— Вы сами, Дина Ефремовна уже определились, или ещё нет? — спросила она ассистентку.

— Нет. Уж больно неординарный случай.

— Объемный?

Дина Ефремовна вопросительно подняла брови.

— Сочинение объёмное, ну которое у вас спорное? — переспросила Аделина Карловна.

— В том-то и дело, что нет. Две с половиной страницы.

— Это при том, что мы постоянно им напоминаем, что правилами требуются сочинения объёмом не менее трёх страниц.

— Вы пропустили одно слово, уважаемая Аделина Карловна.

— Да? И какое?

— В правилах написано, что в исключительных случаях принимаются на рассмотрение приёмной комиссии сочинения объёмом меньше трёх страниц.

— А у нас исключительный случай?

— Как по мне, так да, — ответила Дина Ефремовна. — Не желаете посмотреть?

Аделина Карловна Вегнер, доцент кафедры русского языка и литературы Мугромского пединститута тяжело вздохнула и взяла протянутую ей работу. Она привычно пролистала сначала черновик. Тот был весь исписан и содержал восемь страниц текста.

«И она не могла написать ещё два-три предложения, чтобы выполнить норму по объёму? — спросила себя Ада. — Что за ерунда? Это что же такое должно было случиться, чтобы не сделать этого. Несколько нейтральных фраз и объем был бы набран. Вот, что за дуры иногда встречаются? А ты страдай, голову ломай, как их вытащить из той задницы, куда они так стремятся».

Обругав мысленно неведомую ей абитуриентку и облегчив себе тем самым душу, она перешла к чтению собственно сочинения.

«Я сирота и не помню своих родителей …

……………………………….

Подводя итог, могу сказать, что Великая Отечественная война в моей жизни — это сама моя жизнь и вот эта песня, и ещё ощущение того, что не вернулся мой парень с той войны, а я все жду его и жду. Продолжаю надеяться и ждать.

«Снова весь фронт раскалён от огня

Лупят зенитки три ночи, три дня.

А в гимнастёрке на снимке

Ты обнимаешь меня.

………………………………….

Где мы с тобой танцуем вальс, где мы с тобой танцуем вальс,

Где мы с тобой танцуем вальс в мажоре».

Аделина впала в задумчивость. Мысли сумбурно скакали в её голове и никак не могли вернуться к обычному спокойному логичному анализу прочитанного стихотворения.

— Ну, что скажете, Аделина Карловна?

Та посмотрела на Дину Ефремовну и затем молча аккуратно свернула работу и в правом верхнем углу первой страницы чистовика, где специально было оставлено место для оценок, написала 5/5 и расписалась.

— А что скажет Изольда Мироновна? Вы же знаете, что все двоечные и пятёрочные работы проверяются председателем предметной комиссии.

— Ну, это легко узнать. Отнесите работу к ней и попросите проверить её прямо сейчас.

Дина Ефремовна Конопко взяла работу и пошла к Середе, профессору и заведующей кафедры русского языка и литературы Мугромского пединститута, которая работала в соседней аудитории. Аделина Вегнер смотрела ей вслед и думала: «Если эта грымза снизит оценку, то это будет последней каплей, и я напишу заявление об уходе. Поработаю в школе. Переехать бы в Екатеринбург, ведь приглашали же меня в Уральский университет на филфак, и вакансия была. Осталась здесь из-за мужа. А может всё-таки попробовать ещё раз, пока ещё молода, могу и докторскую написать, причём в Екатеринбурге это будет сделать мне намного проще».

Ушедшую в свои мысли Вегнер вернули к действительности визгливые крики Середы, доносившиеся до них из соседней комнаты:

— Да, что она себе позволяет? Я это так не оставлю. Нужно проверить, нет ли у неё корыстного интереса к этой работе.

Потом послышался успокаивающий голос Дины Ефремовны, которая что-то монотонно бубнила, время от времени перебиваемый высоким неприятным голосом профессора Середы. Но, разобрать слова было уже трудно. Однако, накал страстей не угас и в рабочую комнату, отведённую для членов предметной комиссии вернулась ассистент Конопко, с красным от гнева лицом.

— Я пишу заявление об уходе, — заявила Конопко. — Меня за всю мою жизнь так не унижали.

— Вас не отпустят, — сказала Аделина Карловна. — Вы ещё три года не отработали после аспирантуры. А вот я уйду и меня никто не удержит. Меня, конечно, принудят отработать один семестр, так что до Нового Года мне не уйти. Какую оценку она поставила?

— Двойку, — ответила Дина Ефремовна. — Тема не раскрыта, по её мнению.

В это время в комнату, где работала предметная комиссия зашёл ректор мединститута, товарищ Воробьёв, секретарь приёмной комиссии, товарищ Данилюк, сопровождаемый, секретарём парткома мединститута, товарищем Черепковым.

— Здравствуйте товарищи экзаменаторы, — поздоровался с членами предметной комиссии ректор мединститута, товарищ Воробьёв. — Как успехи наших абитуриентов. Справились ли они с сочинением?

Сидящие в комнате экзаменаторы поздоровались и больше никто не проронил ни слова. Воробьёв недоуменно посмотрел на Данилюка и вопросительно поднял брови:

— Кто у нас председатель предметной комиссии?

— Профессор Середа Изольда Мироновна из нашего пединститута, — ответил Данилюк.

— И где она?

Данилюк пожал плечами.

— В соседней комнате она, — ответила на вопрос Аделина, — очередную порцию нашей кровушки переваривает.

Аделина встала и сказала, обращаясь к ректору:

— Моя фамилия Вегнер, я член предметной комиссии. Обращаюсь к вам официально, как к председателю приёмной комиссии. Я прошу освободить меня от обязанностей члена предметной комиссии по русскому языку и литературе. Я выражаю протест председателю комиссии, профессору Середе и несогласие с её единоличными решениями. Спорные работы не обсуждаются, мнения рядовых членов комиссии не учитываются.

— Я вас выслушал, товарищ Вегнер, — ответил ей ректор. — Я прошу вас не торопиться с решениями. Дайте мне время разобраться в ситуации.

Он вышел из комнаты и за ним последовала вся его свита. Выходящий последним Данилюк бросил напоследок на Вегнер укоризненный взгляд, как бы говоря: «Могла бы сначала мне пожаловаться».

21 августа 1954 года, суббота, 16–00, кабинет ректора мединститута. Идёт экстренное совещание членов приёмной комиссии. Слово берет ректор.

— Я кратко изложу суть дела, по которому мы сегодня здесь собрались. Вчера наши абитуриенты писали сочинение и вчера же работы были зашифрованы и переданы на проверку. Мы с товарищами Данилюком и нашим парторгом, товарищем Черепковым зашли к экзаменаторам проведать их, пообщаться, узнать предварительные результаты, прочувствовать атмосферу работы предметной комиссии. Ещё на стадии формирования предметной комиссии были сигналы о не простом характере профессора Середы, её нетерпимости к чужому мнению. Однако, она в городе единственный профессор по этой специальности. И мы решили рискнуть, предложив ей возглавить предметную комиссию, хотя обычно мы приглашали профессора из Казани или Екатеринбурга.

Ректор прервался, плеснул себе в стакан водички и сделал пару глотков, после чего продолжил:

— Эта была преамбула. Вчера, доцент Вегнер, член предметной комиссии заявила протест. Она считает, что спорные сочинения нужно обсуждать всем коллективом предметной комиссии и ставить оценку с учётом мнения всех членов комиссии. В некоторых случаях, в которых не было достигнуто единого мнения проводить открытое голосование. Профессор Середа полагает, что её мнения вполне достаточно и оно обсуждению не подлежит. Как вы знаете, окончательное решение в конфликтных ситуациях принимается приёмной комиссией.

Поднялся лёгкий шум. Члены комиссии обсуждали между собой слова ректора. Ректор постучал карандашом по столу и продолжил: