— Конечно, не самолет, — пробормотал Владимир Иванович, надвигая колпак и стараясь устроиться так, чтоб седло после раскрытия не прищемило ему что-нибудь деликатное. Как ни считай, а лететь придется долго так что хорошо бы лететь с удобствами.

— Ну, уж и не хуже, — отозвался Федосей, разбираясь с ремнями. — И быстрее…

Через час полета стало ясно, что под ними континентальный Китай.

Пока они были в воздухе, это никак их не трогало, но на земле, конечно, могли образоваться сложности. Не простые отношения были у СССР с Китаем.

Весной 1925 года китайский народ начал свою революцию, только вот знамя её не было, как того хотелось бы Москве, красным. Пронырливая буржуазия оседлала волну народного гнева и возглавила её, хотя Коминтерн и тут не остался в стороне. Советское правительство, по истории собственной страны знавшее, как легко буржуазную революцию можно перевести в пролетарскую, помогало в этом китайцам как могло.

В 26-м вооруженные силы гоминдана под командованием Чан Кайши и при участии командированного в Китай Коминтерном товарища Блюхера предприняли Северный поход на Пекин. Гоминдановцы взяли старую столицу Китая, Пекин, но не остались там. Словно начав этим новую страницу тысячелетней истории древней страны, перенесли столицу в Нанкин.

Новое правительство признали основные мировые державы, и СССР не остался в стороне.

Союз пошел навстречу новому правительству, как мог далеко — куда дальше, чем весь мир — отказался от контрибуции за ущерб от «боксерского восстания», которую китайцы платили основным европейским державам и САСШ, с начала 20-го века, с условием, что эти средства расходовались бы китайским правительством на образовательные цели, но сердечной дружбы с чанкайшистами не получилось — Коминтерн требовал от китайских коммунистов действий и те поднимали восстания, затевали мятежи, не давая стране успокоиться.

Китайские генералы понимали, откуда дует ветер. Ответом на расширение революционного пожара стали провокации, приведшие к военным конфликтам.

В июле 1929 г. чанкайшисты объявили о национализации принадлежавшей Советскому Союзу Китайско-Восточной железной дороги и взяли управление КВЖД под свой контроль, арестовав более 200 человек советских специалистов…

К началу 1931 года все утряслось, все вернулось на круги своя, но натянутость отношений между СССР и Китаем осталась. Не улучшило положения и начавшееся в этом году наступление Японской императорской армии в Маньчжурии.

Японцы были активнее и куда опаснее китайцев. Под разговоры о мирном урегулировании военного конфликта они захватывали куски континентального Китая. Соотношение войск тут было примерно 1 к 10 в пользу китайцев, но на стороне императорской армии была выучка и техническая оснащенность. У японцев имелась даже танки и авиация.

В этом завоеватели космических просторов убедились через час, когда один из японских самолетов нарисовался в китайском небе.

Откуда тот появился, никто не понял. Деготь, возможно, углядел его раньше, но при таком шуме до кого разве докричишься? Но вряд ли. Слишком много интересного имелось на земле, чтоб разглядывать пустое небо. А вот когда появились горы, и они стали смотреть окрест, тут он и объявился. Конечно, аэроплан не был им соперником в скорости. Федосей хорошо помнил, как вовсе не так уж и давно сам гонялся на самолете за диверсантом, уничтожившим экспериментальную ЛС-установку на «Троцком» и не догнал, но он также помнил, что соревнование между самолетом и профессорским аппаратом выиграл его пулемет. Не сумев догнать врага мотором, он догнал его крупнокалиберной пулей.

А что получилось один раз у одного, то вполне может получиться и второй раз у другого.

Пилот не стрелял. Пока.

Скорее всего, пытался разобраться, с чем столкнулся.

Федосей рукой показал — снижаемся. Осторожность не могла помешать — мало ли что может прийти на ум их крылатому собрату.

Он вполне представлял, что за мысли сейчас крутятся в голове пилота полутораплана: что это он такое видит? Свои перед ним или чужие? Чего о них ждать?

Война тут шла преимущественно на земле. Самолетов у чанкайшистов практически не было и преимущество императорской армии в воздухе было подавляющим, так что возможность повстречать в небе китайский самолет была крайне маловероятной. Тем более, что они вовсе не походили на аэропланы…

Только это состояние не могло продолжаться вечно. Нерешительность пилота должна была оборваться каким-то поступком. Федосей приблизился к товарищу и, показав двумя пальцами на свои глаза, ткнул рукой в сторону самолета. Деготь в ответ похлопал себя по кобуре, но Малюков отрицательно покачал головой. Все еще могло обойтись без стрельбы.

Но не обошлось.

Все испортил летчик — взял да и начал стрелять.

Похоже, что он давно собирался это проделать, только не мог выбрать с кого начать и когда аппараты сблизились, это стало для него невыносимым искушением.

Дымная пулеметная трасса прошла чуть левее и выше, чем хотелось бы пилоту, и как раз там, где это устраивало советских космонавтов.

— В стороны!

За ревом двух двигателей он и сам себя не услышал, но и так все было ясно.

Оба аппарата нырнули к земле, и прибавил скорости. Теперь, когда война объявлена, вооружению аэроплана они могли противопоставить только хитрость и скорость.

Лес под ними слился в одну ярко-зеленую массу, сквозь которую взблескивала вода рисовых чеков. Разлетевшись, они не потеряли друг друга из виду. Теперь летчику предстояло выбрать с кого начать. И он выбрал Дегтя.

Тот прибавил скорости и понесся над самыми верхушками деревьев. Выхлоп аппарата почти касался крон, и за Дегтем вскоре потянулась дымная полоса, в которой японский пилот ничего не видел. Тогда он поднялся повыше, метров на двадцать. Врага он теперь видел, но пущенные им очереди неслись выше. Пару раз он набирал высоту, стараясь в пике достать коминтерновца, но тот не дремал — часто оглядывался, грозил самураю кулаком, и разбивал эти ухищрения ловким маневром.

Федосей наблюдал за игрищами со стороны, остро сожалея, что сидит не в боевой машине, вроде той, что показывал на параде в честь годовщины Октября, а этом облегченном варианте. Наган и полтора десятка патронов к нему это вам не пара крупнокалиберных пулеметов!

Самым лучшим вариантом, конечно, было бы сесть и спрятаться под деревьями, только это — потеря времени, да и неясно, что делать на земле, где идет война, с двумя наганами. Проще было убежать. То есть улететь. Но возможность эта могла представиться не раньше, чем у японца закончатся патроны или бензин. Или желание стрелять.

Федосей терпел, морщась каждый раз, когда видел как на пулеметном дуле расцветает огненный цветок, а там терпение и у него закончилось.

Воспользовавшись азартом пилота, он дождался, когда тот поднялся метров на 300 чтоб сверху сделать то, что никак не получилось в горизонтальном полете, подлетел сзади и, пожалев человека, дважды выстрелил в двигатель.

За ревом своего аппарата он не услышал, как замолчал мотор аэроплана, и струя масла, рассыпаясь в тугом воздухе каплями, показала, что хоть в этот раз проиграл соревнование пилот, но и в этот раз его выиграла пуля.

Самолет клюнул носом. По крыльям почти незаметно для постороннего глаза пробежала судорога.

Белый шелковый шарф пилота, только что вившийся за ним словно знамя, поник и сменил бойкий трепет на ленивое колыхание.

Через секунды, молотивший воздух затухающими движениями винта полутораплан притянуло к земле, и он заскользил, спускаясь все ниже и ниже над зеленой бамбуковой шкурой китайского леса. Пилот продолжал стрелять, хотя это смотрелось жестом отчаяния — пользы из неприцельных очередей нельзя было извлечь никакой.

Вывернув голову, Федосей смотрел, как сбитый самолет планирует на фоне мелкой воды, потом плюхается на брюхо, вздымая вокруг веера брызг, как из кабины выскакивает пилот и его рука, вздетая верх, вздрагивает от выстрелов. Ничего. Пусть себе палит, злость выпускает. Не страшно. Если уж такому пулемет не помог, то что толку с нагана, или что у него там?