– Терпи, – повторял он и шел, и вел, и тащил, подгоняя шутками, от которых за километр несло сарказмом и черным юмором.

Почти перед самым КПП объявили привал, и Денис не мог объяснить этого иначе, нежели усталостью самого Ворона. Тот был бледен и изредка косился на Николая. Тот сохранял спокойствие и старался быть пай-мальчиком, не доставляющим хлопот.

– Пять минут. – Ворон вздохнул и разлегся прямо на дороге, оперевшись на локоть. – Можно развлечь меня беседой, а Дэн пока за хмырем присмотрит.

Денис кивнул.

– Ты как в Периметр проник, чудо-юдо? – поинтересовался Ворон.

Николай замялся и потупился, потом все же признался:

– Деньги, конечно, дерьмо, но они способны открыть любые двери.

– Узнаю истинно дмитриевскую философию. – Ворон покачал головой. – Пользуемся дерьмовыми (по его мнению) средствами для достижения нужного результата.

Николай смутился окончательно.

– А правда, что в Зону ходят либо верующие, либо атеисты? – спросил он. Видимо, тема религии его так и не отпустила, хотя на многих, особенно тех, кто заходил в Периметр впервые, Зона оказывала неизгладимое впечатление и переворачивала всю систему ценностей.

Ворон усмехнулся.

– Я не делил бы сталкеров на два лагеря. С точки зрения твоей религии я сущий безбожник, но я при этом не атеист. – Он лукаво прищурился. Младший Дмитриев почти ничем не напоминал отца, несмотря на некоторые высказывания, и, пожалуй, нравился ему именно этим. – Видишь ли, чтобы заниматься сверхъестественным, вещами, которые не только не в силах объяснить, но даже просто понять, необходимо либо быть очень самоуверенным, либо верить в кого-то или что-то, способное тебя спасти. Иначе – никак. Я предпочитаю первое, а ты… – Он покачал головой. – Тоже первое, просто постоянно ищешь доказательств отсутствия Бога.

– Как это?.. Но я же…

– А я ничего и не утверждаю, просто высказываю мнение, – ухмыльнулся Ворон. – Агностицизм приятнейшая вещь во всех отношениях: я знаю то, что ничего не знаю. Принципиальная невозможность познания объективной действительности только через субъективный опыт и невозможность познания любых предельных и абсолютных основ реальности. Невозможность доказательства или опровержения идей и утверждений, основанных полностью на субъективных посылках. Сколько человеческих жизней удалось бы спасти, сумей люди придерживаться этой философии. Сколько религиозных войн сдохло бы на стадии идей.

– А как же тогда объяснить смерть? Как ничто? Никакого посмертия? – Он захлопал глазами, словно боялся расплакаться.

– Отчего же? – Ворон покачал головой. – Агностицизм – постулат для разума. Однако ни смерть, ни смысл жизни, ни масса более приземленных вещей в область разума не входят. Они запредельны. Мы не в состоянии их понять, но это не значит, будто не имеем права верить. Вера – вне разума и быта, это веление души и духа, точно не имеющая ничего общего с культами, показухой, деньгами и проповедями людскими.

– Так говорят все, но вот конкретика ускользает. – Николай покачал головой.

– Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса, кто ни во что не верит, даже в черта назло всем. – Ворон усмехнулся. – Я верю в себя, – ответил он как отрезал. – А еще – в хороших людей. И, вероятно, в Нечто, о чем не имею ни малейшего представления и которому уж точно нет дела до возводимых храмов, поклонений или навязываемой жрецами и государством моралей. А ты… – Он вытащил контейнер для артефактов и кинул его Николаю, тот поймал и посмотрел вопросительно. – Положи свои игрушки. Вышние силы! Где ты их только взял?

– У отца… – Николай потупился. – Я собрался в Зону, а Олег… то есть Дмитриев. Он терпеть не может, когда я зову его отцом, предпочитает, когда по имени. Ну, он утверждал, что без них в Москву нельзя.

Ворон кивнул:

– Он сам дал их тебе?

– Нет, конечно! Если бы я ему сказал, куда собираюсь, то быстро под домашним арестом оказался бы. Причем не на этом континенте, а где-нибудь в Океании.

– Значит, выкрал.

Несмотря на бледный и уставший вид, Николай покраснел.

– Ты возвращаешь мне веру в людей, – хмыкнул Ворон. – А теперь клади сюда артефакты.

Денис ахнул, когда Николай достал из кармана «радужку» и округлый предмет размером с пятирублевую монету, напоминающий изумрудный глазок, впаянный в кусок кварца. Глазок имел синюшное веко, открывающееся и закрывающееся с периодичностью в несколько секунд.

– Это же…

Ворон поднял руку.

– Самый обычный «грим», артефакт, заставляющий видеть человека не там, где он находится на самом деле. Очень похожий висел на шее сам знаешь у кого, – ответил ему Ворон и повернулся к Николаю. – Хорошо, что ты не активировал его, Псих, а то до сих пор сидел бы на крыше того гаража. Или не сидел бы – валялся, пожранный хмырем.

Николай положил артефакты в контейнер и протянул сталкеру, но тот только покачал головой:

– Держи у себя. Когда мы выйдем из Москвы, то некоторое время проведем с ребятами в форме. Во-первых, у тех возникнут к тебе несколько вопросов, во-вторых…

– Только отцу не звоните! – испуганно воскликнул Николай.

– Лично у меня желания пообщаться с ним не возникает никакого. Но это не значит, будто никто другой не сообщит ему о твоем местонахождении, – предупредил Ворон, понижая голос до шепота. – Потом приедет один человек, и ты передашь ему контейнер, при этом подписав несколько бумаг. А я за это сделаю так, чтобы о твоем проходе в Зону все забыли… ну, если только кроме старшего Дмитриева.

Николай сокрушенно покивал.

– Значит, договорились. А теперь встаем. Пошли.

Денис протянул ему руку, Николай поднялся сам.

– Даже предположить боюсь, что бы с нами сталось, если б артефакт оказался активирован, – прошептал сталкер.

– Ты полагаешь, что именно из-за него так погано?

Ворон на несколько секунд прикрыл веки.

– Очень погано. Давно так не было. Но мы дойдем. Ты не совсем обычный человек, да и я не столь прост, как может показаться на первый или даже на двенадцатый взгляд, а контейнер неплохая защита от всякого рода дерьма. Просто мы с тобой уже получили изрядную долю воздействия этой гадости. Держись.

– Но Николай – человек.

– Насколько понимаю, он не просто так таскает рядом с «гримом» еще и «радужку».

– Думаешь, все же именно защита ее основное предназначение?

– Я не знаю. – Ворон потер висок. – Пойдем, а?

Это была не аномалия, скорее, просто какое-то оптическое явление. Оно началось, стоило ступить на Профсоюзную улицу, и продолжалось до самого КПП. Все, находящееся вверху, отражалось и внизу: дома, деревья, фонарные столбы, закрытое белесой облачностью небо.

– Что это?! – воскликнул Николай.

– Спокойно, Псих, красиво же.

– Красиво, – согласился он.

– Вот и считай, что таким образом Зона отмечает твой уход. Много хуже, когда на дорогу вываливает какая-нибудь гадость, и приходится в ускоренном темпе бежать к дверям под ор растерзанных спутников и гвалт автоматных очередей.

– Не помню, чтобы здесь случались миражи, – заметил Денис.

– Я тоже, но все случается впервые, – ответил Ворон. – Фата-моргана не исключение. Если верить ученым, она возникает из-за разницы температур, когда в нижних слоях атмосферы образуется несколько чередующихся слоев воздуха различной плотности, способных давать зеркальные отражения. Небо становится зеркалом. Реально существующие объекты дают на горизонте или над ним по нескольку искаженных изображений, частично накладывающихся друг на друга и быстро меняющихся во времени.

– Но сейчас-то она не меняется.

– Разве?

Дома пришли в движение, и вот уже вместо них высились самые настоящие горы, темно-синие, с острыми вершинами, покрытыми снеговыми шапками, и древний замок чуть колыхался в серебристой дымке, потом пропал и он, зато появились облака, купающиеся в водной глади. Если приглядеться, удалось бы увидеть корабль, застывший у самого горизонта, а потом и чаек. Зрелище было великолепным. За ним хотелось наблюдать и наблюдать бесконечно, но вряд ли подобное не обернулось бы смертельной ловушкой.