Тут с улицы раздался громкий стук в калитку.

— Кого это там принесло? — с этой легендарной фразой Зинаида Матвеевна встала из-за стола и пошла в гостиную посмотреть на гостя в окно. — А, Савелий, — голос прозвучал вполне радушно. — Сидите, кушайте, — велела нам и пошла во двор.

Повисла гнетущая тишина, в которой пронзительно отбивали секунды «ходики» из моей комнаты. Варвара нагнетала саспенс, неотрывно пялясь на меня с непроницаемым выражением лица.

Игнорируем, доедаем супчик и беремся за яблоко. Ах, да!

— Спасибо еще раз, офигенно вкусно, — поблагодарил «стряпуху» еще раз.

Усмехнувшись, она положила руки локтями на стол и опустила подбородок на ладони:

— Я тебе в тарелку плюнула.

Я был морально готов, поэтому легко переборол отвращение и облизнулся:

— Буду счастлив, если ты так будешь делать каждый раз.

— Фу-у-у! — скривилась она. — Весь аппетит пропал! Доедай, раб, — презрительно подвинула мне свою тарелку и пошла в большую комнату — явно подглядывать за бабушкой и гостем в окно.

Больше плевать не будет.

Почему бы и не съесть добавочку? Унизительно? Да хрена с два — я месяц постился, похудел килограмма на три, после такого можно поступиться малой толикой самоуважения. Стоило мне откушать пару ложек из Валиной тарелки, девушка вернулась и отобрала у меня вкуснятину, усевшись на свое место. С демонстративным отвращением зачерпнула супа и поднесла ложку ко рту одновременно с возвращением бабы Зины в дом.

— Толька-пастух помер, — поделилась с нами новостями. — Пойду Клавку успокаивать, — зашла в комнату, дав Варе возможность вылить суп обратно.

— Земля пухом, — сымитировала девушка грусть.

Пастухом в таких условиях может работать только обычный человек, а значит ей на него вообще плевать.

— Святой человек был, — голос Зинаиды Матвеевны наполнился плачущими мотивами. — Тридцать лет с Клавкой прожил, руки золотые, — появилась на кухне в черном длинном закрытом платье и в черном платке на голове.

Плачет.

— Вы сидите, деточки, кушайте, — шмыгнула на нас носом и покинула дом.

— Жри, — Валя толкнула тарелку так, что содержимое немножко расплескалось. — Со стола уберешь потом, всё помоешь и скатерть вон испачкал, — с издевкой потыкала в пятна пальцем. — Придется постирать!

Просто ужасно.

— Больше не хочу, — отодвинул я ее тарелку.

— Я после тебя жрать не буду, — презрительно выплюнула она. — Свиньям вылей, в кастрюлю обратно не смей.

А в деревне разве не учат бережно относиться к еде? Что ж, приказ есть приказ — если Зинаида Матвеевна спросит, я так и скажу.

Хохотнув, девушка добавила:

— А если захочешь второе — в бане варится поросячья каша! Угощайся — там на всех хватит!

— За что ты меня ненавидишь? — не выдержал я. — Я тебе что-то сделал?

Помрачнев, Валентина презрительно на меня сощурилась и скучным тоном поведала:

— Меньше всего в жизни я хочу объяснять что-то рабу.

Отвернувшись, она ушла в комнату. Ясно. А почему на столе скатерть, а не клеенка? Она же в миллион раз удобнее — тряпочкой протер и все, чисто. Плевать — в этом мире вообще, похоже, лучше ни о чем не думать, а просто выполнять функции, как механизм. Смысл? Жить вообще-то хочется, и как можно лучше. Выучу распорядок дня и привычки волчицы и буду стараться сталкиваться с ней пореже. С бабой Зиной проблем вообще нет — делай работу по дому и будешь молодец. Что ж, бывают ситуации и похуже. Сходив в комнату переодеться в лохмотья, принялся за работу.

В сенях я видел ведро с крышкой. Проверил — да, помойное. Вылив туда содержимое тарелки, убрал хлеб в хлебницу, оставшиеся огурцы — в холодильник. Кастрюля с супом останется на плите — еще раз на троих хватит. Но к ночи остынет, уберу. Заглянул в умывальник — на донышке. Открыв дверцу под раковиной, нашел ведро. Полнехонько! А куда это? А в сортир! Сходив до туалета, вылил мыльную воду в дыру. Вот он, природосообразный деревенский быт, о котором мне так долго вещал бывший одноклассник-дугинист — в городе, мол, человеку плохо, поэтому надо ехать в глушь, отказавшись от достижений цивилизации. Сам он, понятное дело, ни в какую глушь не поедет и от смартфона не откажется, но это-то другое!

Умывальник наполнился водой, на раковине, помимо куска хозяйственного мыла, нашлись средство для мытья посуды незнакомой марки «Зоя» и непривычная, грубая, коричневая губка. После мытья посуды снова опорожнил ведро и наполнил умывальник. Теперь задача — где найти сменную скатерть? Идти копаться в бабушкиных шкафах? Нафиг, Валька сразу же начнет вопить, что я — вор. Послал бог сестренку, конечно.

Плевать — не выпорют же меня за то, что не накрыл стол новой скатертью? Представив себе эту картину с Валентиной в главной роли, поежился — какому-нибудь извращенцу бы точно понравилось, но я-то не из таких. Поднявшись на крыльцо бани, открыл обитую войлоком дверь, обнаружив летнюю кухню. В воздухе стоял пахнущий переваренным зерном пар. Неприятным такой запах не назовешь — каша и есть каша. Слева от входа — газовая, подключенная к красному баллону с надписью «Пропан-Бутан», оснащенная духовкой, плита на четыре конфорки. Работают две, на обеих — здоровенные алюминиевые бачки. «Поросячья каша». Подняв крышку, оценил распаренный, поднявшийся до самого края бачка, корм и выключил плиту — готово. Напротив плиты, под окном с видом на забор — стол с двумя табуретками. Этот с клеенкой — технология освоена, получается, просто бабе Зине нравится кушать с белой скатерти. Даже уважение вызывает, на самом деле.

Рядом с плитой — старенький, с полопавшимся лаком покрытия, сервант. Какие-то пакетики с приправами стоят. У стены справа — застеленный ковром, немного подгнивший от старости, диван. Рядом с ним к стене прибита вешалка с крючками. У соседней стены — еще один умывальник, и — сюрприз! — стоящая рядом с ним белая маленькая стиральная машинка. Такая была у маминой подруги тети Клавы, так что принцип работы представляю — наливаешь воду, кладешь белье, сыпешь порошок — вот он, на полке над машинкой стоит. Правее находится печка, еще правее — дверь в соседнее помещение.

Заглянул — справа окошко, тоже с видом на забор. Подглядывать за Валей? Ищите самоубийцу! Слева располагалась «помывочная» — скамейка, висящие на стене тазики из нержавейки и бачок с водой на полу. Почти пуст. Из стены, со стороны печки, выходит кран. Открыл — бежит чуть тепленькая. В стене емкость под горячую воду, ясно. А как наливать? Прямо по курсу нашлась еще одна дверь, и через нее я попал в парилку. Ага, крышка над каменкой. Тоже на донышке. Да здравствуют ведра и коромысло!

На четвертой «ходке», когда я поднимал наполненные ведра, на крыльцо выскочила разъяренная Валя:

— Какой ты медленный!

Монотонный труд вогнал меня в философское настроение:

— Лишенные способностей люди могут не так много, как ты, поэтому я прошу тебя о понимании и снисхождении, о хозяйка.

И, не глядя на нее, зашел в баню. Что-то во мне выгорает и ломается.

Вылив ведра в бак, вернулся во двор и нашел там быстро крутящую рычаг ворота Валентину. У ее ног стояла детская ванна из нержавейки. Литров сто влезет. Подхватив поднявшееся ведро, она вылила воду в ванну и бросила его обратно в колодец.

— Огонь разведи, — буркнула она мне.

Это проявление человечности или демонстрация превосходства?

Огонь в печи разгорелся одновременно с появлением в бане легко несущей ванну Валентины. Протопав мимо меня со скучающим видом, она пошумела водой в парилке. Я тем временем закрыл дверцу печки и поднялся на ноги, отряхнув колени. Девушка не обращая на меня внимания прошла на улицу, и я испытал легкую обиду — могла бы сказать что-нибудь типа «пошли в дом». Обида вылилась в заданный ее затылку вопрос:

— А зачем ты мне плакат подарила?

Повернув голову, они скривила привычную презрительную усмешку:

— Потому что я ненавижу эту группу так же сильно, как тебя!

И закрыла за собой дверь.

Да за что?!!