– Понятно, – резюмировал Ибрагим. – Значит, порошок остается у вас, я только возьму небольшую порцию, чтобы показать начальству.

– А нужно ли показывать начальству? – спросил Дэйн. – Разве мы сами не справимся?

– Не справимся, – отрезал Ибрагим. – Если эту статую сделали цверги, то, может, и справимся, а если люди – то точно не справимся.

– Почему? – не понял Дэйн.

– Сами подумайте. Почему этот порошок отправили именно сюда, а не на Землю? Почему выбрали такой дорогостоящий канал доставки, как “Истерн Дивайд”? Почему статую отправили в такой спешке? Почему получатель делает все возможное, чтобы не привлекать внимание к грузу? Почему эти деятели сразу же решили идти в обход закона? Почему они не обратились в нашу компанию до того, как это сделали вы? Сдается мне, ученые так себя не ведут.

– Тогда кто они? – спросил Якадзуно. – Если не ученые, то кто?

– Понятия не имею. В самом худшем случае – какие-нибудь новые кришнаиты или ваххабиты.

– Зачем повстанцам термояд? – удивился Дэйн. – Что они будут здесь взрывать?

– Да что угодно! Поймите, сто двадцатый элемент – это не просто термояд. Термояд сильно радиоактивен, его надо хранить в специальных емкостях с толстыми стенками, он легко обнаруживается любым радиометром. Термояд в чистом виде – сверхлегкий газ, он занимает огромный объем. Даже в химически связанном виде килограмм термояда занимает больше трех литров, в меньший объем его не вместить, хоть ты тресни. Чтобы взорвать термояд, надо создать сверхвысокую температуру и сверхвысокое давление, поэтому, как только начинается реакция, заряд стремится разбрызгаться и покинуть эпицентр, не участвуя во взрыве. Если просто взорвать атомную бомбу рядом с термоядом, он не сдетонирует, нужны специальные устройства, которые будут препятствовать его разлету, поэтому термоядерные бомбы очень громоздки, в них используют сложные взрыватели и еще более сложные предохранители. А сто двадцатый элемент – твердый металл, почти в двадцать раз тяжелее воды, он тяжелее, чем золото и ртуть, ядерный заряд из такого металла может быть сделан более компактным, чем кто-либо мог это вообразить. Сто двадцатый элемент взрывается потоком нейтронов, ему не нужен сложный взрыватель, подрываем рядом атомную бомбу, все атомы сто двадцатого элемента распадаются за миллионную долю секунды. Можно даже вообще обойтись без детонирующего заряда, просто кладем рядом большой кусок неочищенного урана – и все взрывается. Или, вообще, взять компактный ускоритель элементарных частиц, подобрать мишень, чтобы вылетало побольше нейтронов, поставить рядом с зарядом и все, больше ничего не нужно, включаем ускоритель – все взрывается. А самое главное, сто двадцатый элемент нерадиоактивен, его нельзя обнаружить, если точно не знать, где искать. У нас в руках самое идеальное оружие для террориста, какое только можно придумать.

– А кстати, – поинтересовался Якадзуно, – почему сто двадцатый элемент нерадиоактивен?

– Я точно не знаю, – признался Ибрагим. – Есть такое понятие в ядерной физике – остров стабильности. Если атомное ядро удовлетворяет каким-то условиям, оно стабильно. По таблице Менделеева разбросано то ли пять, то ли шесть островов стабильности, это когда в одном районе оказывается намного больше стабильных изотопов, чем обычно. Когда-то давно ученые предсказали следующий остров стабильности около сто двадцатого элемента, но никто не смог проверить это экспериментально. Вне этого острова все тяжелые изотопы радиоактивны, причем с ростом размера ядра период полураспада быстро падает… Короче говоря, атомы сто двадцатого элемента почему-то стабильны, а почему – никто не знает.

– Понятно, – механически произнес Якадзуно, хотя ему было понятно далеко не все. – Если мне не изменяет память, самый маленький ядерный заряд из всех, что когда-либо были созданы, умещается в чемодане. Если его сделать на основе сто двадцатого элемента, какова будет мощность?

Ибрагим уставился в потолок и снова беззвучно зашевелил губами.

– Если восстановить сто двадцатый элемент из соли в чистый металл, – наконец сказал он, – думаю, в чемодан можно вместить мегатонну. Надо, конечно, все тщательно просчитать, но, по грубым прикидкам, на основе сто двадцатого элемента можно создать бомбу, которая поместится в дамскую сумочку.

– И какая будет мощность?

– Килотонн пятьдесят-сто. Правда, регулятор мощности установить не получится, но это, в общем-то, и не нужно. Когда основной заряд нерадиоактивен, его можно упаковать в маленькие коробочки или пакетики, и заложить их в бомбу сколько надо. Шайтан их подери! Насколько удобно – никаких свинцовых стенок, никакой центровки, предохранитель совершенно примитивный – да это настоящая мечта террориста!

Якадзуно криво усмехнулся.

– Надеюсь, вы ошибаетесь, – сказал он. – Но в любом случае дело слишком сложное, чтобы доверить его непрофессионалам. Ибрагим, кому вы собираетесь передать информацию?

– Своему начальнику. У нас очень строгая субординация, вся информация передается от одного звена к другому строго последовательно. Есть специальные каналы связи на экстренный случай, но я пока не считаю, что этот случай уже наступил. Пропажу статуи пока не обнаружили, косвенные данные указывают на то, что получатели ждут пассажирского поезда, чтобы склад изъятых вещей наполнился и стало проще незаметно забрать этого цверга. Будем надеяться, что эти деятели не захотят неожиданно проверить сохранность груза.

Рамирес толкнул наружную дверь застекленного тамбура, и та распахнулась с оглушительным скрипом. Он вышел на посадочную площадку, почему-то пластмассовую, потянулся и вдохнул полной грудью воздух планеты, которой суждено стать его новым домом, третьим по счету после Земли и Гефеста. Лучше бы Рамирес этого не делал.

– Фи… – протянула Ши Хо, сморщив свой обычно изящный носик так, что он стал похож на пятачок свиньи, страдающей кожной болезнью. – Какая гадость!

– Как в помойной яме, – сообщил Иван, сплюнул, закашлялся и еще раз сплюнул.

– Осторожнее, – сказал Сингх, – а то проблюешься. Иван с ненавистью взглянул на своего духовного учителя второго уровня. Сингх поспешно добавил:

– Я в прямом смысле. Когда плюешься или кашляешь, рвотные спазмы начинаются быстрее и длятся дольше. А когда начнешь блевать в этой атмосфере, уже не остановишься, пока желудок не опустеет.

– А вы откуда знаете? – недоверчиво спросил Иван.

– Я имею обыкновение всегда проводить разведку, – заявил Сингх. – Что бы я ни делал, я не делаю это с закрытыми глазами.

– Тут всегда так воняет? – спросил Дзимбээ.

– Не всегда, – ответил Сингх. – В сухой сезон воздух почти не пахнет, а в сезон дождей вновь приехавшие часто надевают марлевые маски. Но к этому запаху быстро привыкают, неделя-другая, и его перестаешь замечать. Предохранительные прививки, как на Гефесте, здесь не делают.

– А зря, – подала голос Дева, – мне бы прививка не помешала.

– Тебе на Гефесте повезло, – скривился Рамирес. – Если бы тебя так отколбасило, как меня, ты бы так не говорила.

– Бесы с ним, с запахом, – сказал Дзимбээ, – давайте лучше решать, что будем делать.

– А что тут решать? – Сингх вытащил из кармана моби-лу. – Сейчас я позвоню кому надо, и все решится.

Сингх пощелкал клавишами мобилы, выбирая ключ для защищенного соединения, затем набрал номер и приложил трубку к уху.

– Алло! – сказал он через несколько секунд. – Саша? Это Сингх. Да-да, Абубакар Сингх. Срочная необходимость. Тут со мной Джон Рамирес и вся его ячейка. Стало очень горячо. Да-да, очень горячо, у нас серьезные проблемы. Нет, за нами пока никто не гонится, но обнаружилась одна очень серьезная проблема. Срочная. Нет, лучше приезжай сам. Тогда не приезжай. Нет, нам надо обязательно встретиться, притом сегодня. Ну… не знаю. Нет, по мобиле лучше не говорить. Даже по защищенному каналу. По спутнику? Хорошо. О'кей, договорились.

Сингх убрал мобилу в карман и обернулся к коллегам, которые жадно вслушивались в каждое его слово.