Перетрий не стал выяснять кто прав, а только головой покачал.

— Неймётся врагам.

Несколько мгновений он смотрел вниз, потом решил:

— Тогда в яму его.

Похоже, это слово говорило не только куда нужно отнести гостя, но и то, что с ним теперь станет.

Воины подхватили бесчувственное тело в волчевке и, словно муравьи, потащили к дверям. Грубый шов на Гавриловом плече, явно зашитый неумелой мужской рукой, больше знакомой с ножом, чем с иголкой, сдвинулся с места и пропал за краем зеркала.

Игнациус чуть повернул стекло и успел увидеть, как подошвы Гавриловых сапог уплывают в темноту перехода.

Маг рукой стёр изображение с зеркала и прислонил к стене, за ненадобностью.

Растратив волшебство, оно стало простым куском стекла, в котором отразился цветной ковёр, что закрывал противоположную стену и ещё одни сапоги.

Игнациус посмотрел на них с удивлением, но вспомнил, что не один тут. Рядом лежал местный маг, из-за своей гордыни так и не сумевший понять, что с незнакомыми людьми лучше договариваться, чем не подумав бросаться заклятьями…

Он улыбнулся с чувством превосходства.

«Хотя какие тут заклятья…»

Игнациус кряхтя, поднялся с пола. Теперь в зеркале отразились ножка стола и кусок двери.

Жизнь впереди становилась всё понятнее. Она сама подсовывала решения, словно устала ждать от него чего-то и сама решила подвести его к удаче.

— И ведь хотел же по-хорошему… — вздохнул маг, припомнив свои намерения. — По-честному хотел, чтоб, значит всем хорошо…

Он оглянулся по сторонам, прикидывая, что полезного можно будет захватить из дома неуча, по глупости собравшегося меряться с ним силой, но только рукой махнул.

Чего уж теперь обхаживать этого славянина, при таком раскладе-то? Вместо того, что б тащить того из застенка и становиться спутником в дурацких поисках и тратить на разные глупости бесценное время проще было пойти к тюрьме и за малые деньги попросить стражника вынести волчевку. Всего и делов-то…

Он постоял немного перед дверью, размышляя об этом, потом махнул рукой, мол, с Судьбой не поспоришь, а если и поспоришь, то тебе же и хуже будет, и вышел.

— Придёт?

— Обязательно. Не дурак же он.

Белоян выглянул из-за дерева. Площадь перед дворцом не изменилась. Не прибавилось на ней ни торговцев, ни покупателей. По прежнему под полосатыми полотнищами, натянутыми на палки стояли люди и из-за своих прилавков пытаясь ухватить прохожих за рукава.

— Это как считать… — прищурился Хайкин. Торговцы шумели, отвлекали от главного. — Если с нами связался — значит, дурак.

— Дурак, — вдруг согласился Белоян. — Только он об этом пока не знает.

Он вздохнул, почесал голову. Чтоб не выделяться из числа горожан он, вместо медвежьей морды, надел на себя какую-то личину. Лепил её наспех, и видно было, что ему всё равно, мог бы одеть и женскую, но, слава Богам, лапы вылепили мужскую.

— А если он с другой стороны зайдёт?

— Вход в подземелье с этой стороны. Позволил бы Перетрий у парадного входа торжище устраивать… Тут только винный погреб.

— И застенок…

— А что «застенок»? Тоже не последняя вещь в хозяйстве… Вон он.

Белоян встал. Хайкин проследил за его взглядом. Чужой маг шёл не торопясь. На спокойном лице играла улыбка довольного жизнью человека. Видно было, что не беспокоит его ни ухо, ни брюхо, и всё складывается у него как нужно, и на сердце легко и на душе спокойно… Он даже остановился пару раз, чтоб прицениться к чему-то, но ничего не купив, прошёл дальше.

Можно было бы позавидовать такой удаче, такому счастью человеческому, но Хайкин посмотрел на товарища и не стал завидовать. Белоян мерил незнакомца сузившимися глазами, доставая что-то из-под полы.

«Эге! — подумал волхв. — Не кистень ведь тащит…»

Уж кто-кто, а он-то знал, что волшебники таскают под полою и знал чем заклятье, пусть даже самое мощное отличается от заклятья с амулетом… А похоже, что прямо сейчас случится именно это. Впервые за всё время знакомства Журавлёвский волхв почувствовал неуверенность в голосе Киевского волхва. Дело, похоже, предстояло нешуточное, и Хайкин совсем уж было собрался расспросить, что тут намечается, но Белоян опередил его.

— Так. Сейчас тут всякое может случиться.

Хайкин кивнул. Догадывался уже. Только вот дальше Белоян сказал такое, что ни в какие ворота не влезало.

— Если упадёт он — ничего не делай… Если упадём оба — помоги мне. Понял?

— Как это «упадёт»?

Хайкин слегка обалдел. Он попробовал представить нечто такое, что должно произойти, чтоб свалить с ног самого могучего волхва и… не представил.

Белоян не стал ничего объяснять.

— Поглядишь сейчас.

Ни слова больше не говоря, он вышел из-за дерева и направился навстречу врагу.

Он шёл не спеша, чтоб не привлекать к себе чужих глаз и не выделяться из толпы и так, чтоб недалеко от шатра торговца коврами оказаться позади Имперского мага.

Журавлевец отпустив товарища на два десятка шагов вперёд, пошёл следом.

Они шли сквозь толпу, прячась за чужими спинами, хотя нужды в этом не было никакой. Их враг шёл не оглядываясь, вполне уверенный в том, что нет ему тут соперников.

Белоян понял это и сократил разделявшее их расстояние.

Хайкин прищурился, понимая, что если и суждено чему-то произойти, то произойдёт это прямо сейчас.

Наверное, эти мысли что-то изменили вокруг, и в воздухе мелькнула тень опасности. Враг что-то почувствовал, но волхв уже стоял в двух шагах за его спиной, и ковчежец открывал свою ведомую только Белояну тайну.

Хайкин, почувствовал, что впереди словно растворилась какая-то бездна, в которую устремилась душа и жизнь. Белояна качнуло, но он устоял, а вот имперский маг… На мгновение он показался журавлевцу то ли хлебным полем, то ли речным тростником, над которыми пролетел порыв ветра. Он, словно что-то вынуло из него все кости, согнулся, пытаясь одновременно повернуться назад, но неведомая сила, бушевавшая в руках Белояна (а где же ещё?) не дала ему сделать этого.

Хайкин готов был увидеть, как тот растворяется в воздухе, превращается в клуб дыма, но маг только сделал несколько нетвёрдых шагов, с каждым из которых всё ниже и ниже склоняясь к земле, и, наконец, опустился в пыль.

Волхв и сам, хотя и стоял за Белояновой спиной, ощутил как нечто, похожее на холодный ветер, пронзает его, выдувая тепло, заставляя кости стучать друг о друга.

Бушевавшую на площади силу ощутили силу на себе только они трое. Все остальные словно и не заметили, что мгновение назад произошло на площади. Лишённые милосердия жители перешагивали через него, по своим делам, словно ничего не видели.

Хайкин впился глазами в лежащее пластом тело, ожидая, что вот-вот тот задёргается, вскочит и начнёт искать глазами врагов, сотворивших с ним такое непотребство, когда мордой в грязь и ещё колдовством вдоль спины, но мгновения текли, и в волховскую душу вошла уверенность, что враг повержен надолго.

Торжествуя, журавлевец перевёл взгляд на Белояна, и радость его пошла на убыль.

Колдовство достало и киевлянина.

Теряя силы, волхв опустился на землю, но не как раненый воин, а словно воин, выигравший хватку из последних сил. Над головой киевского волхва клубилось серое облако, сквозь которое то мелькало человеческое лицо, то просвечивала медвежья морда. Вот это местные жители заметили. Сперва один, потом другой, а следом ещё десяток голосов разворошили торжище.

— Оборотни! Оборотни!!

Горожане, наконец, поняли, что на площади что-то происходит. Что-то такое, что не укладывается в рамки их маленького здравого смысла — всё-таки не каждый раз на своём базаре повстречаешь человека с медвежьей головой. Люди заорали, забегали. Как это обычно бывает тот, кто ничего не видел орал громче всех. Так уж повелось у человеческого рода, что самой страшной опасностью становится та, которую не видишь.

Не обращая внимания на суматоху, Белоян подполз ближе, наклонился над Имперским магом. Журавлёвскому волхву на миг почудилось, что тот вытащит из-под полы нож или топор и, наконец-то, закончит это дело, но ничего этого, конечно, не случилось. Волхв вытащил из-за пазухи кошелёк с чем-то звонким и высыпал монеты прямо на Имперского мага.