!

Решили ведь проблему передачи команды. Казалось бы простой вопрос. На земле только крикни, и все тебя услышат, а без воздуха? Без атмосферы?

Конечно не они первые. Человечество уже кое-что изобрело в этой области, но, примерив все эти придумки на космическую пехоту, генерал остался недоволен.

Язык глухонемых и флажную военно-морскую азбуку он отмел сразу. С их помощью можно было бы обменяться любой информацией, но генерал знал, что некогда им там будет семафорить друг другу и размахивать флажками. Передать полную информацию можно было бы и голосом, если прислонить шлем к шлему, но это требовало времени.

Решение он все же нашел. Под его руководством разработали систему жестов, с помощью которых, может быть философы и не решились бы дискутировать об отвлеченных понятиях, но передать команду от солдата к солдату — вполне. Этот паллиатив устроил всех и вполне заменял офицерский свисток, по команде которого нужно было идти в атаку.

Но вопрос подбора способов поддержания дисциплины все еще оставался не решенным. Ничего сравнимого по убедительности с силой марш-броска по пересеченной местности придумать не удавалось.

— Майор! Как вы думаете, что может заменить строевую подготовку в условиях невесомости и отсутствия места?

Майор молча кивнул в сторону отсека, откуда доносился монотонный голос, выкрикивавший слово за словом и звук рассекаемого воздуха, словно там нерегулярно включались вентиляторы.

Прикрепившись к стенам эластичными жгутами, бойцы слаженно взмахивали руками, отрабатывая сигналы взаимодействия. Инструктор, сверяясь с таблицей, командовал:

— Вперед. Опасность слева. Ко мне. Рассредоточится. Прекратить движение…

А притянутые к стенам астронавты переводил команды на язык жестов. С минуту генерал наблюдал за подчиненными. Люди старались. В отсеке пахло терпким мужским потом.

Это, конечно было лучше, чем ничего, но до марш-броска по пересеченной местности все же не дотягивало. Он так и сказал майору.

— Тесновато, конечно, — согласился тот. — Марш-бросок тут никак не устроишь. Так ведь и не рассчитывал никто, что будет как-то иначе. У Колумба, насколько я помню, с дисциплиной тоже было не все в порядке, и он применял телесные наказания. Мы ведь тоже своего рода колумбы. Точнее Колумб у нас мистер Линдберг, а мы его команда…

Майор был, похоже, глуп, и слишком восторжен и словоохотлив. Такому только перед газетчиками выступать. Бригадному генералу последние два качества в людях не нравились, но тут приходилось терпеть. Майор наверняка был чьим-то родственником. Только он пока не разузнал чьим.

Когда все благополучно завершится, скорее всего, именно он станет лицом экспедиции. Вон лицо-то какое — породистое, чистое, подбородок волевой. На висках — седина, намекающая на тяжелые испытания. Такие лица всем нравятся, особенно газетчикам.

И язык хорошо подвешен. Обо всем готов говорить на любую тему и сколько угодно. Все знает, чего не коснись и что нужно и чего не нужно. Попугай, а не человек. Он не стал слушать дальше.

— Нет уж. Пусть мистер Линдберг порет свою команду, а нам надо что-то придумать… — бригадный генерал с легкой завистью посмотрел на механиков, ковыряющихся в стене. Люди хоть и без громких званий, но зато явно были при деле вон, даже ругаются от азарта. А у его людей, да и у него самого дел пока не было.

— Мы — пассажиры. Нахлебники… Не принайтованный груз, как выражаются моряки.

— Не соглашусь с вами господин бригадный генерал.

Голос майора одновременно был и тверд и деликатен. Правильный голос.

— Не груз. Мы — фронтир человечества! — торжественно сказал он. — Где мы — там граница цивилизованного мира или, если хотите, интересов Человечества!

— Фронтир — это пока они, те кто делом занимается. А мы в лучшем случае все-таки пассажиры.

— Пока да, но вскоре…

— А у Колумба были пассажиры?

Майор пожал плечами.

— Насколько я помню — нет.

— Вот видите, у Колумба работы хватало на всех. У каждого было дело.

Майор улыбнулся.

— А, по-моему, нам этому следует только радоваться…

Несколько часов назад генерал, чтоб команда не расслаблялась, объявил «пожарную тревогу» и… Лучше бы он её не объявлял. Такого позорища он давно не видел. То, что произошло трудно даже описать. Он нахмурился, подумав, что майор имеет ввиду недавнее безобразие, но тот имел ввиду другое.

— Это славно, что мы летим и летим спокойно. Ни штормов, ни бунтов, ни недостатка воды… Воздух вон…

Подумайте только о том, как пахло у них в кубриках после нескольких месяцев плавания — тухлой водой, ворванью, гнилой рыбой и водорослями!

— Условия у нас лучше, конечно… — согласился генерал, смягчившись. О пожарной тревоге действительно лучше забыть. Точнее засунуть воспоминания подальше, до возвращения на Землю. Смотреть на неё действительно было неприятно. Взрослые, проверенные люди, ответственные, а со стороны посмотреть — игра в песочнице. Беспомощность и растерянность.