— А где Ник? — спросил Денис.

— Очень надеюсь, не в какой-нибудь аномалии. — Ворон пнул сороконожку, вознамерившуюся залезть к нему на ботинок. — Прекрасно помню твои слова, но мне очень хочется отвинтить ему голову.

— Он ушел, — задумчиво проговорил Денис.

— Ну да, именно это я и сказал, — фыркнул Ворон.

— Будь добр, все же воздержись от откручивания головы.

— Постараюсь, только ради тебя.

Когда они миновали станцию и вышли в подземный переход, Ворон первым делом принялся очищать подошву от сороконожки, которую случайно раздавил. При этом морщился и встряхивал плечами.

— И только попробуй что-либо сказать по этому поводу! — предупредил он. — Вот ведь липкая гадость…

Денис поднял руки на уровень лица и показал напарнику раскрытые ладони.

— Я даже воздержусь от вопросов, — пообещал он.

— Вот уж спасибо, — искренне поблагодарил Ворон.

— Я просто знаю, что ты несешь «верум», — заметил Денис, — и не хочу быть непорядочным.

— А я знаю, что ты знаешь, — фыркнул Ворон. — Дальше пойдем по Профсоюзной улице до КПП?

Денис покачал головой.

— Ты пойдешь.

— Вот как. — Ворон скрестил руки на груди. — Интересно. А подробнее?

И тут Дениса прорвало — приблизительно так же, как человека, съевшего нечто не усваиваемое, но только словами. В них он передавал все, понятое во сне, и еще добавлял от себя.

— Они напуганы, заперлись в своих башнях и не высовывают из них носа. Слишком привыкли считать Зону домом, а себя — ее частью. Даже представить не могли, будто какая-нибудь тварь не только не подчинится их воле, а проявит агрессию.

Ворон покачал головой.

— Меня не зацепили эмо-ударом, если ты этого опасаешься, — заявил Денис. — И мне вовсе не хочется их спасать, помогать им, тем более идти так далеко, но им всяко известно больше нашего, а кроме того, информация, которую они предоставят, даст нам немало. Я уж не говорю о помощи.

— Конкретнее, Дэн.

— Содействие. Если мы возьмемся избавить эмиоников от крыс, нам посодействуют… во многом. Это беспрепятственное хождение по Зоне, усыпление агрессивных аномалий. Пакт о ненападении как минимум!

— Мне и тебя достаточно.

— Ты просто не представляешь! Я в подметки им не гожусь.

— Пусть так. — Ворон снова покачал головой. — Мне не нравится эта идея. Кроме того, обманут же.

— Эмионики? Ложь — прерогатива людей.

— Восхитительно! Как ты заговорил. Просто обалденно! — Ворон злился, и Денис прекрасно понимал его. Пожалуй, не выказывай Ворон подобных эмоций, Денис чувствовал бы себя гораздо хуже.

— Эмионики действительно не лгут, — заверил он.

— Ага. Они фантазируют, скрещивают пальцы за спиной, как обычные дети, и несут, что им выгодно, — фыркнул Ворон. — И какие у нас перспективы, если все же удастся сотрудничать?.. Вот она: сделка с дьяволом в чистом виде!

— Ты все равно вне этой системы верований, — улыбнулся Денис.

— Это не мешает мне находить аналогии. В любом случае с тварями придется разбираться нам. И знаешь, я точно не расстроюсь, если прежде, чем мы их уничтожим, мутанты перегрызут эмиоников.

— В случае победы над крысами нас ожидает все то же самое, что и во время операции: в худшем случае полное невмешательство в наши дела, в лучшем… поддержка, одобрение, беспрепятственный вход и выход, ни один мутант более не тронет ни одного человека.

— А вот это зря. Некоторых надо трогать, — твердо заявил Ворон. — Передай им, что я ввяжусь во все только при одном условии: они окончательно оставят в покое тебя.

Денис кивнул и на всякий случай уточнил:

— То есть ты не против?

— Еще как против! Но препятствовать не имею права. Был бы на твоем месте кто другой — мог бы попытаться, но… — Ворон развел руками. — Просто вернись.

— Вернусь, — пообещал Денис.

«Надо ж было так вляпаться!» — стучало в голове у Никиты. Умирать отчаянно не хотелось, но везение, похоже, закончилось сразу при выходе из метро «Теплый Стан».

Вначале он едва не напоролся на «рой». Аномалия висела на фонарном столбе и, казалось, только и ждала, чтобы выпустить в его сторону сотни невидимых ос. Затем его заметили три гиены и преследовали чуть ли не с полкилометра, пока не свернули в лес. И вот наконец он застрял — в переносном смысле этого слова, хотя можно сказать, и в прямом тоже.

Никита сидел за мусорными баками во дворе третьего дома на Вильнюсской улице. Рядом располагался «Кэмп», некогда огромный супермаркет автозапчастей, а ныне здание, от которого инстинктивно хотелось держаться подальше. Когда Никита лишь поворачивал в его сторону голову — яркого, словно некто обновил краску на фасаде, красующегося давно не актуальной рекламой и акцией, по которой всем, приобретшим четыре покрышки, пятая вручалась в подарок, да еще и ожидал бесплатный шиномонтаж, — по позвоночнику пробегал холодок и струйка пота. Двери были призывно распахнуты, а за ними чернела темень, которая точно не могла образоваться из-за отсутствия света. Она клубилась и ждала, свивалась в клубок щупалец. Никита не знал, могут ли эти щупальца высунуться на свет, но старался обойти «Кэмп» как можно дальше.

Возле супермаркета он и умудрился привлечь внимание очередных гиен (а может, и тех же самых). Что они только здесь делали? Не покрышки же жрали на заднем дворе?

Гиены, заприметив Никиту, воспылали к нему живейшим интересом и начали преследование. Отступать не собирались, автоматной очереди не испугались, лишь только отбежали в сторону и двигались с тех пор на приличном расстоянии, начиная сокращать дистанцию, только если Никита отворачивался.

А как не отворачиваться, если идти надо? И смотреть на сканер — тоже. А уж по сторонам — тем более. Не ровен час к нему мог подкрасться кто-нибудь еще.

Только благодаря тому, что вертел головой, Никита заметил колышущийся над асфальтом воздух — как возле капота автомобиля в июльский зной. Глянул на сканер и ужаснулся: еще три шага тому назад прибор ничего не показывал, зато теперь аномалия была как на ладони: разлилась уродливой кляксой с размытой границей (значит, истинных размеров сканер определить не мог).

Идти дальше по улице не получалось. Следовало свернуть, вот Никита и пошел во двор — на свою голову, — где подцепил еще и хмарь или хмыря (каждый называл эту дрянь по-своему). Являлась она мелкой подвижной аномалией, выглядела как полупрозрачный темный сгусток или воронка. Никите эта напасть напоминала небольшой вихрь, как его рисуют дети, в нем вертелись темные искорки — черные, синеватые и серебристые.

Обычно хмырь таился в заброшенных домах, подъездах, кабинах грузовиков, домиках на детских площадках: там, куда не проникал свет и стояла вечная тень. Однако почувствовав Никиту, хмырь выбрался наружу и очень целенаправленно «взял след», зависая над асфальтом, где тот стоял, и питаясь его остаточной аурой (или полем, или еще чем-то эфемерным, остающимся от присутствия живого организма). Сейчас, например, зависал на расстоянии в десяток шагов — над местом, где Никита пытался пристрелить гиен (разумеется, безрезультатно).

Мутанты, с виду медлительные, бегали достаточно быстро, а перемещались как-то скачкообразно. Вроде и далеко, и бредет еле-еле, плавно покачиваясь, как вдруг возникает в трех шагах. Никита уже израсходовал почти все патроны. В конце концов, поняв, что убежать не удастся, он добрался до огороженного с четырех сторон загона, в котором дворники хранили пустые мусорные баки, и забрался в него.

Только сев меж баков, Никита сообразил, какую на самом деле совершил ошибку. Теперь подобраться к нему и цапнуть гиены не могли, зато хмырь достанет его с легкостью. Выстрелы не причиняли ему никакого вреда, а как его отогнать, Никита не знал.

По идее, хмырь убивал только в шестидесяти процентах случаев из ста. В остальных случаях он лишь оглушал своих жертв, высасывая из них силы, буквально выжимая досуха. Дим рассказывал, что его приятель, пережив нападение хмыря, валялся неделю в полузабытьи. Вот только у Никиты этой недели не имелось. Если так выйдет, что он окажется «счастливчиком» и не помрет сразу, его добьют гиены или еще какая-нибудь охочая до человечины гадость, какой в Москве расплодилось немало.