Сегодня они опять куда-нибудь пойдут. И возможно…

Распираемый энергией, он отбросил одеяло и направился в ванную. Проходя мимо окна, тронул ставни, и те разошлись, впуская в комнату солнечное утро. Краем глаза поймал панораму города. За окном утро в порыве небывалой щедрости делилось с людьми солнцем и свежим воздухом. Чудесный город Париж! Старые черепичные крыши, небо, облака..

Не дойдя до ванной, он замер и шагнул обратно.

Небо, конечно, осталось на месте, но теперь его не делил надвое росчерк Эйфелевой башни.

… Джошуа Хиккамайзер, лиловогубый безработный негр, последний день своей жизни решил провести не так, как обычно. Вместо бесплатной столовой и стояния на бирже труда он отправился к Ист-Ривер. Умирать на голодный желудок было, конечно, неприятно, но и, правду сказать, супчик из кухни Армии Спасения тоже не самая большая радость для желудка, решившего расстаться с жизнью, а на что-либо другое сейчас он рассчитывать не мог.

Денег у него не было, работы у него не было, да и надежды найти её – тоже. Работы не хватало даже для белых, на что в таком положении могли рассчитывать черные?

Безработица, черт её подери! Кризис!

«Совсем Бог забыл Америку», – подумал Джо.

Справа от него раскинулся Бруклин, слева – Манхэттен. Впереди – Манхэттенский и Уильямсбергский мосты, а под ногами, пожалуй, в сотне футов – вода Ист-Ривер. На её фоне сам Бруклинский мост казался не таким уж и широким. Безработный негр прищурил глаз и ладонью перекрыл асфальтовую ленту.

Из-под пальцев редкими горошинами катились черные автомобили. У их хозяев были деньги и работа, и наверное, они уважали себя больше, чем он, но Джошуа смотрел не на них. Он смотрел в будущее, представил, как наклонится и, не в силах держаться на камне, соскользнет и полетит вниз, в воду…

Не было ни страха, ни любопытства.

Он мог бы не раздумывать, а прыгнуть прямо сейчас, но к жизни его привязывал окурок сигары длиной не меньше трех дюймов. Зачем расставаться с жизнью, когда напоследок можно получить еще немного удовольствия?

Это была сигара белого неудачника. Он подобрал её вчера около трупа выбросившегося из окна биржевого игрока. Видно, не хватило терпения у бедолаги докурить её до конца. То ли совесть мучила, то ли Смерть так позвала, что не смог удержаться.

И хотя Джошуа был даже вдвойне благодарен ему – и за сигару, и за то, что натолкнул на мысль прийти сюда, повторять его ошибку он не хотел. Сперва докурит, а уж потом…

Он вспомнил крик прыгуна, заставивший его обернуться, звук удара – мокрый шлепок и посмотрел налево.

Там торчали небоскребы Манхэттена, скрывая за каменными стенами офисы банков и корпораций. Такие ни плечом не сдвинуть, ни разбить.

Откуда ни возьмись, волной накатила злоба, заставив сжать кулаки. Паразиты! Кровососы! Чертовы эксплуататоры!

Друг Гесс, Гесс Холл, объяснял ему, почему сейчас рабочим живется плохо, но Джошуа не верил ему. Даже не то чтобы не верил, просто знал, что борьба за справедливость бесполезна. Слишком не равны силы.

Он выпустил плотное колечко дыма и загляделся, как ветер понес его вдоль реки. Говорят, один из миллионеров пообещал миллион долларов тому, кто сумеет пустить так вот двенадцать колец и продуть их струйкой дыма… Подумать только! За двенадцать колец – целый миллион. Денег им, паразитам, девать некуда.

Он зябко поёжился.

Конечно же, люди, которые могут позволить себе заключать такие пари и курить такие сигары, как эта, никогда не проиграют тем, кто курит дешёвые сигареты и, вместо того, чтобы тренироваться пускать кольца, всю жизнь работают.

Эти белые держали жизнь за горло и диктовали условия всем остальным. Они хорошо одевались, ели в ресторанах, а на долю таких, как он, доставались миски Армии Спасения.

Справиться с такими смогли бы разве что президент или Господь Бог. Только они… Пальцам стало горячо. Вынырнувший из раздумий безработный оглядел придирчиво окурок, прикидывая, чем тот может его порадовать. Да уж ничем, пожалуй.

И щелчком отправил его вниз.

Вот, в общем-то, всё и закончилось…

То, что он собирался сделать, не было трудным. От него требовалось лишь подняться, сделать шаг вперёд и хорошенько оттолкнуться ногами. Дальше все за него сделает природа. Но сейчас не хотелось не только вставать, не хотелось даже просто шевелиться. Хороший табак как-то примирил его с миром. Вместо горькой злобы в душе воцарилось тихое умиротворение. Секунд десять он сидел, вдыхая-выдыхая прозрачный воздух.

Да. Именно с таким настроением и стоит покидать этот мир.

Джошуа поднялся, но шага в пропасть не сделал. Любопытство остановило его.

Столб возник как-то сразу. Он упирался в землю с ощутимым наклоном, словно Господь Бог, пролетая где-то рядом с Нью-Йорком, спустил с неба свой посох, чтоб хорошенько взбаламутить жизнь на материке. Джошуа сперва не понял, что затеял Господь, но Божий Посох уперся в землю и поспешил к нему, оставляя за собой жидковатый дымок, словно пыхтел где-то там по земле маломощный паровозик. Так продолжалось до тех пор, пока Посох не пробежал по Бруклину и не коснулся реки.

Вода вскипела, с грохотом орудийного салюта превратившись в пар. В секунду Посох наискось пересек Ист-Ривер, коснулся моста, и, словно гнилые нитки под ножом, стальные тросы, державшие на себе многотонную махину, лопнули. Несостоявшийся самоубийца не услышал этого за ревом кипящей воды, но увидел, как половинки моста кренятся и рушатся в воду, пропадая в вале горячего пара, поднявшегося даже до верхушки пилона.

Из горячего тумана, словно щупальце неведомого морского гада, выхлестнул оборванный трос и чуть не снес ему голову. Только что готовый умереть Джошуа смотрел на все это без страха.

Мелькнула мысль, что и затеяно-то все это было исключительно для того, чтобы остановить его, не дать совершить непоправимое. Негр упал на колени, уже не думая, что сорвется. Бог повелел ему жить!

– Прости, Господи! На все воля твоя!

И он узрел ЕГО волю!

Ветер словно ладонями раздвинул горящее марево, и безработный увидел, как Посох уперся…

Не уперся! Не уперся, а легко, словно бумагу проткнул башни ненавистного Манхэттена и унесся дальше, оставив за собой косо срезанные башни небоскребов и дымы начинающихся пожаров…

…Ягода косился на Артузова, но молчал. Конечно, у каждого имелись свои секреты, но раз Менжинский после коллегии пригласил остаться обоих, то, верно, в этом есть смысл. Однако любопытство все же покусывало Генриха Григорьевича.

– Начнем с вас, товарищ Ягода. Как успехи, Генрих Григорьевич?

– Определенные есть, Вячеслав Рудольфович. Нам удалось идентифицировать профессора. Теперь мы знаем, кого ищем.

Менжинский поднял брови.

– И кого же?

– Это профессор Московского университета Владимир Валентинович Кравченко. Изобретатель. Столбовой дворянин.

– Это всё? Медленно работаете… Место их базы установили?

– Побережье Болгарского царства. Район Бургаса. Но сейчас можно точно сказать, что там никого нет. Все, кто нас интересуют, находятся на станции. Утром зафиксирован старт аппарата.

Менжинский постучал пальцами по столу.

– Не кажется ли вам, Генрих Григорьевич, что мы несколько потеряли в темпе?

– Нет, Вячеслав Рудольфович. Операция по захвату станции подготовлена. Будет команда – начнем хоть сегодня.

– Есть команда.

Ягода поднялся и, уже уходя, поймал фразу, адресованную Артузову.

– А вы беритесь за британцев всерьёз. Запускайте операцию «Тарантелла».

…Летние ночи коротки, но и за них можно многое сделать.

– Станция?

Сколько раз это слово за последние три дня влетало в эбонитовый кружок микрофона, никто не сказал бы. Некогда было считать. Дела такие заварились, что только дурак стал бы тратить на это время.