— Да? — искренне удивилась она, — кто на этот раз?

— Это мы очень скоро выясним, — уклончиво ответил я.

Ответ ей явно не понравился, но спорить она не стала.

— Прошу тебя, если будешь арестовывать тех, кто служит мне, сообщать мне об этом, — попросила она.

— Это маловероятно моя любимая жена, — я ей спокойно улыбнулся, — в этот раз похоже предали мои.

— В этот раз? — она с возмущением на меня посмотрела, — мне не нравится, как это звучит.

— Знаешь мне тоже, — согласился я, — возможно мне стоит ужесточить наказание за государственную измену.

— Она и так сейчас карается смертной казнью, — напомнила мне Хатшепсут.

— Вот именно дорогая, вот именно, — задумчиво ответил я так, что тут испугались уже все вокруг.

Она быстро похватала кусочки еды и попрощалась, а я остался, поскольку до конца расследования всё равно не было желания ничего делать. Нужно было понять масштабы трагедии, которая на меня обрушилась. В этот раз было больнее всего, поскольку это был даже неблизкий, а самый ближайший мой круг. Сердце томительно и тревожно сжималось в груди, а во рту всё время ощущался мерзкий привкус крови.

— Мне нужно работать, — я поднялся из-за стола, и на выходе мы столкнулись с собранным и решительным верховным визирем.

— Мой царь, — низко поклонился он.

— Ты ко мне? — я отмахнулся от его приветствий.

— Да, мой царь, прибыли тирские корабелы от госпожи Небамон. Я хотел обсудить с Его величеством и господином Яхмосом, где их лучше разместить и использовать, — склонил он голову, — ну и нужна подпись обоих царей. Проект перестройки Фив готов со всеми замечаниями Его величества, что он высказал недавно.

— Идём посмотрим, хотя бы отвлекусь, — обрадовался я работе и под ворчание Бастет отнёс её в свой рабочий кабинет.

— За измену своему царю бывшая царская жена Хумай лишается своего имени, отныне её можете называть просто Бродяжка, — три глашатая зачитывали приговоры весь день и изрядно утомились. Казни шли беспрерывно с самого утра и уже отрубили головы ста человекам, после того как прежде их лишали имени, чтобы они не могли им воспользоваться в Дуате.

Глашатаи порядком устали, но были рады, что это был конец списка, поскольку последними шли основные зачинщики или неудавшиеся исполнители.

— За измену своему царю бывший первый жрец Амона Пуимра лишается своего имени, отныне можете его звать Толстяк, — продолжил один из них и почти сразу, верещавшего от ужаса бывшего жреца солдаты вытащили из небольшой оставшейся группки пленников и бросили на плаху.

Человек, с новой должностью, дарованной ему лично царём Менхеперра, но необычно звучавшей для всех — палач, вытерев пот с лица, взмахнул топором и новая голова покатилась по помосту, заливая кровью и без того испачканное дерево, на котором уже собрались тысячи мух.

— За измену своему царю бывший распорядитель дворца Бенермерут лишается своего имени, отныне можете его звать Слуга, — продолжил другой и новая голова отделилась от тела. Его родственники успели сделать это ранее, так что старик даже не сопротивлялся, когда его отвели к палачу.

Когда голова последнего казнённого упала на помост, который мастер соорудил по моей подсказке с такой любовью, что я, лично курировавший его постройку, как и обустройство плахи и создание бронзового топора специальной формы, чтобы головы им было легче отрубать, предложил ему новую должность при дворе и мастер тут же согласился. Это был пятый человек, фанат своего дела, которого я нашёл, но вот то, чем ему предстояло заниматься, меня не сильно радовало, но похоже другого выбора у меня попросту не было.

Всё оказалось до банальности просто. Проклятый Пуимра, который поняв, что я скорее всего помирюсь с остальным жречеством после своего похода и неудавшейся попытки подставить через своего сообщника Сеннефера, царя Хатшепсут передо мной, решил немного скорректировать свои планы, устранив сразу меня. Последний раз я поговорил со жрецами очень хорошо, а он сам с ними останется в очень плохих, поэтому видимо он почувствовал, как место под ним зашаталось. Ведь как я мог помочь ему на него взойти, так и легко оттуда и выкину. А потому он налил сладких слов в уши Бенермеруту, которого он убедил в том, что такой человек, как он, спасший неоднократно царя, достоин большего, а я скотина такая неблагодарная дал ему лишь должность и дом в столице. Не знаю как, но старик на это повёлся и вскоре по подсказке того же жреца нашёл ключи к нескольким моим жёнам, которые со мной были лишь раз и родив ребёнка больше не попадали в мою кровать, чем сильно были недовольны, поскольку я после этого забыл об их существовании и не давал им ни новых титулов, ни других благ, которые они желали от меня получить. С ровно тем же самым они подошли к Хумай и на общей теме детей убедили её, что я изменился так сильно, что больше ими всеми не интересуюсь, не люблю их, поскольку набрал себе наложниц в Митанни. Влюблённая дура, с которой мы последнее время и правда редко виделись, по причине моей занятости и походов, поверила этому и согласилась помочь убить меня, чтобы её ребёнок стал претендентом на трон Египта, поскольку в дальнейших планах заговорщиков было избавиться от второго царя, пусть это не получилось у них вначале с историей про отравленный шип в кольце.

Ну и вишенкой на торте были мои собственные легионеры, которые в составе сотни охраны, остались во дворце в то время, когда я сам покорял Ханаан. До них дошли вести из писем, что их службу реформируют, а конкретно их скорее всего отправят на стены вместо удобного и теплового местечка в царском дворце. Узнав об этом, Пуимра нашёл добрые уши и среди них, так что обещания того, что они останутся на своих местах после моей смерти и большая сумма золота в придачу, решили всё в пользу моей скоропостижной смерти. Они кстати и принесли кинжал для Хумай и должны были держать меня, пока она меня убивает. Сами они на подобное просто не решились.

Вот так — глупость, тщеславие, ложь и обманутая любовь, привели к тому, что были казнены не только те, кому я верил, как самому себе, но и к полному реформированию всех служб дворца. Так что нельзя сказать, что в целом это событие не принесло мне пользы. Да, пусть в моральном плане я был подавлен и даже в небольшой депрессии, меня ничто больше не радовало в жизни, зато под это я сделал то, что давно хотел. Убрал и сократил все дублирующие канцелярии Нижнего и Верхнего Египта, сделав единую структуру с разветвлённым подчинением, сократив таким образом бюджет содержания государственных служащих в два раза! И ведь даже никто не пискнул! Все только радовались, что казни и репрессии семей и Родов, непричастных к заговору против царя, их обошли стороной.

Кроме этого, нами с Хопи было решено, что в поход теперь будут уходить все легионеры без исключения, а охранную службу на моей половине дворца, на это время будут нести меджаи. Которые кстати весьма помогли Хопи и мне в расследовании этой истории. Господин Пенре был в высшей степени щепетилен и всё проверял по нескольку раз, поскольку понимал, с кем ведёт допросы. К сожалению, о чём мы узнали сначала от карлика, затем от Миннахте, оказалось правдой и потянув за эту ниточку, идущую от Бенермерута, мы наконец распутали весь довольно большой клубок. Итогом расследования стали массовые казни всех, кто хоть самую малость был причастен к заговору. Их семьи лишались всего имущества и были изгнаны из Египта навсегда, пощадил я только своих детей от казнённых жён. Отдав их на воспитание Хатшепсут. Она всё равно этим занималась, так что прибавление ещё шестерых не сильно её затруднило. Царь с пониманием отнеслась к моей просьбе и без всяческих уговоров согласилась.

— Мой царь, — раздался рядом голос, зовущий меня несколько раз.

Я встряхнулся, избавляясь от раздумий и посмотрел на Рехмира.

— Народ ждёт Его величество, — он показал на десятки тысяч людей, которые пришли посмотреть на центральную площадь Фив небывалое зрелище — казнь через отсечение головы, которая была очень кровавой и запоминающейся, а если добавить к этому ещё и лишение имени, чтобы человек точно не попал в Дуат после смерти, то уровень моей жестокости оценили все вокруг, ходя теперь вокруг меня только на цыпочках.