— Не жди. Не прилетят.
— Но как? — вдруг взревел сотник, наконец-то поверив, что то, чего он так боялся все же произошло.
— Как? Ведь из рук не выпускали!..
— Не кипятись. Это будет первое, о чем волхва спросим. Найти бы его только…
Когда они выехали на дорогу, Гаврила долго вслушивался в тишину, нависшую над лесом, а потом сказал:
— А ветра-то нет больше.
В голосе его слышалось удовлетворение. Исину не хотелось лишаться последних иллюзий, и он попытался найти объяснение этому. Сотник подставил щеку, но воздух оставался неподвижен, как вода в пруду.
— Лес кругом, — сказал он.
— «Лес», — передразнил его Гаврила, — а вчера тут, что степь была?
— Ладно, поехали, — сдался хазарин. — Теперь-то куда? Где тут колдуны?
Он оглянулся, выбирая дорогу. Лес кругом стоял матерый, плотной коричнево-зеленой стеной отгораживая их от мира. Тут даже в воздухе не было намека на жилье — ни звуков, ни запахов. Только дорога стелилась у ног, приглашая промчаться по себе.
— Люди скажут. Село надо найти.
— А село где?
— Это думать надо.
Дорога перед ними тянулась в оба конца, и на любом из них жили люди. Стоя тут, трудновато было сказать, на каком из концов живут те люди, которые все знают про колдунов. Нужно было выбирать, и хазарин решил показать, как это делается. Он плюнул на ладонь, и не глядя, ребром другой ладони, ударил по лужице слюны. Капля, длинная как сам плевок соскользнула с ладони в воздух, и отлетела вправо. Зацепившись за ветку, она повисла, и качалась там, блестя на солнце.
— Туда, — сказал Исин. — Поехали…
— Ты за своей соплей сам поезжай, — ответил Гаврила. — А нам в другую сторону.
Исин не то что бы обиделся, но спросил.
— Это почему в другую? Ближе там что ли?
— Ближе.
— Откуда знаешь?
— Ближе к тому месту, где талисман потеряли.
Конечно, никто из них не мог толком сказать, как будет лучше, но здравый смысл подсказывал Гавриле, что нужно ехать назад: и дорога была знакомой, и люди там имелись, и так действительно было ближе к похитителям.
Глава 40
Они ехали не быстро, внимательно выглядывая следы людей. То, что они искали, изредка попадалось им на глаза — то разбитый кувшин, то сваленные топором деревья, то коровий череп, невесть как оказавшийся на ветке.
— Скоро, — говорил в этих случаях Гаврила, но слово так и оставалось обещанием и через час они никого не встретили. Злость, что плескалась у каждого в душе, постепенно утихомиривалась. Теперь, когда почти все было ясно, она тяжким камнем лежала в сердцах дожидаясь своего часа. Они не разговаривали — неочем было говорить, и молча поглощали поприще за поприщем.
Два часа спустя, когда к донимавшей их жаре прибавился голод, они остановились на берегу реки. Река тут текла медленно и образовала заводь, заросшую кувшинками. Пустив коней пощипать траву, они расположились в тени глядя на прохладную воду реки. По молчаливому уговору никто не говорил о пропаже — они не хотели тратить свою злобу на ругань, а разговоры делу не помочь никак не могли. Они просто сидели, привалившись, каждый к своему дереву, и давали отдых отяжелевшим мускулам.
В заводи то тут, то там плескалась рыба, гоняя поводе кружки волн.
— Вода-то с гор течет, — сказал Избор, — холодненькая, небось… Чистая да свежая…
Он понюхал рукав и покривился. Гаврила в задумчивости побурчал в ответ что-то неопределенное. Тогда воевода развязал мешок, достал хлеб и мясо. Глаза его при этом не отрывались от воды. Бросив еду на траву, он решительно стащил с себя куртку, а следом за ней и всю остальную одежду.
— Пойду окунусь, — сказал он решительно. — Грязь смою.
Гаврила словно только и ждал этого приглашения, стал снимать с себя все. Оставшись нагишом, он хлопнул в ладоши и побежал к реке.
Избор приотстал. У самого берега Масленников оглянулся, торжествуя, но воевода сильно оттолкнувшись перелетел через него и с плеском упал в воду. Вверх полетели брызги. Гаврила прыгнул следом, и по воде заходили здоровенные волны.
Вода обожгла их бодрящим холодком, освежила головы. Избор попытался нащупать ногами дно, но безуспешно, тогда захватив побольше воздуха, нырнул вниз. Вода упруго разошлась в стороны, и с каждым гребком он уходил в нее все глубже и глубже. Светлый, пронизанный солнцем слой воды остался наверху, а тут плавала зеленоватая муть и какие-то неясные тени. Что-то двигалось вокруг него — то ли это было на самом деле, то ли это казалось ему… Он шевельнул ногами, пытаясь уйти в глубину, но голову сдавило словно обручем и он так и не добравшись до дна, перевернулся и поплыл назад. На поверхности его встретило буйство красок летнего дня. Отдышавшись, подплыл к лежащему на спине Гавриле.
— Зачем нырял? — спросил тот. — Потерял чего?
— Русалок искал.
— Зачем? Исину хочешь приятное сделать?
Они посмотрели на хазарина, что одиноко маялся около дерева.
— Людей нет. А русалок можно было бы о колдунах расспросить…
— Их-то? — с сомнением переспросил Гаврила.
— А кого еще? Реки-то везде текут.
Гаврила перевернулся, нырнул, словно и сам захотел найти русалок, но, недолго пробыв под водой, вынырнул у самого берега, предложил:
— Покричим, может? Вдруг откликнуться?
— Место хорошее, — задумчиво произнес Избор. — Глубоко, камыши… Только давай-ка к берегу поближе. А то не ровен час, утопят нас по своей бабьей глупости…
Они выбрались на мелководье. Берег по-прежнему был пуст, только трещал где-то рядом кустами Исин.
— Что он там? — начал Гаврила.
Но договорить ничего не успел. Две стрелы с тупыми наконечниками почти одновременно ударили их по затылкам и они, лишенные сознания, повалились в воду.
Возвращение в мир началось для них одинаково — с тупой головной боли. Там что-то так свербело, словно громадный червь пытался прогрызть кость и выбраться из головы. Каждый из них сделал, точнее попытался сделать, одно и тоже движение — дотронуться рукой до затылка и помочь бедному животному вылезти из головы, но это не удалось сделать ни тому не другому. Головы и затылки их были на месте, но вот дотянуться до них они не могли.
Это было второе их общее ощущение — руки, ноги, и вообще все они целиком были привязаны толстыми веревками к деревьям. Веревки опутывали их так плотно, что они не могли шевельнуть ни чем из того, что раньше шевелилось. Спасибо еще, что головы остались не привязанными. Гаврила потряс своей и повернулся к у Исину. Тот занимался тем же самым, то есть тряс головой и смотрел по сторонам.
— Мы живы? — спросил он Избора без удивления, больше для того чтобы показать что он жив.
— Пока да.
Голос, услышанный ими, нельзя было назвать ни любезным, ни гостеприимным. Человек, что сказал это сидел, прислонясь спиной к дереву, и безо всякого интереса, но и без всякой неприязни смотрел на них.
— Кто это? — спросил Исин у Гаврилы. — Не знаешь?
Гаврила прищурился, стараясь рассмотреть говорившего сквозь разноцветные кольца, мелькавшие у него в глазах.
— Не знаю… — наконец сказал он. — Первый раз вижу…
— Врешь, второй… Второй, но последний, — поправил его незнакомец. Забавляясь их удивлением, он неожиданно весело добавил. — Не поняли еще что ли? Я вам снюсь.
Только после этого Избор узнал разбойника, с которым разговаривал несколько часов назад.
— Поговорим сейчас с вами, помучаем малость и зарежем.
Друзья переглянулись, ни в малейшей степени не восприняв этой угрозы всерьез.
— Что же это вы сразу резать нас собрались не разобравшись? Не расспросив ни о чем… А может мой друг с вами в загадки сыграл?
Гаврила не скрываясь, напряг мускулы, пытаясь разорвать веревку. Та впились в тело, что-то затрещало — не то кости, не то дерево, но наверняка не веревка, эта держала крепко.
— Как это не разобравшись? — обиделся человек. — Знаем мы вас…
— Ничего вы не знаете… А у нас даже один княжеский зять есть.