— Я уже ни в чем не уверен, — в сердцах бросил Хайо, потом осекся, помялся, повернулся к Лаану спиной. — Я его сам нашел. И сам их свел. Я его проверял...

— Сам свел? — задумчиво повторил Смотритель. — Ну, живы будем, разберемся. Сейчас надо заниматься штабом, и вот что... давай сразу поделим полномочия.

Под когтями засохла кровь. Крови было, пожалуй, слишком — не только на руках, но и на всей одежде, на лице, на волосах. Дерран брезгливо передернулся. До сегодняшней ночи ему казалось, что он привык к алой или багрово-черной влаге, к ее запаху и липкости. Хозяин Арены и не подозревал, что настанет час, когда его будет тошнить и от запаха, и от цвета.

Его прозвали Смехачом, за то, что он всегда смеялся, если дело доходило до драки. Он смеялся в дружеском поединке, смеялся, когда убивал. Сегодня смех застрял в глотке, заблудился где-то в сорванных связках. Команда Арены объявила о своем нейтралитете. Дерран не хотел входить в штаб миротворцев, зная, что слишком многие не простят ему предательства, и это скажется на доходах. Но банде «борцов с нечистью» на нейтралитет было наплевать. Они пришли убивать.

Коридоры, тупики и закоулки огромного здания Арены позволяли долго держать оборону, но двое из девяти его ребят не успели забаррикадироваться в одной из комнат. Их застали врасплох. Дерран, стиснув зубы, слушал их крики. Всемером на полсотни, и лишь двое, считая самого Деррана владеют какой-то силой, помимо зубов и когтей... о победе мечтать не приходилось. Банда никуда не торопилась — или стремилась выманить оборонявшихся наружу.

Им это удалось. Минута шла за минутой, крики боли и проклятья по-прежнему доносились из-за двери, и Дерран посмотрел на своих людей. Еще несколько минут он мог бы удерживать их за закрытой дверью, но время покорности истекало. Его снесли бы вместе с дверью.

Его всегда считали острым на язык, говорили, что он за словом в карман не полезет. Сегодня в кармане была дыра, а в горле застрял тугой ком. Вылазка была самоубийством быстрым, бездействие — самоубийством медленным. Ему уже наплевать было на свой авторитет вожака, на то, что, запрети он действовать, ему суждено клеймо труса и предателя, на то, что никто и никогда не согласится с тем, что семеро за двоих — неравный размен, да и то никакого размена не произойдет, погибнут все...

За ним у проклятой двери стояли шестеро подчиненных, которые знали, что Дерран своих не бросает. Что быть в его команде значит всегда иметь прикрытую спину. Репутация строгого, но справедливого лидера взяла его за горло и пощекотала под ухом серебряным кинжалом.

— Мы застигнем их врасплох, — выдавил из себя Дерран, надеясь на то, что голос кажется дрожащим только ему самому, а если не только ему, то безнадежность спутают с яростью. — Прикрывайте друг друга.

Он смеялся, убивая, смеялся, пока не охрип. Охранных и боевых заклинаний хватило ненадолго, он никогда не был особо сильным или умелым. В свалке у выхода у него выбили оба ножа, и в ход пошли когти. Дерран не считал, скольких покалечил, сколько раненых с разорванными горлами и выбитыми глазами оставляет за собой. Это были люди, а люди в Городе воскресают почти всегда. В отличие от тех, кто шел за ним.

С Арены вырвались четверо, в том числе один из пленников, и Дерран не знал, ради чего погибли пятеро других, знал только, что они сделали невозможное. За пределами Арены можно было перемещаться привычными им тайными тропами, и четверка укрылась под землей в одном из лабиринтов.

Тенник выгрыз кровь из когтей, сплюнул на камень и оскалился, глядя на лица товарищей. Двое были ранены несильно, бывшему пленнику досталось куда круче: банда развлекалась с серебряным оружием. Сил на то, чтобы лечить такие ожоги, у Деррана уже не было; у него вообще больше не осталось сил, даже на то, чтобы оттереть чужую горькую кровь с лица. Тем не менее, его даже не ранили — ссадины и синяки не считались.

— Нужно пройти к нашим, — сказал Рейме.

Дерран посмотрел на него, зализывающего рубленую рану на предплечье, и не сказал ничего. Своими для Рейме были Идущие в Ночи. В последний месяц этот клан активно готовился к боевым действиям, Дерран знал об этом лучше прочих. Рейме не входил в отряды боевиков, которые тренировались на Арене. Хозяину Арены хорошо заплатили за помещения для тренировки. Три дня назад он не задумывался, зачем нужны боевики и против кого они будут драться. Глава клана заплатил, ничего больше Деррана не волновало. Мало ли, у кого какие причуды, но хорошо оплаченные причуды — личное дело того, кто платит.

Сейчас он готов был своими руками удавить главу Идущих в Ночи, хоть они и принадлежали к одному племени. Ему было все равно, кто бросил первую спичку в стог сена. Идущие хотели войны, и они ее получили, а Дерран... Дерран получил пять трупов на совести, пропитанную кровью одежду и бессильный стыд. Первый раз в жизни он был счастлив тому, что является бесклановым, и никому, кроме своих парней, ничем не обязан. Впрочем, и половину из них он уберечь не сумел.

Банда знала, где тренировались бойцы. То, что Дерран просто предоставлял помещения (и тренеров, и оружие, и снаряжение — немедленно подсказал внутренний голос), их не волновало. В кровавой каше теперь вообще никого и ничего не волновало, кроме драки, мести, убийства...

— Беги, — выговорил Дерран после паузы. — Вперед, прыжками...

— Босс? — шевельнул ушами мальчишка. — Я что-то не то...

— Все то. Иди, я тебя отпускаю. Кто хочет — идите с ним.

— А ты?

Бывший хозяин Арены вновь уставился в стену. По влажной штукатурке расползались серо-серебристые кустики мха. Сюда давно никто не спускался, об этом говорила и пыль на полу, и отсутствие чужих запахов в воздухе. В этом подземном лабиринте Дерран никогда бы не заблудился: достаточно было положить руку на любую из стен, чтобы моментально увидеть план лабиринта.

На груди притаился теплый кусок металла. Дерран через рубаху нащупал амулет. Если бы не эта вещь, он не вышел бы живым с Арены. Драгоценность, полученная практически даром. Услуга, оказанная им Смотрителю, не стоила такой оплаты. Дерран знал, где сейчас Смотритель Лаан. В штабе «миротворцев». Там же еще многие из тенников, многие из людей. Рано или поздно они наведут порядок, и все вернется на круги своя.

Там же и Риайо-эн-ай-Ран, Крылатый. Дерран встречался с ним лишь дважды, но воспоминания о встречах заставляли шипеть и вздрагивать до сих пор. Крылатые вмешивались в дела других тенников крайне редко, но уж если что-то казалось им нарушением обычаев или законов Города, то бесполезно было молить о пощаде или надеяться на солидарность. Ледяная зелень взгляда, несколько коротких фраз, ощущение собственной беспомощности перед волной изумрудного гнева и презрения... и правота, вечная правота Крылатых.

— Я пойду с вами, — сказал Дерран.

Сил идти напрямую у Деррана не осталось. Проще было перемещаться пешком. Раненый, которого он тащил на спине, оказался не слишком тяжкой ношей. Куда труднее было бы тащить его сквозь стены. Дорога заняла около часа. Вел Рейме, и всем повезло — он не ошибся. Чутье его не подвело. Дерран смотрел, как парнишка нащупывает в путанице коридоров дорогу к тайным убежищам своего клана, и думал, что в иное время стал бы гордиться его успехами. Еще пару лет назад Рейме был способен запутаться в собственных лапах. Сейчас же Дерран думал только о том, чего не сделал и уже, наверное, не успеет. Для тех, кто остался лежать на Арене, делать что-то было уже окончательно поздно. Отвратительное, грязно-серое слово, с которым приходится соглашаться, даже если тянет блевать от него, если кровь идет горлом, когда выговариваешь два коротких слога «поз-дно, поз-дно»...

Дно. Илистое дно под толщей грязной воды.

Не думать, не думать — иначе отчаяние затянет туда, в серо-бежевый ил, и не сможешь уже сделать ничего...

Главу клана Дерран знал. Знал не так чтоб близко, но достаточно хорошо, чтобы недолюбливать. Он вообще не слишком жаловал оборотней, делая исключение только для членов своей команды. Еще больше хозяин Арены не любил все кланы Нижних, но с ними, по счастью, ему пересекаться почти не доводилось. У Нижних были свои интересы, странные и непонятные даже для собрата по расе. Они не вылезали из самых глубоких своих катакомб, редко в открытую участвовали в общих делах, но влияние их чувствовалось даже в тех ситуациях, которые вовсе не касались самих Нижних. Они всегда выходили сухими из воды, чистыми из любой заварушки. Если только в дело не вмешивались Крылатые, которые всегда были в курсе каждой интриги, творившейся в Городе. Как им это удавалось? Как Риайо узнавал о том, что хранили в тайне?