К концу варки сам продукт стал золотистого цвета. Дав остыть, девушка выложила массу на доску, смазанную сливочным маслом, и придала ей форму квадрата толщиной около трех сантиметров.

— Пока остановимся. Посмотрим, как будет продаваться на ярмарке, — пояснила она Насте. — А я сегодня на целый день поеду в деревню.

Тут на кухню зашел Захар.

— Доброе утро, барышня, — поклонился хозяйке.

— Доброе утро, Захар. Как продвигаются дела?

— Еще два дома начали разбирать. К нам присоединились мужчины из Озерного. Староста сказал, чем быстрее они подготовят дома, тем быстрее переселятся.

— Старую древесину не выкидывайте, зимой на растопку пойдет.

— Знамо дело, барышня. Дед Василий так же сказал.

На это хозяйка лишь усмехнулась.

— Завтракай, и поедем в деревню, — велела мужчине. — Мне бабушка Полина нужна.

— Я мигом!

— Не торопись. Все девушки ушли в лес?

— Нет, барышня, только часть, остальные должны сейчас подойти для готовки.

— А Петька где? — поинтересовалась Катерина.

— С девчонками в лес с утра убежал.

— Понятно. Я пока в сад схожу, а ты, как позавтракаешь, запрягай лошадь.

Катя вышла из дома, прошлась, осматривая деревья и запущенный огород. Рабочих рук не хватало. Настя умудрилась посеять три грядки овощей, но этого было мало.

— Катерина Львовна, можем ехать, — минут через десять раздался голос Захара.

Вскоре бричка медленно катилась по дороге. Баронесса осматривала засеянные поля, цветущие луга, на которых паслись стада овец, и на душе у нее становилось легко и радостно. Хоть медленно, но дело сдвигается с мертвой точки.

Бабушка Полина встретила хозяйку на заднем дворе. Дед Василий с сыновьями и внуками соорудил стол, на нем сейчас лежал материал, уже отрезанный по размеру и сшитый по краям с трех сторон.

— Доброго дня, барышня, — поклонились старушка и крестьянки, стоящие рядом с ней. Их оказалось шестеро.

— Добрый день. Начнем? — поинтересовалась девушка.

— Как скажете, барышня. Мои ровесницы все умели шить и одеяла, и подушки, а также валять обувку на зиму из овечьей шерсти. Жаль, очень многое позабыто. Но я постараюсь все, что осталось в памяти, передать вам, — обратилась старушка к женщинам. — Перво-наперво нужен специальный стол, на котором можно разложить ткань для будущего одеяла или матраса. Техника у них одинаковая, только пошив немного отличается. Обратите внимание, девчата, нигде ткань не должна свисать.

Бабушка Полина, обошла по кругу стол и, подойдя ближе, показала, что материал лежит изнаночной стороной вверх.

— Почему материал лежит так, вы поймете позже, а сейчас аккуратно вычесанную шерсть начинаем раскладывать по краям, постепенно приближаясь к центру. Отрывайте понемногу и кладите на ткань. Толщина шерсти должна везде быть одинаковая. Как только закончите первый слой, начинайте выкладывать второй, лучше поперек первого. На матрас шерсти уходит около пяти килограммов, а вот на одеяло, в зависимости от толщины и размера, потребуется от двух с половиной до трех. Сюда пойдут все остатки после выборки для прядения.

Женщины слушали и выкладывали шерсть, пока высота не достигла пяти сантиметров. Проверив, все ли правильно выполнили ученицы, старушка пальцем прошлась по всей плоскости, ткнула в нескольких местах и попросила добавить шерсти. Затем женщины с двух сторон стали скручивать материал. Перекинув нижний край ткани на скрученное полотно, они аккуратно его вновь размотали, и, к удивлению Катерины, вся шерсть оказалась внутри одеяла.

— А теперь нужно правильно пришить ткань, чтобы шерсть не гуляла внутри, — продолжила урок бабушка Полина. — Девчата, еще раз проверяем, как лежит шерсть. Если вам не нравится какое-то место, поправьте его и начинайте пришивать.

Старушка поставила двух женщин с краю, и они начали шитье вдоль кромки будущего одеяла, Катерина бы сказала — по периметру. Затем стежок за стежком по два сантиметра стал вырисовываться узор: елочка, ромбы, прямые линии.

— Красота-то какая! — воскликнула Катя.

— Красота — дело второе. Эти стежки скрепляют шерсть, чтобы она не скомкалась, не свалялась. Только так получится хорошее одеяло, которому не будет сносу, — улыбнувшись, ответила бабушка Полина.

— Барин, — окликнул Прохор хозяина, высунув голову в дверной проем, — там родители Софьи Алексеевны прибыли, поговорить хотят.

— Зови. Не держать же их в гостиной, пока я делами занимаюсь.

Невысокого роста худощавый мужчина со светлыми волосами зашел в кабинет, за ним следовала жена — хрупкая забитая женщина, не смеющая мужу ничего сказать поперек.

Семен поднялся и вышел из-за стола приветствовать тестя и тещу.

— Добрый день, Алексей Феофанович, Елизавета Александровна. Прошу, располагайтесь, — пригласил посетителей. Он заранее поинтересовался у Прохора, как зовут родственников.

Управляющий уже ничему не удивлялся. Лекарь предупредил, что у барина потеря памяти, и сколько это продлится — неизвестно.

Тесть сел на диванчик, рядом опустилась его жена.

— Как вы себя чувствуете, Владислав Парамонович? — поинтересовался Алексей Феофанович.

— Благодарю за беспокойство, сейчас намного лучше, — ответил хозяин дома, садясь на свое место. — Вам подготовить комнаты? Погостите?

— Нет, дорогой зять, надолго не останемся. Сами понимаете, работы сейчас много, не уследишь — и крестьяне что-нибудь да наворотят. Мы по другому вопросу.

Мужчина замолчал, видимо, не зная, с чего начать разговор, а женщина всхлипнула.

Семен не торопил. Он предполагал, что речь пойдет о его умершей супруге — странно все же было говорить о незнакомой женщине и называть ее женой, — но ошибся.

— Владислав Парамонович, хотя ваш брак и договорной, вы с Софьюшкой ладили и жили душа в душу. Никто о вашей семье плохого не скажет. Да и вы пострадали только оттого, что спешили домой, узнав о несвоевременно начавшихся родах.

— Что вы хотите сказать? — Семен нахмурился.

— Отдайте нам Катеньку, Владислав Парамонович, Творцом прошу! Заклинаю вас, отдайте дитя! — разревелась женщина. Муж взял ее за руку и слегка сжал, стараясь успокоить.

— Это моя дочь. Почему я должен ее отдать? — холодно спросил хозяин дома.

— Слухи до нас дошли, что девочку голодом морили, и она уже на последнем издыхании была, когда вы это заметили. А у нас Катеньке ни в чем не будет отказа. Творец нам дал только одного ребенка, так пусть хотя бы ее дитя порадует нас на старости, — быстро произнес тесть, видимо, боясь, что зять перебьет.

— Вы женитесь, как наша кровиночка с мачехой уживется? У вас еще детки народятся, и окажется Катюшка в семье лишней, — добавила Елизавета Александровна.

— Лишних в семье не бывает, — отрезал Семен. — Это мой ребенок, и я ее никому не отдам. А по поводу женитьбы спешу вас успокоить: пока даже в мыслях подобного нет. Теперь расскажите, кто сообщил о кормилице?

— Значит, все же правда. А я надеялась, соврали злые языки, — прошептала теща. — Разговоры промеж крестьян идут, так и до наших ушей дошло.

— Не стану скрывать, как только Софья Алексеевна умерла, тут же пригласили кормилицу. Я еще не мог вставать, но узнал чуть позже, что у нее хватало молока только на собственного ребенка, а моя дочь оставалась голодной, — глаза барона сузились, на скулах заиграли желваки. — Крестьянку наказали. Розгами не били — какой бы дрянью ни была, она кормящая мать, — а мужа плетьми отходили. Выяснилось, что он знал обо всем, но ради денег запретил жене говорить о недостатке молока. Сейчас бывшая кормилица ухаживает и за дитем, и за мужем, а рядом с Катюшей другая женщина. Ребенок у нее умер сразу после родов, — Семен помолчал и непреклонно заявил: — Я не против ваших встреч. Приезжайте в гости, общайтесь, как-никак вы ее бабушка и дедушка. Но Катюша останется со мной. Это мое последнее слово.

— Спасибо, Владислав Парамонович, что не отказали в доме, — с облегчением выдохнул Алексей Феофанович. — Мы не будем часто недоедать вам, только по праздникам.