В разговоре возникла неприятная пауза. Мишель смотрел в пустоту затуманенным взором. Лео думал, части головоломки медленно сложились в его голове.

– Дело в твоем брате, отце Жанны? Он погиб на службе? – осторожно спросил Милано. – Ее талант пробудился, когда она узнала об этом?

Граммон вздрогнул, посмотрел на напарника.

– И почему во время следствия тебе не приходят в голову такие озарения? – задал старший следователь риторический вопрос. – Мятеж в Ар-Кури девяносто первого года. Местные пленных не брали, перебили весь гарнизон.

Мишель сжал кулаки.

– Пробуждение таланта всегда связано с сильными эмоциями. Даже я сумел натворить дел, что уже говорить про маленькую девочку с телекинезом… Ты представляешь масштаб катастрофы, Леонардо?

– Когда мой талант пробудился, я спонтанно прочитал здание дворца правосудия за несколько лет. И выдал всю подноготную судьи. Он в тот же день был вынужден подать в отставку. Увы, решение по делу от этого не изменилось, – изучая потолок, как можно нейтральнее сказал Лео.

– За что тебя судили? – с интересом спросил старший следователь.

– Разбой, убийство и кража стеклянных бутылок из-под молока, – зло усмехнулся Милано. – Какого ты обо мне хорошего мнения, Мишель! Это было гражданское дело. Мы судились с военным министерством за пенсию по инвалидности для моего брата. Его ранили во время завоевания Нусита, а потом ампутировали правую руку по плечо. От Республики ему за безупречную службу и проявленный героизм достался медный кругляшок, нашивка и не единого су!

– Вот как, – удивился Граммон. – Вроде бы, тогда как раз приняли специальный закон о компенсации?

– Приняли, – не сказал, а буквально выплюнул Леонардо. – Вот только там черным по белому было написано, что компенсация положена только тем солдатам, которые стали инвалидами на «новоприобретенных территориях». Шарля ранили в Нусите, потом переправили в Мараксес. Там и провели ампутацию. А так как эта колония уже полвека принадлежит нашему славному государству, то по закону никаких выплат не положено. Так и сказала нам эта сволочь в мантии.

– Прими мои соболезнования, Лео, – сказал Мишель.

– Спасибо, – вздохнул Милано. – Иронично, но именно моя зарплата позволяет семье сводить концы с концами. Хоть какой-то толк был от того подонка.

«Еще бы не пришлось отправлять родителям две трети от нее. Вообще было бы прекрасно», – подумал Леонардо.

Повисла неловкая пауза. Спустя минуту молчания старший следователь продолжил рассказ:

– Я увез Жанну с ее матерью из родного городка. Слишком громкая вышла история, – нехотя сказал Граммон. – Она сильная, но переезд в столицу дался ей тяжело. Еще и невовремя проснувшийся талант. Даже в спецшколе на нее косились, чего уж говорить про обычную жизнь.

«Намекаешь, что я просто оказался первым парнем, который рискнул подойти к взрывоопасной красавице? И дело только в этом?» – мрачно подумал Леонардо.

– Опять не о том думаешь, салага, – вздохнул Мишель, по лицу угадавший мысли напарника. – Жанне придется меня хоронить. Неприятно, но факт. Я не хочу, чтобы в день памяти она носила цветы на мою могилу и на могилу своего мужа. Возможно, держа за руку ребенка. Хуже участи для нее представить я не могу. Понимаешь, о чем я, Леонардо?

– Понимаю, – нехотя ответил Милано.

– Быть женой военного – самое поганое для женщины. Легче легкого стать вдовой. Моряк, полицейский, надзиратель – немногим лучше. Такой участи я племяннице не желаю, – твердо сказал Мишель.

– Может, позволите ей выбирать самой, – резко, даже слишком резко сказал Милано. – Она уже взрослая девушка.

– Способная легким движением руки отправить кого-то в полет с третьего этажа, – глухо сказал Мишель.

– Что? – не понял Леонардо. – О чем ты?

– Ничего, не важно, – сказал старший следователь. – Просто подумай, салага. В академии вас этому не учили, но пора заняться самообразованием.

Тон каким это было сказано очень не понравился Лео.

– О чем я должен подумать? – сухо спросил младший следователь.

– О том, что девушки созревают гораздо раньше мальчиков, – неожиданно рассмеялся Мишель. – Просто погулять и посмотреть на звезды, как говорят на островах, не получится. Готов ли ты к дальнейшей жизни с Жанной? Моя племянница – девушка с характером, учти это.

– То есть до этого ты пытался воззвать к моему разуму, а сейчас пытаешься запугать? – сложив руки на груди, спросил Леонардо.

– Запрещать вам, молодым, что-то глупо. Только спровоцирую. Нет, я просто советую тебе подумать. Хорошо подумать. Взвесить все риски. С нашей службой легко можно оказаться в дешевом гробу или калекой с пожизненным проклятьем. Сегодня ты должен был это понять.

– Да понял я! – сорвался на крик Лео.

– По-моему, нет, – покачав головой, невозмутимо сказал Мишель. – Подумай об этом, салага. Хорошенько подумай. И я не только про Жанну, но и про службу. Я много раз радовался, что остался, но еще больше жалел о том, что не ушел.

Леонардо нечего было на это ответить, он просто кивнул.

– И да, напоследок, – встав со своего места, сказал Граммон. – Независимо от твоего решения… Если ты обидишь Жанну, то я от тебя мокрого места не оставлю, Милано.

Как только старший следователь вышел из кабинета, Лео устало откинулся в кресле.

Он ожидал совсем другого разговора. Грязных ругательств, угроз и требований в духе «не приближайся к ней на пушечный выстрел!». Естественно, его такие угрозы не остановили бы, только раззадорили. Тут дядя Жанны был прав.

А вот откровения от Мишеля порядочно его выбили из колеи. Да еще и эти слова про службу.

Только сейчас до Милано дошло, что сегодня он имел все шансы умереть. Промедли он одно мгновение, или возьми букмекер прицел поточнее, то увозили бы в больницу его. Или сразу же в крематорий.

От этой мысли стало неуютно, жутко. Поэтому Лео поспешил прогнать ее прочь.

Вот только она не хотела уходить. Она нарастала. И если собственная смерть Милано пугала, то мысли о дальнейшей судьбе семьи приводила в ужас. Родители даже с его деньгами сводили концы с концами с учетом калеки-сына и двух маленьких дочерей. Глупо и в этот раз рассчитывать на пенсию…

И что бы произошло с Жанной, если бы ополоумевший букмекер попал в цель? Что-то Леонардо подсказывало, что ни о каком шантаже речи бы не шло. Все было бы гораздо хуже.

От этой мысли на душе стало еще поганее.

С Жанной они в тот день больше не увиделись. Мишель увез ее домой.

Чтобы не забивать голову лишними мыслями, Милано погрузился в работу. Увы, безрезультатно. Бумаги не дали ему ничего нового.

Вернулся он домой совершенно разбитый. Фляжка Граммона нашлась под кроватью.

– Надо будет потом вернуть, – пробормотал Лео, отвинчивая крышку.

Снов не было. И этому Милано был искренне рад.

Встать с утра оказалась ожидаемо тяжело. Приняв душ, младший следователь отправился на службу.

«Уже все всё знают», – с раздражением подумал Лео, ловя удивленные, недоуменные и даже восхищенные взгляды сослуживцев. – «Имея ресурсы всех служб Республики, мы не можем найти малефика, зато уже все знают про меня с Жанной».

Мишель был зол, как легион демонов, но причиной этому был не Лео.

– Бастон сорвался с цепи, – огорошил его Мишель. – Сегодня ночью попытался арестовать всю троицу. Ни с кем не согласовал, действовал своими силами.

– Merde, – оценил Милано. – Есть результаты?

– Это мы сейчас и узнаем. Я уже сообщил директору, он отправился к министру. Мы же поедем прямо к комиссии. Кардинал дал мне карт-бланш. Беги к штурмовикам, будем выяснять отношения с этими высокомерными ублюдками в их компании, – кровожадно улыбнувшись, сказал старший следователь.

Центральный офис республиканской контрольной комиссии представлял из себя типичную новостройку. Абсолютно безликое пятиэтажное здание. Маленькие комнаты, узкие коридоры и толпы людей – вот что их встретило внутри.