– А ведь это не кожа, – сказал Дейкстра, осмотрев лоскут. – Гляди, Дуайт, она сплетена из тонких веревочек.

Дуайт тоже осмотрел изделие и сказал:

– Тонкая работа, однако, ни одна травоедка так не сделает. Запах странный, явно рыбный, но я не знаю рыбы с таким запахом.

Дейкстра тоже понюхал лоскут и тоже ощутил запах незнакомой рыбы.

– Да, это точно рыба, – сказал он. – Но как она плавает?

– А может, она не плавает? – донесся из-за спины голос травоеда Сантьяги. – Может, она живет в норах, подобно нам?

Быстро, однако, он пришел сюда, узнав о неведомом существе. Любопытен и умен Сантьяга, будь он по крови рыцарем, а не травоедом, хороший мудрец из него получился бы. К тому же, он чуть-чуть умеет плавать – большая редкость для травоедов. Но от века заведено, что мудрец избирается из числа рыцарей, ибо проклято Луисово семя, и да будет так воистину.

– Все может быть, – сказал Дейкстра. – Мы ничего толком не знаем о стране мертвых, там может водиться все что угодно. Думаешь, это существо подобно нам, а эти отростки – руки? Но почему на них нет присосок? И почему они разной длины?

– Глядите, – сказал Сантьяга. – На передних руках у него растут длинные отростки, они тонкие и гибкие, ими можно хватать предметы.

Дейкстра потрогал отростки на том, что Сантьяга назвал передней рукой существа, и обнаружил, что они не более гибкие, чем древесная ветвь. Сантьяга тоже пошевелил отростки, и сказал:

– Ну, я не знаю, может, они после смерти одеревенели… Ну-ка…

Он сел на тело, щелкнул клювом и откусил один отросток. Повертел во рту, выплюнул и сказал:

– Тоже рыбой пахнет. Но по-другому, не селедкой, а скорее тунцом. Смотрите, тут внутри косточка! Только она какая-то неправильная, толстая и негибкая… хотя нет, гнется, надо просто давить сильнее. Вот, глядите, теперь легко гнется! Но почему-то только в одном месте, нет, в двух местах. А если раскусить… Глядите, тут хрящ есть! Да какой необычный, не как в позвоночнике, а другой, видишь, Дейкстра, эти косточки могут скользить вот так одна по другой, и тогда отросток сгибается. Как лапка у донного ползуна, только у ползуна панцирь снаружи, а кости нет, а здесь панциря нет, а внутри кость, как у рыбы. А может, это вещая рыба Гамаюн?

Дуайт и Дейкстра дружно зашикали, сложив руки в жесте отвержения неудачи.

– Цыц! – рявкнул Дуайт. – Ползи вниз, травоед, и перед тем, как подняться вновь на эту вершину, подумай о том, какие имена можно произносить, а какие нельзя!

– Это глупое суеверие, – начал оправдываться Сантьяга, но король его оборвал, заявив:

– Здесь я решаю, какое суеверие глупое, а какое нет. Пошел прочь, травоед, пока я не отвесил тебе пинка между глаз! И не вздумай никому говорить о своих домыслах, узнаю – клюв вырву!

– Извините, – пробормотал Сантьяга, быстро засеменил к обрыву, разбежался, прыгнул со скалы, ловко поймал нисходящее течение и скрылся из поля зрения.

– Гаденыш, – констатировал король.

– Но это действительно глупое суеверие, – заметил Дейкстра.

– Мы с тобой это понимаем, – согласился Дуайт. – А они нет, – он указал рукой вниз, где дамы разгружали с вьючных акул то немногое мясо, которое добыли сегодня охотники. – Мне не нужно падение морального духа в племени.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Дейкстра.

Однажды отправились на охоту четверо рыцарей: Ян, Ричард, Джон и Роджер. Ян был королем племени, он был велик, могуч и красив, обладал зычным голосом, но страдал раздвоением личности. Ричард был невелик, но ловок, проворен, любил шутить и сочинял хорошие песни. Джон был могуч и силен, почти как Ян, и прославился умением издавать прекрасные звуки из раковин донных улиток, но в описываемое время уже достиг возраста старости и стал предаваться размышлениям, кому лучше отдать свое семя. Также он был мудрецом племени. Что касается Роджера, то этот рыцарь не прославился ничем особенным, но все источники сходятся на том, что он был в меру храбр, в меру удачлив и обладал добрым характером.

Так вот, отправились они на охоту и встретили рыбу буревестника, предвещающую смену течений, и сочинил Ричард прекрасную песню об этой рыбе, впрочем, другие говорят, что эту песню сочинил рыцарь Дэвид, и не на той охоте, а позже. Как бы то ни было, встретили они буревестника, и вняли предупреждению, и пошли изменившимся путем, и наткнулись на большой косяк жирной и вкусной трески, и окружили акулы косяк, и стали жечь рыб актиниями и глушить ударами хвостов, а рыцари собирали обездвиженных рыб и укладывали в веревочные мешки. И истребили они весь косяк, только лишь восемь восьмерок рыб оставили для дальнейшего размножения, как учил Джа. И добыли они много вкусного мяса.

И когда завязывали они последний мешок, собираясь возвращаться домой, сказал Ричард:

– Хорошее знамение явила нам рыба буревестник. Хотел бы я получать больше всяких знамений, хороших и разных.

И сказал ему Джон:

– Зря ты произнес эти слова.

– Почему? – удивился Ричард.

– Потому что не каждое знамение несет добро, – сказал Джон.

Ничего не ответил Ричард на эти слова, только лишь рассмеялся. И когда они направились домой, распевая песню удачи, явилась им рыба Гамаюн. Надо сказать, что дело происходило не в древности, когда все существа умели понятно говорить, а в современную эпоху. Только три вида живых существ сохранили поныне дар речи – люди, акулы и рыба Гамаюн. Люди, помимо того, имеют дар ума и дар ловкости, акулы – дар силы и дар скорости, а рыба Гамаюн имеет один только дар – дар пророчества. И поприветствовал ее Ричард:

– Здравствуй, рыба Гамаюн! Гляди, как много вкусной рыбы мы сегодня добыли! Благослови нас добрым словом, а мы подарим тебе мешок с рыбой!

Услышав эти слова, нахмурился король Ян, потому что не дело простого рыцаря делить добычу. Приготовился Ян обругать Ричарда, но не успел, потому что рыба Гамаюн произнесла следующее:

– Благодарю тебя, Ричард, но не приму я твой дар, потому что треска не по нраву моему желудку и печени. А что касается благословения, знайте, рыцари, что спокойно жить вашему племени осталось два прилива и три отлива. Ибо засорился сифон вашего вулкана, и набух вулкан огненным пузырем, и близится время, когда прорвется пузырь, и выйдет огонь в воду, и случится великая буря, и не спасутся в ней ни люди, ни акулы, ни актинии, ни устрицы, ни деревья и травы, ни грибы и донные ползуны. Собирайте акул ваших и грузите на них мясо, пленки и веревки, и матерей с отложенными яйцами, и возьмите с собой травоедов для разведения. Погрузите все перечисленное на акул ваших и плыите прочь, и будьте в холодных пустошах, пока стихия не успокоится.

Закончила рыба Гамаюн свою речь, взмахнула хвостом и удалилась в холодные воды. И проводили ее рыцари взглядами, и обратился Ян к Ричарду:

– Кто пинал тебя в антенну, скудоумный недомерок? Зачем ты сказал, что желаешь узнать знамение? Разве неведомо тебе, что пути Джа неисповедимы и что только мертвые способны оценить его шутки? Долго терпел я твои безрассудные выходки, но истощилось мое терпение! Забирай акула и те четыре мешка с рыбой, что на него навьючены, забирай любую женщину по своему выбору, кроме леди Марианны, и убирайся на все шесть сторон! Не желаю видеть тебя больше в моем племени!

Опечалился Ричард, но нечего ему было возразить королю. Взял он акула и четыре мешка рыбы и женщину по прозвищу Тьма, и удалился в холодные пустоши, и жил там какое-то время, и сочинял песни, но были они унылыми и незапоминающимися.

А король Ян подумал и сказал:

– Все говорят, что рыба Гамаюн видит грядущее, но никто не говорит, что она видит его правильно. Сдается мне, нам следует собрать все, о чем говорила рыба, и приготовиться к дальнему походу, но не уходить, пока не появятся ясные признаки того, что вулкан скоро взорвется. Ибо смотрю я на вулкан, и не вижу в его облике ничего примечательного, вулкан как вулкан. Земля не светится багровым и не содрогается, а горячий ядовитый столб над вулканом, пожалуй, стал даже меньше, чем в час последнего прилива, когда мы отправлялись на охоту.