Однажды Город ошибся, спутав недолговечные мальчишеские бредни с истинным желанием нечеловеческого бытия. И появился Кира, из которого не получилось Питера Пэна, а получился усталый и измученный человек. Да, человек, несмотря на когти, кошачьи глаза и умение проходить сквозь мебель. Потому что тенники не взрослеют.
— Кира... а из Города уйти можно?
— Нет, — резко говорит он. — Только умереть окончательной смертью.
Это я знаю... но, как выясняется, все мои знания весьма неглубоки и эфемерны. Умереть окончательной смертью — умереть здесь и внизу одновременно и не иметь сил вырваться обратно в Город. Внизу можно умереть естественной смертью или любым иным доступным людям образом. Если сумеешь прорваться в Город — останешься жить здесь, но не вечно, а покуда хватит сил или что-нибудь не случится. Куда уходят из Города умершие дважды — неведомо. Если умрешь здесь, но останешься жив внизу — вернешься, когда накопишь силы. Мне доводилось умирать раз пятнадцать или двадцать, но ни разу меня не сбрасывало ниже первой завесы. Если же погибнешь на одной из верхних завес так, что растеряешь всю энергию, например, в лапах оглоеда, — умрешь и внизу. Тихо, во сне. Так погиб Ранэ. И если сам решишь уйти окончательной смертью, тоже никогда не вернешься в Город и, наверное, умрешь внизу. Так ушла Келли.
— А что такое окончательная смерть?
— Не знаю. — Кира невесело усмехается. — Может быть, полный конец всего. Разрушение структуры. А может быть — новое воплощение. Есть множество легенд. Если бы хоть одна была правдива — меня бы здесь уже не было.
Тенники — из умерших внизу, поэтому для них любая смерть в Городе — окончательная, запоздало соображаю я. Они живучи, куда сильнее людей, но и риск для них куда выше. Вспоминаю выходку Киры на зачистке, и меня начинает трясти мелкой дрожью. Какого пса он так рисковал? Чего ради? Ни одна зачистка, ни одно дело Смотрителей, тенников или людей не стоит, чтобы так рисковать жизнью!
Стоп, Тэри, говорю я себе. Ты действительно не в себе. Ты сама каждый день рискуешь собой ради Города.
— Не трепись о том, что я тебе рассказал, хорошо? Мне открутят голову свои...
Да уж — наверное, это одна из самых больших тайн тенников. Узнай ее, скажем, Альдо — пойдет давить всех, кто ему не приглянулся. И еще — мне страшно любопытно, зачем Кира мне это рассказал.
— Кира, а если я тебя попробую взять с собой за ту странную завесу? Вдруг получится?
— Ты там тенников видела?
— Нет...
— И Альдо не видел. Думаешь, просто так?
— Вообще тенники там раньше были. Да и кто ж ему марочку и колдунку подсунул? Люди это не умеют.
— Вот уж не знаю. Но не думаю, что меня туда пустят.
— Ну, как хочешь.
— Расскажи еще раз, как тебя занесло в Смотрители. Основное-то я понял... но ты лучше покажи.
— Хорошо.
Я сажусь на пол спиной к Кире, разумеется, не упустив возможности потереться об него лопатками. Каждое прикосновение к теннику сводит меня с ума, обжигает безумной неудержимой нежностью, переворачивает внутри что-то. Никогда еще такого со мной не было в Городе. Все вроде бы уже было — и одержимость страстью, и трепетное полуплатоническое восхищение, и затяжные, тяжелые для обоих связи. А вот так, чтобы сердце заходилось от нежности вперемешку с желанием, — не было еще...
В нежности много страха, чувствую я. Легко быть беспечной, зная, что смерть — лишь случайность, недолгий перерыв, падение вниз спиной в руки Города. Легко не бояться ни за себя, ни за других, зная, что скоро встретишься вновь. А сейчас...
Кира кладет мне пальцы на виски, я сосредоточиваюсь на воспоминании и погружаюсь в прошлое.
8
Существо материализовалось на диване, не открывая глаз. Сладко потянулось во сне, прикрыло лицо рукавом безразмерного свитера и продолжило дрыхнуть. Лаан задумчиво посмотрел на явление новоиспеченного Смотрителя народу и хмыкнул в бороду. Лучше всего новичка описывали слова «типичное оно». Огромный черный свитер, потертые джинсы и высокие ботинки ориентировочно принадлежали мальчику. Изящные руки с массивным перстнем-печаткой — скорее девушке. Некрасивое грубоватое лицо с широкими скулами и четко прорисованными дугами бровей — неизвестно кому.
Когда Лаан вернулся с кружкой горячего чая с коньяком, явление продолжало спать. Или притворяться спящим, судя по нарочито размеренному дыханию и трепету густых жестких ресниц.
— Доброе утро, — вежливо сказал Лаан и поставил возле дивана кружку.
Существо в свитере неумело вздрогнуло, изображая испуг, и резко село, широко распахнув раскосые темно-карие глаза. Темные глаза и брови, да и весь отчетливо азиатский облик плохо сочетались с высветленными до снежной белизны волосами. Впрочем, увидев Лаана и комнату, «оно» перестало притворяться и удивилось уже искренне.
— Ты кто? Я где? Это чья вписка? — выпалило существо то ли девичьим контральто, то ли юношеским фальцетом.
— Твоя. — Лаан едва спрятал в бороду усмешку.
— Моя-а? — искренне удивилось существо, потерло глаза тыльной стороной ладони и еще раз посмотрело на Лаана, словно ожидая, что тот исчезнет со всей обстановкой или приобретет более знакомый вид.
— И твоя в том числе, — терпеливо уточнил Лаан. — Смотрителей. Тебя как зовут?
— Тэри, — уверенно ответила — Лаан пришел к выводу, что это все-таки девушка, — новая Смотрительница, после чего склонила голову набок и погрузилась в тяжелые раздумья. — Это с чем была трава, я не понимаю?
— Ты чай пей, — кивнул он на кружку. — Скоро в голове прояснится. Поначалу всегда так бывает. Потом привыкнешь.
— То есть эта байда надолго? — изумилась девушка, неуверенным движением поднимая с пола кружку с чаем и недоверчиво принюхиваясь. — Вот так курнули по две тяги...
— Эта байда навсегда, — спокойно ответил Лаан.
— То есть у меня уехала крыша? — спросила Тэри с радостным любопытством.
— В каком-то роде, — кивнул Лаан. — Не торопись, постепенно ко всему привыкнешь.
Он уселся в кресло и стал набивать трубку, спокойно и доброжелательно разглядывая новенькую. В девушке была некая отчетливая, хотя и непринципиальная неправильность. Лаан не мог четко определить, в чем именно дело. Что-то в реакциях. Девочка казалась куда менее отвязной, чем старалась выглядеть... но уровень ее информированности удивлял. Обычно новые Смотрители понимали, где и почему находятся, хотя и не были полностью готовы к своей роли.
Девушка между тем вела себя так, словно свалилась на диван в апартаменты Смотрителей с Луны. Она допила чай, осторожно поставив на пол кружку, походила по комнате взад и вперед с полуоткрытым ртом, потом села на диван и обхватила голову руками. Тонкие запястья смешно и трогательно торчали из подвернутых рукавов толстого шерстяного свитера, который и Лаану был бы велик. «И как ей не жарко?» — подумал Лаан, и, словно услышав его мысли, девушка стащила свое облачение, оставшись в тонкой маечке. Совершенно плоская фигура вызвала в Лаане легкие сомнения — а действительно ли это девочка? Может, мальчик-подросток?
Девочка — или мальчик — между тем на глазах впадала в депрессию. Еще несколько раз пробежалась по комнате, натыкаясь на мебель, потом додумалась подойти к окну и посмотреть вниз.
Увиденное ее ошарашило.
— Это... что? — спросила она, тыча пальцами вниз.
— Город.
— Я понимаю, что не деревня. Какой город?
— Просто Город, — ответил Лаан, начиная уже всерьез удивляться.
Девчонка посмотрела на него бешеными раскосыми глазами, махнула в воздухе рукой, изображая что-то агрессивное, потом сникла, оценив физические параметры Лаана. Он постарался уловить мысли девушки; этим навыком он владел не вполне, но смог почувствовать эмоциональный фон. Тэри была совершенно дезориентирована, испугана и подавлена.
Лаан поднялся из своего кресла, подошел к девушке, положил ей руку на плечо. Вопреки ожиданиям Тэри не шарахнулась и не скинула руку, напротив, подалась вперед и по-кошачьи потерлась щекой о запястье Лаана. В этом было столько тоски и страха, что Лаану стало ее жалко, и он, уже не стесняясь, прижал ее к себе. Тело ее оказалось твердым, словно одеревеневшим, и неподатливым. Она уткнулась лицом в грудь Лаана, обняла его, захватив цепкими пальцами рубашку на спине, и прикрыла глаза.