Кажется, я загипнотизировал ее. Бедная Леночка смотрела на меня расширенными глазами, как удав на кролика, она больше не замечала ни крови отца Спиридона, запачкавшей мою дубленку, ни сажи и копоти на моем лице, ни противоестественного пейзажа вокруг. Она не видела ничего, кроме моих глаз, и не слышала ничего, кроме моего голоса. Я почувствовал, как гиганты поддаются. Еще немного… если хотя бы на мгновение заставить ее взглянуть на мир незамутненным взглядом, отрешиться от привычного я… как там говорил владыка Дмитрий…

— Иисус ждал темноты, — сказал я. — Ослепленный тишиной, он ждал темноты и пауки плясали на стенах. Ахим брахма аси!

Бессмысленная фраза, сама собой всплывшая в моем мозгу, сделала свое дело. Я ощутил, как мир сдвинулся, и с гордостью отметил, что в этот раз я управился почти без креста, он помог только совсем чуть-чуть, на самом последнем этапе. Глаза Леночки распахнулись и стали пустыми, и в этот момент я направил ей мощнейший мысленный посыл, самый мощный, какой только смог сотворить.

— Поверь в себе, — сказал я, и мои слова прозвучали во всех девяти слоях истины.

А потом я, обессиленный, опустился на собственную задницу, привалился спиной к куску разрушенной стены и стал расслабленно ждать конца. В пустой голове осталась только одна мысль — зачем я все это сделал?

Спустя вечность я ощутил на собственной щеке холодную, но живую и одновременно теплую маленькую, почти детскую, ладошку. Теплую внутренней теплотой, не имеющей ничего общего с кинетической энергией молекул, составляющих плоть.

— Бедный, — сказала Леночка и вздохнула. — Я прощаю тебя.

— Что? — мне показалось, что я ослышался.

— Я прощаю тебя, — повторила Леночка. — Понять — значит простить, не так ли?

— Наверное. А ты поняла?

— Поняла. Я… кажется…

Она встала на ноги и подняла руки к небу. Пространство взвихрилось вокруг нее, лунный пейзаж подернулся туманной дымкой и стал таять. Неопределенность захватила пространство и время, эти понятия перестали существовать, теперь ничто не имеет значения, только она и я, только мы с ней, мы вместе и все, нет больше ничего, кроме отражения тени бытия в наших глазах. Я понял, что она делает, и я вскочил, нет, я взлетел, одним легким движением, как будто секунду назад меня не давила чугунная тяжесть от только что совершенного чудовищного волшебства.

Мы взялись за руки и процесс пошел. Один за другим куски камня взмывали в воздух и собирались вместе, они плыли друг к другу, соединялись и сливались в единое целое. Мне казалось, что поднимающиеся стены обновленного храма поют что-то торжественное, кажется, это называется осанна, но я могу ошибаться.

— Как насчет внутренностей? — спросил я.

— Не волнуйся, — успокоила меня Леночка. Впрочем, какая она теперь Леночка, скорее уж, святая Елена. — Они не успели забыть свое место, они вернутся и все восстановится.

— Спиридон?

— Ты справишься?

— Боюсь, что нет. Нет, я не справлюсь.

— Я тоже. Его сила в нас, если изъять ее из наших сущностей, они распадутся. Думаю, он будет не в обиде. Авраам принес в жертву собственного сына, а мы с тобой принесли в жертву священника.

— В его смерти виноват только я.

— Я беру на себя половину греха.

— Почему?

— Потому что результатами греха пользуемся мы оба. Спасибо тебе.

— За что?

— Ты дал мне веру.

— Она и так была у тебя. Раньше ты не могла собрать церковь из обломков, но это не показатель.

— Я и сейчас не могу сделать это одна. Мы сделали это вместе.

— Тебя не пугает, что я вампир?

— Ты больше не вампир.

— Как это? — я сформировал клыки и продемонстрировал их Леночке.

Она фыркнула.

— Я тоже могу так сделать, ну и что? У тебя больше нет зависимости от человеческой крови.

— Как ты это сделала?

— Не знаю, я знаю только, что я сделала это и все. Да и вообще, я не уверена, что это сделала именно я.

— А кто же?

— Бог.

— Бог?

— Бог. Он обратил на нас взор и сделал то, что посчитал нужным.

— А что он сделал?

— Дал нам силы.

— Зачем?

— Откуда я знаю? Кто вообще может похвастаться, что понимает дела господни? Знаешь, Сергей, я припоминаю, что тут неподалеку, вон за тем углом, есть забегаловка. Пойдем, посидим?

— Разве это не грех?

— Мне открылось, что нет. Бог открыл мне, что большинство запретов, которые накладываются его именем, не имеют никакого смысла. Так пойдем?

— Пойдем.

Мы неплохо посидели, мы выпили на двоих три бутылки "Хванчкары", настоящей грузинской, если верить этикетке, но опьянение так и не пришло. А потом мы пошли ко мне домой, сразу с порога направились в спальню и довели возникшую между нами духовную близость до логического завершения.

— Грешить приятно, — сказала Леночка и хихикнула.

— Это не грех, — возразил я, и она снова хихикнула.

— Да знаю, — сказала она, — я просто шучу. И это совсем не больно.

— Боль бывает не у всех, — заявил я с видом глубокого знатока и Леночка рассмеялась.

— Ты читаешь мои мысли? — догадался я.

— Ага. Это так забавно! Спасибо тебе! — она поцеловала меня в губы. — Это так здорово! Как будто я впервые в жизни по-настоящему проснулась. Оказывается, бог совсем не суровый.

— Да ну?

— Ну да! Он, оказывается, совсем не запрещает радоваться жизни. А жизнь так прекрасна! Если смотреть на нее под правильным углом.

— Не сказал бы.

— Да, конечно, для тебя все по-другому, ты же темный.

— Какой такой темный? Ты, вообще, о чем?

— Ты разве не понял? Тебе не открылось?

— Ничего мне не открылось, если не считать того, что я теперь могу взрывать здания из воображаемой пукалки.

— Не только! Ты еще овладел телекинезом.

— Я и раньше умел летать.

— Одно дело летать самому и совсем другое дело перемещать других. Ты уже забыл, как выкинул меня в окно?

— Да, действительно. А еще я прикрыл тебя щитом от падающих камней.

— А потом мы с тобой собрали камни. И ты избавился от привычки к вампиризму.

— Это ты так говоришь. Ты уж извини, но в это я поверю только тогда, когда пройдет два месяца и я никого не укушу.

— Фома ты мой неверующий. Так тебе не открылась судьба?

— Нет.

— Странно.

— Не томи! Какая моя судьба?

— Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ты темный… я так и не поняла, то ли мессия, то ли предтеча.

— Антихрист, что ли?

— Можно и так сказать.

— Если я антихрист, тогда кто ты?

— Твой оппонент со стороны света.

— Охренеть! Знаешь, милая, может быть, я все позабыл, но что-то я не помню, чтобы в священном писании было написано, что антихрист будет… эээ…

Леночка расхохоталась.

— Если понимать в переносном смысле, — заявила она, — то как раз это там и написано. А еще там написано, что потом все будет наоборот. Кстати, ты уже восстановился? Я хотела бы попробовать.

— Подожди! Это слишком серьезно. Добро и зло — силы взаимоисключающие, будь ты посланцем господа, а я посланцем Сатаны, мы бы немедленно возненавидели друг друга.

— С чего ты взял? Разве бог ненавидит Сатану?

— А что, нет? Или эта истина тебе тоже открылась?

— Ну да, открылась. Когда ты перестаешь воспринимать писание как догму, сразу открывается много новых истин. Бог всемогущ? Всемогущ. Дьявол всемогущ? А?

— Я понял. Ты утверждаешь, что бог терпит дьявола, потому что…

— Ничего ты не понял! Кто сотворил дьявола?

— Бог?

— Правильно, больше некому. А зачем?

— Зачем?

— Самому подумать слабо?

— Да иди ты! Ты прямо как Зина, она тоже все время загружала, типа, подумай, это полезно, будешь много думать — будет тебе просветление…

— Оно пришло.

— Оно пришло не из-за этого.

— А из-за чего?