Профессор снова пожал плечами, не в силах объяснить, зачем кому-то пришло в голову испытывать свое телевидение на ракетном полигоне.

— Замечательная вещь! — воодушевленно продолжил тем временем Дёготь. — Через коммутатор подключаешься к любому телефону и можно видеть все, что происходит в комнате вокруг аппарата.

— А слышать? — спросил Федосей просто так, что бы что-нибудь спросить.

— Разумеется, и слышать, — повернулся к нему Дёготь. — Это же телефон!

— Зачем?

Кося глазом на профессора, коминтерновец всплеснул руками.

— Ты не понял? Допустим, узнали мы телефон в Польский Генеральный Штаб. Позвонили туда и р-р-р-аз! Все карты и планы, что на стенах и по столам развешены, нам тут же стали известны!

— Вот оно что! — глубокомысленно протянул Федосей. — Как интересно…

— Чушь, — фыркнул профессор, — уж вам-то, молодые люди со старым еще университетским образованием должно быть ясно, что… Да как вообще можно верить во все это?

— Никакая это ни чушь, — повторил Дёготь. — Сам вчера видел… Мне, безусловно, не все сказали, да и из того, что сказали, я половины не понял, но суть уловил. Через наушник этим аппаратом передается неслышный человеком звуковой сигнал. Он отражается от окружающих предметов и возвращается в микрофон. Потом он как-то там обрабатывается и превращается в картинку.

Профессор только рукой махнул… Лицо у него сделалось такое кисло-страдальческое, что Федосею его даже жалко стало. Вот до чего немецкая ипохондрия хорошего человека довести может! Только у Дегтя своя точка зрения на этот предмет оказалась.

— Да я вам сейчас все продемонстрирую!

Товарищ подмигнул Федосею.

— Пять минут!

Он сорвал с крючка шинель и хлопнул дверью. Под раздраженным профессорским взглядом Малюков развел руками. Мол сам не в курсе.

Пару минут спустя телефон задребезжал.

— Берите трубку профессор.

Тот поморщился.

— Ох, Федосей, Федосей… Глупо ведь это. Не допускает наука…

Тут его Федосей немного окоротил. Понятно было, что Владимир Иванович что-то придумал, что-то веселое и занимательное и невредно было бы, пожалуй, пропустить профессора через это. Может и развеется немецкий сплин…

— Забыли, Ульрих Федорович, как ваше изобретение в Германии не принимали?

Отвечать немец не стал, а трубку поднял. Не так уж много времени прошло с того момента, как его пригласили в СССР сделать ракетную систему, оказавшуюся не нужной в родном фатерлянде.

— Слушаю…

До Федосея донёсся искаженный мембраной голос товарища.

— Смотрю…

Ульрих Федорович, наконец, улыбнулся. Ехидно, правда, да уж что там… Улыбнулся и, выслушав инструкции, вытянул трубку перед собой.

Медленно, словно забытый ветром флюгер он поворачивался, направляя трубку в разные стороны, и тут произошло чудо.

Тихие монотонные ответы Дёгтя разлетались по всей комнате, наполняя душу Федосея восторженным удивлением. Оказывается никакой это не розыгрыш! Работала чудо-техника! Еще как работала!

— Стол, шлемофон, портрет товарища Сталина, Федосей зубы скалит…

Каждое новое слово, вылетавшее из трубки перекраивало выражение на лице профессора из кисло-скептического в недоуменное. Один раз только оно вновь озарилось победной улыбкой, когда он отнес телефон в дальний угол, к книжным шкафам, где вперемежку стояли полетные инструкции, научные труды и регламенты производства работ.

— Темновато, профессор. Добавьте света.

— Федосей, включите лампочку…

Едва вспыхнул свет, как из трубки бодро отрапортовали.

— «Теория ракетостроения», «Расчет сечений реактивных двигателей», «Капитал», подшивка «Правды».. Фу, устал… С мелким шрифтом все-таки трудновато…

От профессорского сплина и впрямь никакого следа не осталось. Он бодро бегал из конца в конец стеллажа и в конце концов повернул трубку к себе.

— Ну и как вам, Ульрих Федорович, советская смекалка? — донеслось из телефона. — Отчетливо вижу недоумение на вашем лице..

Когда Дёготь вернулся, профессор все еще держал трубку перед собой, явно не зная чему верить — глазам или прежнему научному опыту.

— Убедительно, профессор?

Тот только плечами пожал.

— Кто изобретатель? — заинтересованно спросил он.

— Это секретное изобретение, — ушел от ответа коминтерновец. — Изобретатель — сотрудник Нижегородской радиолаборатории.

Профессор хотел что-то еще спросить, но Владимир Иванович его перебил.

— Секретное изобретение, профессор. Сами понимаете…

Уже за дверью Федосей ткнул товарища локтем в бок.

— Как это ты?

— Секретное изобретение, — повторил Дёготь, кусая губы, чтоб не рассмеяться. Они молча вышли и только отойдя за угол, Владимир Иванович позволил себе хохотнуть.

— Понимаю, что подвох, но не понимаю какой, — сказал Малюков.

— Но впечатлило?

В глазах товарища блестело веселье.

— Впечатлило… Проф, пожалуй, может умом двинуться…

— Не в первый раз.

Федосей тоже улыбнулся.

— То-то и оно… Ну, а как на самом-то деле?

— Окно, бинокль, телефон, — кратко отрапортовал коминтерновец.

— Слишком уж кратко.

— Встал у окна напротив и смотрел на вас в бинокль… Удивляясь человеческой легковерности. Ты ведь тоже поверил? А?

— Поверил…

— Вот. Главное профессор душой воспрял. А то совсем бы зачах в наше отсутствие.

Деготь кивнул на окно. За стеклом профессор вдумчиво разглядывал телефон и вдруг, уронив его, схватил карандаш и бумагу. Пришла мысль — прощай тоска!

Если планировать на Землю с орбиты, то промахнуться с континентом очень сложно. Все-таки гимназические уроки географии сидят в голове так глубоко, что трудно, практически невозможно, перепутать Европу и Азию, а уж что касается Америки или Африки и того проще. Тут даже двоечнику не ошибиться.

Со странами — сложнее.

Понятно, что Великобританию, Италию или Испанию отыскать не составит труда даже двоечнику, но что делать, например, с Польшей, или Румынией? Где кончается одна и начинается другая? Ни ориентиров, ни надписей…

Ну, худо-бедно можно и с этим разобраться — все-таки реки, горы, озера дают какие-то привязки.

А города? С этим вообще беда. Добро бы, какую громадину нужно было бы отыскать вроде Берлина, Мюнхена или Киля, а если что-нибудь помельче? Что-нибудь такое, что и не на каждую карту нанесено?

Сложно….

Но ничего, справились, хоть и пришлось повозиться.

С Европой Федосей с Дегтем определились быстро и без посторонней помощи. Германию искали уже сообща с товарищем Вилли, а вот с Пфорцхаймом, правда, пришлось помучиться всем, но спасибо товарищу немцу — он географию родной страны в школе учил и нужный всем Пфорцхайм хоть и с трудом, но отыскал.

Городок ничем не отличался от десятка мелких городишек, мимо которых они пролетели. Оказался он невелик, да и та малость была так войной пожевана, что даже сверху не разобрать было, что там целое, что нет.

Хваленой немецкой аккуратностью тут уже и не пахло. Война прошлась по всему городу, а кое-где даже подзадержалась — в развалинах еще стреляли, сверху видны были острые вспышки пулеметных очередей — рабочие отряды отбивались от наседавших французов.

Оккупанты вошли в город с запада, заставив оборонявших город «спартаковцев» отступить. Прибывшие день назад на помощь коммунистам коричневорубашечники Рэма с двумя бронеавтомобилями «Бюссинг» помогли остановить французский напор и к этому моменту в городе установилось равновесие, которое вот-вот должно было быть нарушено. В помощь дружинникам, оборонявшим город, выдвигался еще один отряд «спартаковцев», а «Иосиф Сталин» вез для них оружие.

Такими перевозками они занимались вот уже две недели. Как простые извозчики первые космонавты забрасывали в отряды восставших оружие и боеприпасы. Обычно дальше тыловых складов они не летали, но сегодня день случился особенный. По просьбе немецких товарищей срочно нужно было доставить груз оружия прямо в боевые порядки. Неожиданное наступление французов создало угрожающую обстановку в районе Пфроцхайма, а так как быстрее них никто на Земле не летал, то, значит и не мог быстрее доставить восставшим оружие.