Когда всё с таким трудом было создано и собранно, в горн снова поместили деревянные поленья и дождались, когда в нём будут уже пылать угли. Положив медный поднос с костной мукой, я ждал, когда же она прокалится. Ближе к ночи, когда всё остыло, я посмотрел при свете лампы, что да, цвет определённо поменялся, похоже я справился. Обрадовавшись, я пошёл спать, чтобы следующим утром приступить к кладке печи для обжига керамики. Тигели я приказал делать из той же нильской глины, только когда её замешивали я поднёс к яме руку с костной мукой, и только потом до меня дошло, что я не знаю нужных пропорций.

— Бл…ть.

Сколько я не напрягал память, это никак не приходило в голову, так что оставался самый долгий путь — путь проб и ошибок. Сделав разное соотношение костной муки и глины в десятке заготовок, я всё установил в печке, где внизу разожгли костёр и пламя снизу проходило вдоль кирпичных стенок и установленных на кирпичных выступах тигелей, на которых я нанёс номера, чтобы не перепутать, где какой состав использовался.

На всё это ушёл ещё целый день, плюс ещё день я ждал, когда всё остынет. И только утром третьего дня, я проснулся рано, поскольку не мог дольше ждать и бросился к печи, чтобы вытащить оттуда первый прокопчённый тигель, отмыв который я узнал две вещи: у меня что-то получилось, поскольку изделие явно стало из глиняного керамическим, но вот что? Этот красный предмет не был похож ни на что, что я видел раньше, ну и второе, он был треснутый. Доставая остальные, я понял, что они треснули все, поскольку не было ни единого целого предмета. Стало понятно, что я где-то нарушил технологический процесс. Ещё одна загрузка, с разными составами ни к чему не привела, всё было по итогу потрескавшееся. Я загрустил и стал думать, где ошибка и как это можно исправить.

Помощью и спасением для меня стало возвращение Меримаата и Бенермерута, приведших с собой целых десять мастеров различного плана, парочка из которых были гончарами. Увидев мои творения, они разумеется ничего не сказали, всё что они попросили, дать им время сделать всё самим. Что я конечно с радостью позволил.

Они с помощью стариков сделали свою печь, замесили глину без всяких костей и уже на третий день достали мне из неё целёхонький толстостенный тигель, какой я и просил. Приняв предмет, я сделал лицо кирпичом, осмотрел его и признал годным. Можно было приступать к следующему шагу. Пока я был занят, то заставил их сделать мне ещё две наливные половинки формы из глины, в которую поместили глиняную же форму серпа, щедро обмазанную воском. Когда мы их разомкнули, после того, как они засохли и схватились, то я с удовольствием увидел, что хоть что-то правильно помню из будущего. Две смыкающиеся формы, в которые теперь можно было лить расплавленную медь, чтобы получить лезвие серпа, были полностью готовы.

Достав куски меди из предметов украденных в пирамидах, я положил их в тигель и поставил мастеров посменно качать меха, загоняя на угли воздух. Весь результат, который я добился — это слегка пожелтевшая медь в тигеле. Плавиться она не пожелала, хотя и угли были раскалены до предела и воздух на них загонялся, но каменный цветок всё равно у Данилы мастера не выходил. Распустив своих помощников, я отправился думать, поскольку всё начинало бесить из-за вечных проблем с этим процессом. Реальность оказалась куда сложнее, чем я это себе представлял вначале, легкомысленно пообещав что-то придумать с инструментами для сбора урожая. Ко мне в это время никто не подходил, поскольку боялись. Я творил что-то непонятное, а влезать в дела богов, тут дураков не было.

— «Не хватает температуры, — наконец понял я причину своих проблем, — её снова просто не хватает».

Став вспоминать, как её можно повысить я почти сразу из школьной программы подумал на каменный угль, но поскольку взять его было не откуда, то стоило подумать о древесном. Всё, что я о нём знал — его нужно было делать из дров, которые нужно готовить для этого без доступа кислорода. А это значило что? Правильно, снова уже ненавистный мне путь проб и ошибок.

Заставив утром выкопать недалеко от кузни, которую все здравомыслящие египтяне обходили за сотни метров вокруг, несколько ям, я приказал в каждой устроить костры. Когда целые стволы акаций превратились в угли, сверху я стал накидывать более мелко порубленные куски и затем накрывать это всё разными предметами. Где-то на жерди постелили тростник, засыпав потом землёй, где-то кожу с дёрном, где-то глину и в итоге, смотря как из этих ям вырывается чёрный удушливый дым, я сказал окружающим меня людям, что вернёмся сюда завтра.

Все новенькие мастера давно с ужасом на меня смотрели, но никто не смел уйти сразу по нескольким причинам. Местные, кто тут был давно, быстро им растолковали, кто есть кто, так что по утрам, кто работал на меня понуро возвращались обратно, поскольку выхода отсюда другого не было. Беглых рабов или слуг просто не существовало, по простой причине, бежать было некуда. Кроме моего поместья на дни пути вокруг ничего не было, а на баржу или лодку их никто без средств не взял бы. Вот и оставалось бедолагам участвовать, как мне шёпотом потом рассказывал Рехмир, в колдовских ритуалах богов. Ни у кого в поместье не было ни капли сомнений в том, чем я тут занимаюсь.

Наконец, когда из ям перестал идти дым я разобрав их и увидел, что самый лучший древесный уголь получился там, где верх был обмазан глиной. Его я и набрал для второй плавки меди. В этот раз дождавшись, когда древесный уголь разгорится, а мехами поддерживается ровный и постоянный жар, я принёс и поставил тигель, зажимая его между двух связанных палок. Очень быстро медь стала плавиться и только я обрадовался, что у меня получилось, как раздался громкий щелчок, перепугавший всех кто был в кузне и медь вылилась на угли. Тигель лопнул, не выдержав температуры.

— Бл…ть, — я сел на табурет и схватился за голову руками.

— Ебу…я древность, — слова сами полились из меня рекой, — как же ты меня заеб…а. Когда бл…ть вся эта ху…я наконец кончится.

Я продолжал долго, но уже один, поскольку все до единого мастера знали, что если я начинаю говорить на непонятном и главное страшном, по их мнению языке, то я разговариваю с другими богами и лучше в этот момент меня не трогать и вообще быть как можно дальше.

— Что бл…ть в этот раз не так? — задал я сам себе вопрос, — какого х…я тигель лопнул? Он ведь должен выдерживать высокие температуры!

Посидев и подумав, я решил, что он возможно был некачественный, а потому взял второй и проделал ровно ту же операцию, с ровно тем же результатом. Второй тигель также лопнул на кусочки, как только стала плавиться медь. Это не могло быть совпадением, а значило, что я пришёл ровно туда откуда вышел. Мне нужен был тугоплавкий тигель. Снова.

— Ну ведь не зря же я про кости эти вспомнил? Ведь от чего-то мне это пришло в голову? — задавался я вопросом к самому себе, — может стоить попробовать прокалить муку, под более высокой температурой?

Позвав снова помощников, я заставил их жечь древесный уголь и уже на нём, смотря чтобы не расплавился бронзовый поднос, прокалить костную муку, которая прямо на моих глазах внезапно стала становиться всё белей и белее, пока наконец я не снял поднос с печи, поскольку металл едва не потёк. Подождав, когда всё это остынет, я перебрал теперь уже более сухое вещество между пальцев. В этот раз оно явно стало другим по структуре.

Обрадовавшись, я тут же приказал замесить мне глину с разным количеством в ней нового порошка и спустя три дня получил потрясающей красоты тигели. Которые были красновато-белыми, изумительно звучали, если по ним ударить металлической ложкой и главное для меня, что те в которых было 30 % порошка из прокалённых костей, были ещё и прочными. Все гончары, когда разглядывали их просто открывали рты от получившегося качества. Поставив этот тигель в горн и наложив в него меди, я вскоре увидел, как он лопнул и металл снова пролился на угли.