«Ты ошибался», — наставительно утверждал отец.

«Каждая моя ошибка приводила к переосмыслению и определенным выводам. Не будь их, я тоже был бы другим. Я же вполне устраиваю себя таким, как есть», — получал он в ответ.

«В постели?» — он намекал на мое состояние, но на самом деле изрядно веселил.

«Пока еще никто не жаловался, знаешь ли, — отвечал я и интересовался: — Ты зачем явился, папа?»

И тогда он предложил мне участие в эксперименте, обещавшем закончиться фатально.

Так я стал «подопытным кроликом». В конце концов, терять мне было абсолютно нечего. Сестринский обещал либо свести в могилу, либо поставить на ноги. Меня оба этих исхода вполне устраивали. Участи профессора Доуэля я хлебнул сполна.

Введение инъекции я пережил. Более того, тело снова потихоньку начало подчиняться, а вот с облучением не вышло. Оно проходило в специальной изолированной камере. В ней я должен был пребывать довольно долго. Знаешь, космонавтов испытывают на длительное одиночество, со мной проделывали примерно то же самое.

Во время испытания в лабораторию ворвались вооруженные люди и принялись все громить. Аппаратуру — в первую очередь. Это привело к короткому замыканию и сначала скачку напряжения, а затем к полному обесточиванию.

То ли меня сочли мертвым и оставили гнить в камере, то ли я на тот момент действительно пребывал в состоянии клинической смерти, а затем почему-то очнулся. Сам помню только, как выбирался на свободу.

Так вместо Игоря Ветрова появился Ворон — умнейшая птица, к тому же молва приписывает ей связь с миром мертвых — чем не я?..

Первое время скрывался у Романа, попутно пытаясь выяснить, кто разнес лабораторию «Рыцарей Зоны», живы ли Сестринский со своими «птенцами» и мой отец. Люди словно в воду канули, а вот с разгромом оказалось все просто до банальности: высокопоставленный чин вначале сунул в проект своего родича, а потом, когда получил на выходе труп, вышел из себя и решил жизнь положить, но добиться закрытия вредного проекта. По официальным каналам не вышло, вот и связался с криминалом.

Ни отец, ни Сестринский, ни вот этот вот Дим более не появлялись на моем пути. До недавнего времени я думал, будто все они погибли, но, видимо, ошибался. Они спасли меня и при этом оставили в покое — даже не представляю, кого я должен благодарить за такое счастье! Причем я искренен сейчас, как никогда.

— Я вижу, — сказал Денис.

— Мстить я не стал. Все слишком перепуталось. Высокопоставленный чин оказался хорошим другом матери, а вмешиваться в ее жизнь, делать несчастной… Я просто не увидел в том смысла. Никогда не ставил себя на место Гамлета и не собирался. Глупец он… этот Гамлет.

Более того, именно этот чин в результате сильно помог мне заново устроиться в жизни. Кроме легального бизнеса, он приторговывал артефактами и оружием. Первые свои «находки» я сбывал через него. Постепенно вышел на несколько в тот момент зарождавшихся кланов, затем сам решил посетить Зону.

В Чернобыле мне неожиданно понравилось. В отличие от обычных людей я мог ходить по нему в одиночку, так было проще и комфортнее, чем в компании. К тому же у меня проявилась повышенная сопротивляемость к паническим атакам и любой экстрасенсорике. Чувствовать аномалии при этом я лучше не стал, остаться жить в Зоне вместе с «темными сталкерами» не пожелал, хотя те и звали, и настаивали, и даже пробовали затащить к себе силой.

Я неплохо поднялся на продаже артефактов, завел свои связи, несколько лет целенаправленно изучал чернобыльскую Зону, затем самостоятельно вышел на Шувалова и предложил свои услуги ИИЗ. После возникновения московской Зоны предпочел перебраться в нее. — Ворон откинулся на спинку кресла и закинул ногу на подлокотник. — Ну? Разочаровал я тебя или нет? — спросил он так, словно ответ нисколько не интересовал его. Вот только Денис прекрасно знал, что все действительно важные для него вещи напарник спрашивает именно с этим видом и равнодушным тоном.

— Нет, не разочаровал, — ответил Денис. — Пожалуй, даже обрадовал и убедил.

— В том, что не такой уж ты и странный? — усмехнулся Ворон.

— Не только. Пожалуй, не стану больше расстраиваться по поводу отсутствия воспоминаний.

— Наконец-то, — хмыкнул Ворон. — Давно пора. Потому что в лучшем случае твои потерянные и позабытые близкие окажутся самыми обычными людьми, а вот в худшем… о… Я экспромтом могу назвать тебе с полсотни вариантов.

— Не надо, — попросил Денис, — я и сам горазд фантазировать.

— И если для того, чтобы ты осознал ненужность и беспочвенность своих страданий, мне потребовалось обнажить душу… это даже не цена, так, фигня какая-то, — сказал Ворон и рассмеялся. — Прошлое, если подумать без патетики, не столь и важно на самом-то деле. Есть оно или нет, ты все равно остаешься тем, кем желаешь быть сейчас. В себя надо верить, в себя, а не в прошлое, будущее, кого-то или что-то. В гробу я видал все катарсисы, с которыми носится каждый второй, если не первый. Надо в себя верить и, по возможности, любить. И ныть поменьше — тоже надо.

— Ты это сейчас мне или себе посоветовал?

— Обоим, — сказал Ворон и поднялся с кресла. — И давай наконец расходиться по койкам. Я падаю, начиная с трех часов дня, и все никак не упаду, хотя уже никаких сил не осталось, настолько хочу спать.

— Конечно! — поддержал его Денис.

В дверях Ворон облокотился на косяк и обернулся.

— Будем жить, Дэн, — сказал он.

— Непременно.

— И что такого в этом комбинезоне? — Никита рассматривал себя, словно заправская модница, только зеркала в полный рост не хватало. — Чем он отличается от того, что выдали бы в ИИЗ, ума не приложу.

— А ты Толкина читал? — спросил Денис.

— Да, но я не любитель подобного рода литературы. Не понимаю, чего хорошего в чтиве не про реальную жизнь. — Он не хотел задеть «мальчишку Ворона», но словесные шпильки получались как-то сами собой. Никита обычно соблюдал субординацию и понимал, что Дэн опытнее него в обращении с оружием и на хорошем счету в институте, но для него, как и для многих молодых людей, возраст имел первостепенное значение.

Никита с легкостью признавал старшинство Дима и соглашался быть младшим (да он и являлся таковым), их связка казалась идеальной: мудрый учитель и ученик. Никита мог бы вытерпеть и Ворона, если бы тот вел себя иначе, но вот признавать командиром Дэна отказывался наотрез. Он чувствовал себя так, как если бы его заставили подчиняться ученику последнего класса средней школы, — унизительно.

— О вкусах не спорят, — ответил Дэн, совершенно не уязвленный тем, что его предпочтения подвергли критике. — Однако я не о том. Если помнишь, эльфы подарили Фродо плащи, надев которые удавалось стать незаметными. На нас сейчас — нечто очень похожее.

Никита фыркнул:

— Врешь, я ведь тебя вижу.

— Это потому, что я двигаюсь, — пояснил Дэн и, отступив на несколько шагов, сел на корточки и застыл.

Никита вынужден был признал, что, если бы не держал его взглядом, мог и не заметить, однако чувство противоречия взяло свое, и он заявил:

— Вижу все равно.

— Ник, обернитесь ко мне! — послышался сбоку голос Ворона.

Никита посмотрел в ту сторону, откуда слышался голос сталкера, и не увидел его. Темно-серый асфальт, местами потрескавшийся; отбойник, разделявший потоки автомобилей; бетонные перекрытия моста, ведущего через стену в когда-то благополучный спальный район Ясенево, Нечаев, стоящий рядом с машиной и чему-то улыбающийся, — и никакого Ворона!

— Ну как? Видно? — рассмеялся тот. — Или все же нет?

— Тьфу… чертовщина, — выругался присутствующий здесь же следователь Щищкиц и прикрикнул: — Хватит ваших демонстраций, Ворон! Устроили балаган!

— Хватит — значит хватит, — произнесла пустота голосом сталкера и сбросила капюшон. Возникла черная шевелюра, лицо с неизменной усмешкой и руки, а вот нижняя половина тела, оставшаяся неподвижной, полностью мимикрировала под окружающий ландшафт.