Звук наверное ужасный будет.

— Сюда! — помахал нам сидящий в середине четвертого ряда Артем. — Мы вам места заняли!

Рядом с ним — Колька и Света, тоже машут. Миновав сидящих взрослых, заняли свои места. Я оказался рядом со Светой, а Лёха — по ту сторону мелкой троицы.

— У нас фольклорный кружок очень хороший, — поведала мне девочка. — В район выступать ездят, в прошлом году второе место заняли. В этом может даже победят — это сейчас генеральная репетиция будет, конкурс в среду.

— Послушаем, — улыбнулся я ей.

На сцену выбрался худой седой мужик в костюме.

— Федор Степанович, директор ДК и творческий руководитель ансамбля, — шепотом пояснила Света.

— Спасибо.

— Добрый день, земляки! — поздоровался с нами творческий руководитель. — Без долгих предисловий — фольклорный ансамбль «Поющие Липки»!

Мы похлопали, Федор Степанович уселся за пианино, а на сцену вышли пятеро бабушек в этнических платьях и кокошниках. Поклонившись, они распределились по микрофонам…

— В центре, одна стоит — солистка, — выдала еще одну справку Света. — Марфа Антоновна.

Федор Степанович изобразил короткий проигрыш, и Марфа Антоновна с улыбкой начала петь:

— Вот кто-то с горочки спустился…

А ведь круто! Репертуар, конечно, прямо не мое, но голоса у бабушек замечательные, и они мастерски ими владеют, словно вплетая их в единый, ласкающий уши поток. Неудивительно, что зал полный — любят жители свой ансамбль.

Концерт продлился больше часа, но о потраченном времени я не жалел — прикольно, но каждую неделю я сюда ходить не буду, надоест же. После концерта, когда мы выкатились на крылечко, к нам подошел Константин Викторович — он тоже в зале сидел, слушал.

— Константин Викторович, можно крокодила посмотреть? — почти взмолился Лёха.

— Тс! — придавил его учитель взглядом. — Можно.

— Извините, — шепнул очень довольный маленький оборотень.

Секунд тридцать ушло на объяснения остальным: «папа для чучела крокодила прислал». После этого Константин Викторович спросил меня:

— Как тебе ансамбль наш?

— Очень хорошо поют, — честно ответил я. — Но репертуар старинный. Им бы что-то из «Золотого кольца» исполнять, было бы интересней. Но я в фольклорном пении не разбираюсь, если художественный руководитель решил, что нужно так, значит нужно — ему же виднее.

Константин Викторович пожевал губами.

— А что такое «Золотое кольцо»? — спросила Света.

— Я тоже не знаю, — признался Лёха.

— Ансамбль такой, — улыбнулся учитель. — Малоизвестный. Мы с Андреем сейчас к Федору Степановичу быстренько сходим, а вы идите к моему дому. Там вам дверь откроет блондин такой, ему пароль назовите — «альфа», он вас к крокодилу отведет.

— Заодно с американцами познакомимся, телохранителями Андрея, — обрадовал ребят Лёха. — Увидимся!

— Увидимся, — подтвердил я.

Ребята пошли смотреть крокодила, а мы с Константином Викторовичем вернулись в клуб.

— Это из твоего мира ансамбль? — тихонько спросил он. — Песни помнишь?

Я кивнул.

— Идея есть, — улыбнулся он и постучал в дверь директора.

— Да!

В небольшом кабинете нашлись стол, два стула — для посетителей, и шкаф с папками. Директор-руководитель сидел за столом, перед тетрадкой, в которую что-то записывал.

— Федор Степанович, Андрей у нас немного композитор, фольклорные песни придумал. Уделите, пожалуйста, время — послушайте.

Да сколько можно врать?!

«Золотое кольцо» — любимая группа моей мамы. Каждый раз, когда мы работали в огороде, она выставляла колонки в окно и запускала Кадышеву. Эти же песни время от времени скрашивали ей проверку домашних заданий. Мне особо не нравилось, но моя любимая музыка нравилась маме еще меньше. Память человеческая — инструмент несовершенный, поэтому большую часть репертуара этого ансамбля я помню только в формате «припев плюс пара строчек», но три хита удалось вспомнить целиком: «Широка река», «А я вовсе не колдунья» и «Течет ручей».

С музыкой было сложнее — я ей никогда не занимался, и ноты на листочках для меня закорючки, не более. Мурыжил меня творческий руководитель добрых четыре часа, прежде чем смог «собрать» из моего мычания более-менее похожие аранжировки. К этому моменту Константин Викторович успел сходить собрать разошедшихся было по домам бабушек, и стало полегче: они пели текст с розданных листочков, а я по мере необходимости поправлял. После бабушек по просьбе Федора Степановича привели гармониста: Василия Витальевича, беззубого (выпали от прожитых лет) лысого худющего старичка, основным досугом которого было распитие самогона. На навыках, впрочем, вредная привычка не сказалась, и «бахал» он как следует. С ним стало гораздо лучше — мелодии расцвели, приблизились к оригиналу, и глаза бабушек и руководителя заблестели от энтузиазма. Приняв решение репетировать в усиленном режиме, чтобы успеть подготовиться к конкурсу, они отпустили нас с учителем восвояси.

— А ты вообще много песен помнишь? — спросил Константин Викторович по пути к его дому.

Я уже привык, что во время походов по деревне разговаривать о важном нужно едва слышным шепотом.

— Не очень, — признался я. — Это мама слушала, а про волков — из папиного певца. С «Золотым кольцом» всё, только кусочки вспомнить могу, кому-то придется тексты дописывать и мелодии. С Высоцким еще хуже — у него тексты длинные, сложные. «Волков» я для открытого урока в школе учил, вот, осталось. Музыку вообще не воспроизведу — я на гитаре никогда играть не учился. Музыка, которую сам слушал, здесь вообще не подойдет — там у нас общество потребления, слушал то же, что и все, чтобы из трендов не выпадать.

— Например? — заинтересовался Константин Викторович.

Пожав плечами, я начал цитировать супер хит артистки Инстасамки:

— А я вообще делаю, что хочу. Хочу импланты — звоню врачу. Кто меня не любит — я вас не слышу, Вы просто мне завидуете — я молчу. Я не молчу, когда я хочу. Я не продаюсь, но за деньги — да. Мой продюсер говорит мне: «Ты поп-звезда», И, кстати, мой продюсер — это мой муж, да…

— Хватит! — сделал «фейспалм» Константин Викторович.

А вот хрен тебе!

— Я не скажу в ответ ничего на хейт, Я не скажу «привет», если бабок нет. Слышу любимый звук — это звон монет, Они тянут сотни рук — это мой концерт…

— Перестань, пожалуйста, — поморщившись, заткнул уши учитель.

— Ок, — фыркнул я. — Просто вы старый, вам не понять.

— А тебе самому нравится? — спросил он.

— Да мне все равно, — пожал я плечами. — Я вообще не особо музыку люблю. Все слушают, и я слушаю. Вот Газманов с Киркоровым, кстати, и у нас были — всю жизнь их рожи в телеке. Инстасамка хотя бы новая, не так задолбала. А Пугачева у вас есть?

— Была, — кивнул Константин Викторович. — Десять лет назад в Подмосковье пробой открылся, прямо во дворе у нее. Погибла. Жаль.

— Хоть где-то справедливость восторжествовала, — буркнул я.

— А что она? — заинтересовался он.

Пришлось рассказывать про непростую политическую ситуацию в старом мире, сопровождавшуюся обилием «каминг-аутов» десятилетиями сосавших государственные бабки артистов и кучей странностей формата: «Почему Примадонне кремлевские деятели ручку целуют, а артистам помоложе вернуться нельзя».

— Да уж, — сделал исчерпывающий вывод Константин Викторович.

— В какой-то момент от всех новостей отписался, — вздохнул я. — Стало хорошо — никаких псиопов.

— Что такое «псиоп»?

— «Психологическая операция», — расшифровал я. — Очень удобное оправдание, кстати — если кому-то что-то не нравится или он вопросы неудобные задает, значит работает на врага и этот самый «псиоп» проводит.

— У нас попроще, — усмехнулся Константин Викторович. — Без сложных терминов, просто КГБ воспитательную работу со смутьянами проводит. К нам, кстати, на вечернем автобусе КГБшник приедет.

— А?! — аж подпрыгнул я.

— Тише ты, — напомнил он. — Не переживай, он из наших, Липкинских. Вчера на пенсию вышел, домой возвращается. Он — пиромант, но доверять ему можно. Вот с таких лет, — показал рукой себе на середину бедра. — Его знаю.