— Пообедаете со мной?

— Спасибо, но нет. К внучке зайдем, оставим подарки, а там и время подойдет домой собираться.

— Как пожелаете. Пойдемте, я вас провожу.

Семен показал тестю с тещей детскую комнату. Там стояла кровать, аккуратно заправленная белым одеялом, стол со стулом, большой шкаф и посередине висела деревянная люлька изящной работы, украшенная кружевами. Из люльки слышались кряхтение и почмокивания.

— Василиса, к нам пожаловали родители Софьи Алексеевны. Покажи им Катюшку, — тихо проговорил Семен.

— Добрый день, барин, — поклонилась кормилица. — Барышня только что поела.

Она аккуратно вынула ребенка и отдала в руки отцу. Малышка широко раскрытыми глазами внимательно посмотрела на мужчину.

«Надеюсь, Катенька, ты простишь меня. Но не могу я отдать девочку чужим. Хотя она не моя, но я уже считаю ее своей», — подумал Семен, с улыбкой смотря на дочь.

— Можно мне подержать? — протянула руки Елизавета Александровна.

— Конечно, — барон отдал ребенка бабушке. Девочка зевнула, потом еще раз, и ее глазки медленно закрылись. — Ничего, сейчас она совсем маленькая, станет постарше — будет меньше спать, — рассмеялся он, увидев с какой нежностью и в тоже время разочарованием женщина смотрит на внучку.

— Вы так говорите, Владислав Парамонович, словно уже воспитывали детей. А ведь, насколько я знаю, вы единственный ребенок в семье, — заметил тесть.

Семен мысленно дал себе оплеуху за забывчивость.

— Просто слышал от слуг, — выкрутился он.

Алексей Феофанович сгрузил подарки на стол, но ребенка на руки побоялся брать.

— Она такая маленькая. Упаси Творец, нечаянно вывихну что-нибудь, — проворчал он.

«Знакомо!» — про себя усмехнулся Семен. Он сам боялся нянчить Данилку, слишком маленьким и хрупким сын казался в его крепких руках.

После отъезда гостей хозяин дома пообедал и вышел во двор. Голова иногда кружилась, но тошнота, к счастью, не мучила.

Он еще разбирался в документах, оставшихся от бывшего хозяина тела, и, даже не зная, как вести домашнее хозяйство, уже видел просчеты. Барон Кротов не был бедным дворянином, но и богатым тоже. Как говорится: «На хлеб с маслом хватает, а вот на красную рыбу еще не заработали».

Семен пока не успел обследовать доставшееся ему поместье и хозяйство. Знал только по словам Прохора, что у него в собственности есть лес, где водятся кабаны и лоси. Именно на кабана барон Кротов и поехал охотиться в тот день, когда попал в такую жуткую ситуацию. Хотя, смотря для кого жуткую.

— Прохор! — позвал Семен управляющего.

— Чего изволите, барин?

— Помощь твоя нужна. Идем в кабинет.

В кабинете хозяин предложил Прохору сесть и начал разговор:

— Я просмотрел книгу доходов и расходов. Записи вроде верны, но смущает, что не знаю, откуда идут доходы.

— Так с оброка, хозяин. Деньгами редко кто отдает: ремесленников у нас мало. В основном в натуральной форме.

Семен прищурился, припоминая подобное из уроков истории. Он поинтересовался:

— А отработка барщины сколько?

— В прошлом году было пять дней: год тяжелым оказался, неурожайным. Мы как-то справились общими силами, хотя денег потратили больше, чем обычно, а вот у соседей семьями крестьяне умирали. Барон Щербин стал пить после смерти жены, так его и нашли зимой замерзшим на улице. Дочка одна осталась. Хорошо, совершеннолетняя, иначе назначили бы ей опекуна. А каким он окажется человеком, неизвестно.

— У тебя ведутся записи об отработке?

— Вот в этой книге, барин. Всего пятьсот душ.

— Пятьсот душ, а ремесленников нет, — проворчал Семен.

— В столярной мастерской, той, возле Марьинки, работают вольные, но к себе никого не подпускают. Не хотят делиться знаниями. В целом, это, конечно, правильно, ведь ремесло передается от отца к сыну, и никто чужому секретов раскрывать не станет.

— Садись, будем разбираться и искать выход.

Семен взял в привычку каждое утро, прежде чем выехать за пределы имения или засесть за бумаги в кабинете, заглядывать в детскую.

Физически девочка развивалась нормально и ела хорошо. Но, вспоминая о том, как часто болел Данилка, Семен боялся даже подумать, что будет делать, если дочь заболеет, ведь лекари в этом мире лечили лишь отварами трав, мазями и настойками. Поэтому он каждый день напоминал Василисе о тщательном уходе за ребенком.

Вначале женщина удивлялась такому вниманию к младенцу. Она считала нормальным, что отцы подходят к детям, когда те уже устойчиво стоят на ногах, и то на короткое время. Барин же своим поведением слишком отличался от остальных дворян.

«Аристократ же, что с них взять, они все чудаковатые, — думала кормилица, укладывая Катюшку спать. — Наш-то о дитя беспокоится, а у барина Мелкова, говорят, такие страсти творились. Слишком любил он развлекаться с девками и бабами. Прошлой зимой согнал крестьян и, велев раздеться догола, заставил съезжать с горки раз за разом, а сам смотрел на это непотребство. Мужики, собравшись, сожгли имение, загубив барина с барыней, и правильно сделали. Грех говорить, но туда им и дорога».

Вот и сегодня Владислав Парамонович первым делом зашел к дочери. Затем спустился в столовую, а после завтрака велел Прохору запрягать карету, намереваясь проехаться по своим землям.

— Барин, а на лошадь садиться не будете? — удивился управляющий.

— Опасаюсь, Прохор. Вдруг закружится голова, и не смогу удержаться в седле, — ответил Семен, боясь признаться, что никогда не сидел верхом. И каким образом учиться, не вызывая подозрений, он не знал.

Карета медленно катилась по проселочной дороге, слева и справа лежали поля, вдали виднелся лес. Колосья ржи тянули зеленые ростки к солнцу, слегка покачиваясь на ветру, щебетали птицы, над головой пролетали разноцветные бабочки, жужжали шмели, снующие по своим важным делам, шелестели крыльями стрекозы. И, конечно же, все пространство было наполнено беспрерывным стрекотом кузнечиков. Ощущая себя частью природы, барон любовался прекрасным солнечным летним деньком, и на душе у него становилось легко и просто, а проблемы отходили в сторону.

Через полчаса они въехали в Марьинку, находящуюся ближе остальных деревень к усадьбе Кротовых. Именно о ней упоминал Прохор, когда речь зашла о вольнонаемных.

Дом ремесленника стоял на отшибе, на небольшом холме. Сбоку имелась пристройка, в нее вела отдельная дверь. Оттуда слышались глухие звуки ударов молотков по доскам. Недалеко от пристройки тлел костер, на горящих углях кипело варево, от которого неприятно пахло: нежный запах луговых цветов заглушала гадкая рыбная вонь. Возле костра маячил прыщавый юноша с едва-едва начавшим пробиваться над верхней губой и на подбородке пушком.

Увидев остановившуюся карету и выходящего оттуда барина, мальчишка почтительно поклонился и кликнул отца.

— Ну, чего орешь? — буркнул появившийся из пристройки крепкий светловолосый мужчина. Увидев подъехавшего барина, тоже склонился.

— Добрый день, — поздоровался Семен.

— Добро пожаловать, Владислав Парамонович. Какими судьбами? — поинтересовался столяр.

— Клей рыбный готовите?

— Да, батюшка, варим, — кивнул мастер. Они с сыном переглянулись. — Заказ получили, — пояснил, не понимая интереса хозяина к его труду.

— Скажи, Саврос, а много ли ты выручаешь за свои изделия? И какую мебель изготавливаешь? Я же правильно понял, что ты делаешь мебель?

— Правильно, Владислав Парамонович. Сборкой телег и саней тоже не брезгуем. Всего помаленьку, — насторожено ответил крестьянин.

— Не хочешь взять учеников?

— Нет, барин, — твердо сказал отец семейства. — У меня трое сыновей. Вот, старшенького, Димку, учу. Там и остальные подрастут.

— А я хочу тебе кое-что предложить. Только прежде скажи своему пацану, что клей сейчас переварится. Нельзя давать ему сильно кипеть.

Саврос глянул на готовившийся на костре рыбный клей и крепко выругался, отчего лицо Димки покрылось красными пятнами. Барин был прав: еще несколько минут, и шестичасовая работа пошла бы в выгребную яму.