Избор уже не чувствуя опасности, обошел вокруг беспомощного друга.

— Злой ты Гаврила, безжалостный… Они к тебе по-доброму, а ты с ними вон как….

Он вспомнил Гавриловы же слова об Исине и истребленном им чудовище.

— Противоестественно…

Исин и Избор переглянувшись довольно заржали, чувствуя как спадает напряжение, но тут Гаврила затрясся и заорал:

— А-а-а-а! Мешок! Он унес мешок!

Избор повернулся так, что в шее захрустело, и увидел, как исчезает в кустах волосатая спина. Песиголовец не рискнул бежать сквозь боярышник. Он метнулся по тропе, и, слившись шерстью с кустами, пропал из виду.

— Уйдет! — завизжал Гаврила. Он забился на земле, пытаясь освободить руки. Исин, так и не успевший заменить улыбку на губах на что-то другое, бросился ему помогать.

В одно мгновение в голове Избора пронесся целый комок мыслей. Он успел продумать их одновременно, что дорога за кустами делает петлю, что Исин не успеет помочь Гавриле, и что даже если случится чудо и хазарин все-таки успеет, Гаврила не сможет пустить в ход свой страшный кулак — попади он случайно по талисману что станет с «Паучьей лапкой», что станет с Русью?

Еще не сообразив, что нужно делать он прыгнул к луку, что обронил кто-то из врагов. Тот словно ждал его. Он сам прыгнул в ладонь и тем же волшебством на тетиве оказалась стрела., потом вторя, третья… Избор уже не видел песиголовца и потому пустил стрелы веером, в надежде, что хоть одна, да заденет врага. Краем глаза он заметил как Исин. Сорвался с места и сверкая мечом побежал за врагом. Но даже это не остановило Избора. Он стрелял, пока не кончились стрелы, и только потом бросился следом за хазарином. За спиной мокро хрустела трава, медведем ревел Гаврила, так и не поднявшийся на ноги. Загородив лицо руками, Избор бросился в кусты. Боль полоснула по рукам, и колючие ветки упруго отбросили его назад. Сразу стало ясно, почему песиголовец с его шкурой и кольчугой все же не решился бежать напролом.

За кустами заорал Исин. Его вопль словно отрубил веревку, что стягивала внутренности — в голосе хазарина звучало торжество победителя. Избор отпрыгнул от кустов и опустил руки.

— Талисман? — крикнул он, перекидывая голос через колючую преграду.

— Здесь! — откликнулся, смеясь, хазарин. — Здесь!

Услышав Исина, Избор не спеша, подошел к Гавриле и ударом ноги отбросил одного из мертвых врагов с его руки. Масленников все еще лежал, но уже не ругался, а просто рычал.

— Обошлось… — сказал ему Избор. — Чего рычишь-то? Вставай, и пойдем глянем. Кого я там подстрелил…

Не обращая внимания на кровь, текшую с одежды, он помог ему подняться.

Не спеша, они прошли тропинкой, и вышли к Исину. С мечом в руке он стоял перед мертвым песиголовцем, словно отдавал честь погибшему врагу. Торжественности, однако, в его позе не было никакой — стоя над трупом он широко улыбался. В другой руке он держал шкатулку. Едва увидев сотника, Избор спросил:

— Открыть успел?

Сотник посмотрел на шкатулку в своей руке и пожал плечами.

— Не знаю… Главное он тут.

Хазарин потряс шкатулкой и Избор услышал, как талисман гремит там, задевая о стенки.

— Ладно… А с этим что?

— А что может быть с покойником? Лежит себе…

Кровь на волосатом теле была почти незаметна. Избор обошел вокруг.

— Пошли отсюда, — сказал Гаврила. Он морщился и гадливо шевелил окровавленными пальцами. — Помыться бы…

— Слезами умойся, — сказал Избор. — Это не тот. Тот был другим.

Гаврилу так поглотили свои неприятности, что он только огрызнулся.

— А чем тебе этот не нравится? Волос на нем меньше, что ли?

— Это не тот, — повторил Избор. Он наклонился и повернул мертвеца на спину, всматриваясь в лицо.

— И морда у него не та.

— Морда она и есть морда. Морда у них у всех одна. — Сказал Гаврила. Поняв, что Избор никуда сейчас не пойдет он начал срывать с себя мокрую от крови рубаху, шипя от омерзения.

— Ковчежец-то наш? Стрела то твоя?

Избор взял шкатулку в руки. Шкатулка точно была их. По крайней мере, царапины на этой шкатулке не отличались от царапин, что остались на настоящей шкатулке после утренних приключений.

— И стрела моя и ковчежец наш…

Избор, не вдаваясь в разговоры, побежал назад по тропинке, что привела их в засаду. Если друзья не верили ему, то уж сам-то себе он верил. Это был другой песиголовец. Все бы это было не страшно, если б он понимал, куда девался тот, с кем он дрался.

Избор давно понял, что стариковская мудрость имеет все права на существование. Жизнь сама подсказывала правильность некоторых стариковских заповедей, и они становились понятными даже молодым. Одну такую мудрую мысль Избор уже принял. Он твердо знал, что Боги берегут только тех, кто заботится о себе сам, а сегодня ему выпал случай убедиться в справедливости другой мысли — находит только тот, кто ищет.

Его бывший противник лежал в стороне от тропы, со стрелой в голове. Поглядев на него, Избор почувствовал гордость. Выстрел, уложивший песиголовца, можно было бы назвать образцовым. На расстоянии почти полторы сотни шагов стрела попала точно в глаз убегавшему и уложила его намертво.

Вот оно любопытство то, подумал Избор, бежать нужно было, а не оглядываться….

Он подошел поближе, и с каждым шагом его радость таяла под напором удивления.

Сев на кочку рядом с трупом он задумался. То, что он видел, было так удивительно, что он на всякий случай потрогал стрелу — не чудится ли ему все это.

— Что там? — нетерпеливо прокричал Гаврила. — Пошли быстрее…

Избор только поманил его пальцем.

— А-а-а! Нашелся-таки… — радостно произнес Масленников. — Нашлась пропажа? Этот-то тот?

— Тот.

— А я уж думал, что на тебя не угодишь…

Избор при этом почему-то не казался обрадованным.

— А чего грустный такой тогда? Стрела-то твоя?

Масленников прикинул, как стрела могла достать песиголовца, и одобрительно кивнул. Как воин, сам учивший других он мог оценить умение стрелка.

— Добрый выстрел. Жалко, что ли стало?

— Жалко, — медленно произнес Избор. Он разглядывал стрелу, наклоняя голову то вправо, то влево.

— Жалко, что не мой выстрел.

— Что?

— Стрела не моя….

Не боясь испачкаться, он потянул стрелу на себя. Кровь выплеснулась из глаза, заливая морду мертвеца и вскоре острый клюв вылез наружу. Кровь хлынула еще сильнее, торя новые дорожки по шерсти, и Гаврила поморщился, вспомнив о том, что сам выглядит не лучше.

— Погоди, погоди, — сказал он, вдруг поняв, что означают слова Избора. — А кто же? Сотник не стрелял, мне тоже не до этого было…

— Значит, нашлись помощники… — странным голосом ответил Избор. Стрела оказалась меньше тех, что он носил в своем колчане. Гаврила измерил ее пядью.

— Старик! — сказал он. Голос его прозвучал так, что Избор не понял, обрадовался Гаврила или наоборот, встревожился…

— Старичок, — поправил его Избор. — Старикашка с дли-и-и-инной такой бородой. Хорошо, оказывается добрые дела-то творить… А мы все Исина в добрые дела мордой тычем. Зря оказывается…

По молчаливому соглашению, словно это разумелось само собой, они не пошли через лес. Две засады подряд — это было бы слишком. Избор до сих пор верил, что ни остроголовые, ни песиголовцы, ни Муря не знают где они. Последние дни они так кружили по лесам, что и сами не представляли куда идут. Верным было только направление. Недавнее лошадиное безумие насторожило его и только. Маги остроголовых как умели мешали им, но возможностей сделать это у них почти не было. Он потрогал ковчежец с талисманом. Пока талисман закрыт, они невидимы для колдунов, а значит и неуязвимы. Так считала одна его половина, а другая — опытный воин — твердила, что Боги берегут только береженых и что надеяться им можно только на самих себя.

Теперь у них была одна забота — уйти подальше. Может быть через день, а может быть через несколько часов или даже минут те, кто их преследовал, наведаются сюда и найдут трупы, а тогда… Это бы еще ничего, но вместе с трупами они найдут и следы, а те неизбежно приведут их к беглецам.