— Накажи сам, только не сильно, больше для профилактики.

— Сделаю мой царь, — улыбнулся он и вышел следом.

— Полей мне воду, — обратился я к ближайшему легионеру и тот с радостью бросился помогать.

Фыркая и вытираясь, я умылся сам, к сожалению оставшись не бритым, но что делать, такие были походные условия. Переодевшись в чистое, я вышел наружу, столкнувшись с идущими порознь, весьма грустными наказанными. Позади них шёл Хопи, подбадривая их ускорить шаг короткой, но гибкой палкой. Поклонившись, они стараясь не встречаться со мной взглядами, быстро юркнули в шатёр.

Я покачал головой и пошёл к палатке центурионов, мне нужен был Иамунеджех. Оказалось, он занимался поставкой продовольствия иудеям, как я вчера и повелел.

— Великий царь, — ко мне подъехал на колеснице Тушратта, — я посчитал, что могу быть полезен Его величеству.

— И оказался прав, — я кивнул и вскочил на колесницу, — к лагерю иудеев.

Митаннийский принц щёлкнул вожжами и мы быстро промчались мимо шатров и навесов нашего лагеря, затем проехав засыпанную небольшую часть рва, чтобы по узкой дороге могли проехать колесницы, а также повозки и поехали к огромному колыхающемуся морю людей.

Почти тут же ко мне присоединились колесницы Менхеперресенеба, образовывая каре, так что мы сильно опередили моих пеших охранников, прибыв к лагерю иудеев первыми. При виде меня все опускались на колени и это происходило в виде целой волны. Египетские колесницы и стоящий рядом с ними целый караван повозок с ослами я увидел первым, показав править туда Тушратте.

— Мой царь, — Иамунеджех мне поклонился, а вот все купцы, наёмники, слуги, рабы караванов, а также иудеи, опустились на колени.

— Можете встать, — сказал я, подъезжая ближе к своему военачальнику.

— Мой царь, я собрал у вождей потребности и обеспечиваю их исходя из наших возможностей, — отчитался он.

— Благодарю Иамунеджех, — поблагодарил его я.

— Мой долг служить Его величеству, — склонился он.

— На два слова, — отозвал я его и мы отъехали от всех, временно ссадив с колесницы митаннийского принца.

— Мой царь, — Иамунеджех внимательно посмотрел на меня, понимая, что я просто так не приехал бы сюда лично.

— Им отдавай всю просрочку и всё не свежее, — я спокойно посмотрел на него, — никаких хороших продуктов или тем более дорогих. Хотят хорошее, пусть платят.

— Понял мой царь, — он ни капли не удивился моему приказу.

— Как себя ведут их вожди?

— Спокойно, подобострастно, — задумавшись на секунду, кратко ответил он.

— Вернёшься, поговори с центурионами, пусть обеспечат движение их войска по нашим следам. У меня нет надежды, что они поспеют за легионерами, но пусть хотя бы будут в резерве.

— Они спрашивали у меня возможности обговорить порядок движения войска с Его величеством, — задумчиво ответил он, — значит ли приказ моего царя, что я отвечу им отказом?

— У меня нет желания больше, чем это необходимо, встречаться с иудеями, — тихо сказал я, — поэтому не приказываю, а прошу тебя взять на себя это общение и взаимодействие их с нашим войском. Если ты согласен, Танини огласит приказ по войску, сделаем тебя временным трибуном.

Лицо Иамунеджеха вытянулось, он осторожно спросил.

— Произошло что-то, мой царь, чего я не знаю? — тихо поинтересовался он.

— Так что скажешь? — я проигнорировал его вопрос.

— Я выполнил бы и приказ с радостью, что буду полезен Его величеству, — Иамунеджех внимательно на меня посмотрел, — а просьбу своего царя, выполню со всем старанием и приложу все силы.

Я снял золотой браслет и показав дать мне свою руку, надел его ему сам.

— Если нужна будет помощь, мой шатёр для тебя открыт, — подмаслил я его, видя, что военачальник страшно горд личным поручением.

— Моё сердце и душа, принадлежат моему царю, — поклонился он даже ниже, чем требовалось.

Я кивнул и развернув колесницу, принял на борт ожидающего меня Тушратта и поехал обратно к лагерю. Видя, что парень на меня изредка косится, я не выдержал.

— Что тебе интересно?

Принц смутился, но видя, что я продолжаю на него смотреть, сказал.

— Мой вопрос возможно будет нескромным Твоё величество, я страшусь задеть им Великого царя.

— В любом случае, лучше на него отвечу тебе я, чем ты это услышишь из сплетен, — я пожал плечами.

— По статусу ли царю, лично вести дела с иудеями и финикийцами? — смутившись, поинтересовался он, — в нашем царстве их даже не считают за людей.

— Я буду вести дела даже с богами и демонами, если это поможет мне победить, — ответил я, не соврав ни в слове, но парень, глядя то с каким спокойствием я это сказал, открыл рот.

— И Его величество не волнует, что будет с его душой? — поинтересовался он.

— Я-то, как раз это знаю Тушратта, — хмыкнул я, — и мне, в отличие от обычных людей, не о чем волноваться.

Рот парня открылся, закрылся и он снова стал смотреть на дорогу, побоявшись продолжать разговор.

Как и было оговорено, через несколько дней, легионы снялись с лагеря и вместе с предоставленными от иудеев проводниками отправились захватывать все города, которые были поблизости и не принадлежали им. Самое смешное было в том, что пока сборная, слабоуправляемая солянка из ополченцев доходила до обозначенного города, он уже был нами взят, поскольку стены городов были не больше пяти-шести метров и наша тактика ночных штурмов с захватом ворот прекрасно работала. Две-три ночи и города падали к моим ногам, разоряемые под ноль и население которых угонялось в Египет вплоть до женщин и детей. Никакие мольбы уже после захвата города не помогали, я был неумолим. Если город открывал ворота и присягал мне, принося всем населением личную вассальную клятву, мы составляли договор, мне платили выкуп и не тронув население уходили дальше, но если город пытался сопротивляться, исход всегда был один. Полное разграбление и опустошение.

Когда мы взяли двадцать небольших городков с населением до пяти тысяч, ко мне иудеи стали присылать запросы через Иамунеджеха, о возможности поговорить. Но я всё игнорировал пока мы не подошли к Йевусу, или как я единственный тут его называл Иерусалиму, принадлежавший сейчас иевусеям, которым я задолжал тележку с золотом за помощь в захвате Силома. Город был много больше, чем прежние здесь, наличествовал даже земляной вал, пусть и не такой внушительный, как у Мегиддо. Но всё равно он был, а это значило, что осадные башни становились бесполезными, можно было использовать только таран, который можно было подвести по дороге к воротам и собственного говоря подкопы.

Пока я думал об этом, со стен города заметили разворачивающуюся из походного режима армию, которая неспешно стала ставить лагерь на местах, где обнаружилась питьевая вода и к нам сразу отправили парламентёра. Ему навстречу выехал Менхеперресенеб, который довольно быстро вернулся.

— Иевусеи интересуются, что делает Его величество под стенами их города? — с усмешкой спросил меня он.

— Ответил, как мы и обговаривали? — спросил я.

— Да мой царь, — улыбка на его лице стала шире, — что Его величество прибыл лично, чтобы отдать свой долг. Правда они почему-то запереживали, сказали, что им золото не слишком уже и нужно.

— Мне всё равно, ты знаешь, — я показал Небсению доставить повозку, гружённую сундуками с золотыми украшениями к переднему краю строящегося лагеря, чтобы легионеры подвезли её затем ближе к самому городу, — я обещал им плату за их труды и я её отдам, хотят они этого или нет.

— Я так и сказал мой царь, — Менхеперресенеб рассмеялся, — но они от этого испугались почему-то ещё больше и уехали, заодно отказавшись от милости, дарованной Его величеством Менхеперра, стать его подданными.

Тем временем легионеры дотолкали тележку до стен и оставив её, вернулись обратно. Сначала долго ничего не происходило, но вскоре ворота открылись, оттуда вывели двух ослов, которых впрягли в эту тележку и вскоре золото оказалось в городе, а ворота снова закрылись.