Закончив, Михаил шёпотом спросил:

— Василий, ты где?

— Здесь я, говори мысленно, беззвучно. Выжди ещё полминуты и выходи. … Всё, время, выходим.

Михаил вышел на тропу к политруку. Тот только открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, как увидел подбегающего к ним отделённого. Не дав политруку вымолвить и слова, он сказал шёпотом:

— Впереди группа военных в форме польской армии.

— С чего это ты решил? Ты их видел?

— Да вон они, их уже отсюда видно.

Тропа, на которой они стояли в этом месте делала поворот и им хорошо было видно выходящих на неё людей ы военной форме в характерных головных уборах, так называемых конфедератках.

И тут младший политрук, выхватил пистолет из кобуры, висевшей у него на поясном ремне и, выбежав из-за поворота на тропу, заорал:

— По нарушителям государственной границы СССР, открыть огонь.

И успел сделать несколько выстрелов, и вроде бы даже в кого-то попал. Расстояние для стрельбы из пистолета явно было неподходящим. Поляки тут же открыли по нему стрельбу из винтовок. Василий упал на землю за большим деревом, стоящим на обочине тропы и скомандовал Михаилу:

— Ложись.

Тот приземлился неподалёку и изготовился к стрельбе из винтовки. На вооружении у него была винтовка Мосина.

— Стреляй по мере готовности, — продолжил командовать Василий, не жди команды.

Сам он был вооружён винтовкой АВС-36 и открыл стрельбу одиночными выстрелами. Стрелял он очень быстро и метко. Две-три секунды на прицеливание и затем выстрел. Михаил отчётливо видел, как быстро увеличивалось количество убитых им вражеских солдат.

Немного помешкав вначале, Михаил тоже начал стрелять. Винтовка у него была не автоматическая и после каждого выстрела ему приходилось передёргивать затвор.

Погранцы оказались в очень выгодной позиции по сравнению с поляками. От того дерева, за которым прятался Василий, тропа шла под гору с небольшим правда уклоном, но им этого хватало, чтобы поляки были у них как на ладони.

В это время, политрук обнаружил, что его подчинённых рядом нет и заорал:

— Наряд, слушай мою команду.

Но договорить не успел, потому что был ранен. Пуля попала ему в правую руку, и он выронил пистолет. Вторая пуля сбила с него фуражку, и он пригнулся. Третья пуля попала ему в ногу и сбила на землю.

— Миша, перетащи комиссара сначала сюда, к нам, а потом поглубже в лес, и перевяжи его там, а я вас прикрою.

После этого он стал стрелять короткими очередями, не давая полякам поднять голову. Когда поляки опомнились, половина из них уже были мертвы или тяжело ранены.

Когда Михаил перетащил политрука к ним под укрытие дерева, Василий сказал:

— Нужно обязательно хотя бы одного, а лучше двух взять живыми.

Тут политрук "вставил свои две копейки":

— Товарищ отделённый, я запрещаю вам переходить границу.

Берестов вздохнул и ответил:

— Слушаюсь товарищ политрук.

Потом он положил свою ладонь на лоб комиссару и движением руки закрыл ему глаза Комиссар уснул.

Берестов подмигнул Мише и сказал:

— Не боИсь, он будет спать, а проснётся ничего помнить не будет. Раны я ему пока обезболил, так что смело перевязывай его и когда оттащишь подальше, подожди меня 15 минут. Этого времени мне должно хватить.

И отделённый исчез. Вот только что был тут и нет его. Миша помотал головой, но его командир от этого не появился. Тогда Миша стал выполнять его приказ — перевязать комиссара и оттащить его в глубь нашей территории на пару десятков метров. А там затаиться и ждать отделённого.

Берестов появился точно через 15 минут и не один, а с двумя пленными. На безмолвный вопрос Михаила отделённый ответил:

— Двенадцать двухсотых, остальные успели удрать.

— Каких двухсотых?

— Так иногда мёртвых бойцов называют.

— Никогда не слышал.

— Какие твои годы, Миша, ещё услышишь.

— А раненых, тогда, как называют?

— Трёхсотыми.

— А что трёхсотых получается совсем не было?

— Кто его знает, может и не было. А может были только легкораненые, на своих ногах ушли. Вот пленных сейчас допросим и узнаем.

— По уставу, мы их должны сдать в особый отдел. Там их и допросят.

— Эх, Миши, Миша. Самые ценные показания пленные дают сразу по горячим следам, что называется. Смотри и учись.

На заставу мы возвращались в следующем порядке. В авангарде шли мы с Михаилом, за нами двое наших санитаров, которых я вызвал с заставы, тащили нашего комиссара на носилках. Далее, своим ходом шли двое пленных, которых сопровождали два наших бойца из комендантского взвода. На месте нашей схватки с поляками остались два особиста с сопровождающими их бойцами. Они успели нас с Михаилом допросить и теперь сверяли наши слова со следами схватки на местности. Хорошо, мы с Мишей договорились, что будем рассказывать, а о чём лучше умолчать.

А пока мы возвращались на родную заставу, я половиной сознания проводил разведку местности со стороны поляков. И в 10 км от нашей границы обнаружил сосредоточение крупной группировки войск польской армии. Это явно была группа прорыва. Три десятка лёгких танков (других у поляков не было), два кавалерийских полка, два полка пехоты вместе с приданными им двумя артиллерийскими батареями полевых пушек на конной тяге.

До вечера, я обнаружил на территории Польши и Литвы вблизи с границей с СССР ещё дюжину подобных групп. Кажется, история в этой реальности окончательно пошла своим путём. Вязова я предупредил, пусть принимают меры. Кажется, Вторая мировая война в этой реальности начнётся на три года раньше, чем в реальности Терра-1.

На следующий день после стычки с польской РДГ (разведывательно-диверсионная группа) на заставу прибыл командующий 11-й армией, комкор Одинцов Дмитрий Иванович.

Застава была построена на плацу. Дмитрий Иванович прошёлся вдоль строя, я ему на глаза не попался. И слава богу. А то не знал, как реагировать. Сделать вид, что не узнал — глупо. Ещё более глупо придерживаться устава Петра 1-го, то есть делать глуповато-молодцеватый вид, "дабы разумением своим не смущать начальство".

Но встреча наша всё же произошла. В кабинете начальника заставы. В приёмной встретился с Михаилом Плотниковым. Мы с ним переглянулись, а я передал ему по телепатической связи:

— Миша, надеюсь ты помнишь, что говорил особисту. Никаких выводов, только голые факты.

— Не волнуйся, Василий, всё я помню, — ответил мне Миша по той же связи.

Сначала в кабинет пригласили Плотникова. Держали его минут 15, потом вызвали меня. Переступив порог кабинета, осмотрелся и найдя глазами Одинцова, обратился к нему, как полагалось по уставу.

Услышав мою фамилию, он встал (сидел за гостевым столиком за чашкой чая с сушками) и подошёл ко мне вплотную и внимательно осмотрел. Потом сказал:

— Василий, неужели всё-таки это ты? В прошлую нашу встречу ты сколько бандитов положил?

— Так двоих всего, Дмитрий Иванович. Остальных живыми в милицию сдали.

— А на этот раз, сколько нарушителей границы не пережили встречи с тобой?

— Ровно дюжина, товарищ командующий.

Начальник заставы слушал наш разговор с отвисшей челюстью. Единственно, что он смог понять, что встретились два человека, хорошо знавшие друг друга.

Одинцов повернулся к начальнику заставы и попросил оставить его наедине со мной и принести для меня чашку чая.

Как только за ним захлопнулась дверь он шагнул ко мне и крепко обнял, похлопав меня по спине и плечам.

— Вырос, возмужал. Садись за столик, чайку попьём.

Как раз в этот момент, в кабинет зашла секретарша с моей чашкой чая на маленьком подносе. Поставила чашку с блюдцем передо мной и ушла, покачивая бёдрами.

— Расскажи, как жил, работал, учился.

Рассказал краткую версию, включая посещение Ленинграда зимой прошлого года, когда Одинцова ранили и его семья не смогла меня принять в гости.

— А Маша у меня вышла замуж в прошлом году и родила нам с матерью внука. Назвали Василием, в твою честь. Какие у тебя планы на будущее?