Если бы месяц назад кто-нибудь сказал Сяо Вану, что он будет так пресмыкаться перед простым охранником, Сяо Ван ни за что бы не поверил. Но не зря философы говорят, что лишение свободы может отразиться на человеческой душе самым непредсказуемым образом. Всю последнюю неделю Сяо Ван воспринимал происходящее как дурной сон, он ждал, когда вынужденное заключение закончится, и он снова вернется к нормальному мировосприятию, он запрещал себе думать, что может не выйти отсюда никогда.

Место, где жил Сяо Ван, находилось внутри одного из отдаленных складов компании. Судя по тому немногому, что удалось увидеть Сяо Вану, раньше этот склад использовался как минимум для контрабанды, а как максимум… страшно даже подумать, для чего. Если предположить, что это обычный склад, непонятно, зачем здесь столько скрытых коридоров и потайных дверей, совершенно незаметных для непосвященного. Сяо Ван еще не решил, что будет делать с этим складом, когда выйдет на свободу – напишет письмо господину Дха-вапути или сделает вид, что ничего не заметил. Чувство благодарности к тем, кто спас его от людей Сингха, заставляло Сяо Вана выбрать второй вариант, но гражданская совесть настойчиво склоняла к первому. Впрочем, решение не обязательно принимать прямо сейчас, потом будет достаточно времени, чтобы во всем разобраться, все взвесить и выбрать единственно правильный путь.

Рю Акидзиро ничего не ответил на эту истерическую тираду. Вместо ответа он сильно ударил Сяо Вана ногой в живот и, когда Сяо Ван согнулся, добавил ребром ладони по шее, легонько, чтобы не сломать позвоночник. Далее Рю вытащил из кармана одноразовый шприц-тюбик, сделал Сяо Вану инъекцию, пододвинул к себе стул и уселся на него, ожидая, когда феназин начнет действовать. Дятел был прав, подумал Рю, господин Мусусимару действительно разрешил его выпустить. Но Дятел не прав, думая, что выйдет отсюда живым.

Рю тяжело вздохнул, он не любил допросы, особенно с применением психотропных средств. Ему казалось, что когда он вторгается с помощью химии в душу другого человека и ломает защиту сознания, то совершает изнасилование в извращенной форме, церебральный секс, если так можно выразиться. Рю не любил церебральный секс.

Сяо Ван открыл глаза и обвел комнату пустым взглядом. Рю вздохнул еще раз и задал первый вопрос.

Якадзуно пришлось согнуться, чтобы войти в хижину, которую вызуэ называют есо. Чертов язык, ни одно слово человеку нельзя нормально выговорить, что бы ты ни пытался сказать, получается какая-то ерунда, а эти вызуэ смотрят на то, как шемсезл коверкает слова Ухуфлайм, и фыркают. Якадзуно уже выяснил, что фырканье заменяет ящерам смех.

Внутри хижины не было почти ничего, из внутреннего убранства только кресло-качалка, в котором дремала молодая вызуйшав по имени Хусуэлва, и еще циновка на полу, на которой, прикрыв глаза, лежал Анатолий. Якадзуно вздрогнул, увидев его.

Анатолий сильно исхудал, щеки ввалились, черты лица заострились, и если бы не здоровый румянец на щеках, он был бы похож на умирающего. Услышав шаги, Анатолий медленно и очень плавно повернул голову, увидел Якадзуно, улыбнулся и сказал:

– Привет, лозшу. Эти сэшвуэ тебя еще не достали? Якадзуно не поддержал шутку, ничего смешного в ней он не нашел.

– Множественное число от сэшвуэ звучит сэшвуй. Кроме того, в этом езузера… нет, кажется, езузере… короче, в этом гадюшнике сэшвуэ только один, а все остальные – это вонючие фохей, в которые этот урод записал и меня. Знаешь, какое у меня сейчас фувуху? Сэшвуэ Фесезл Левосе, мать его под хвост, объявил меня своей собственностью до тех пор, пока мой хозяин, то есть ты, не придешь в себя настолько, чтобы меня можно было тебе доверить. Как тебе это нравится?

Анатолий сделал странный жест, как будто попытался пожать плечами, но передумал.

– А что здесь такого? – спросил он. – У каждого народа свои законы, нашему другу Фесезлу тоже, скорее всего, не нравится, что в Олимпе ему не оказывают должных знаков уважения. Примитивные культуры очень жестко регламентируют поведение членов общества, у них каждый знает свое место, а когда выясняется, что для кого-то места нет, ему это место находят, исходя из собственных представлений о системе взаимоотношений в обществе. Я так понимаю, у них феодальное общество?

– Что-то вроде того. Пожалуй, скорее даже рабовладельческое. Сэшвуй относятся к фохего почти как к домашним животным.

– Сэшвуй и фохего – это касты?

– Фохей.

– Чего?

– Фохей, а не фохего. Корень фохе, и – окончание множественного числа. Бывают и другие окончания, вообще, у них столько склонений и спряжений…

– Быстро ты разобрался в их языке.

Якадзуно скорчил злобную гримасу, похоже, методы обучения иностранному языку у ящеров не отличались гуманностью. Анатолий поспешил сменить тему.

– Что, вообще, случилось? – спросил он. – Как мы здесь оказались?

– Мы попали под ядерный удар, – выдал Якадзуно потрясающе глубокую и неожиданную мысль. – Я так и не понял, кстати, что там взорвалось.

– Скорее всего, управляемая мина. Когда эти придурки начали стрелять, она спокойно взлетела и взорвалась. А может, это был автономный снаряд. Когда пули начали падать на землю, к этим танкам можно было и слона подвести, они бы все равно ничего не заметили.

– Танкам? Каким еще танкам?

– Обыкновенным. Не знаешь, что такое танки? Это тяжелые бронированные грузовики с мощным вооружением, на Деметре расквартирован целый танковый полк.

– Но зачем? Любой серьезный противник накроет их одной веерной атакой.

– Полк экспериментальный. Насколько я помню, эксперимент признали неудачным, но полк не расформировали. Наверное, чтобы ящеров пугать. Теперь в этом полку стало как минимум одним батальоном меньше. Ну да бог с ними, с танками, ты лучше скажи, дальше что было?

– Что-что… нас накрыло, потащило, стекла побились, хорошо, что вынесло на сухое место, не утонули. Тебя приложило спиной о спинку сиденья, сиденье сломалось, твоя спина тоже. До ближайшего жилья километров пять, куда идти – неизвестно, потому что джипиэска сдохла и компас тоже, я на всякий случай включил аварийку, мало ли, думаю, может, чудо случится, а оно взяло и случилось. Фесезл принял сигнал и решил посмотреть, что там происходит, взял двоих бойцов, лодку и поехал нас спасать.

– На лодке? По болоту? Там же полно сухих мест!

– У них специальная лодка, скорее глиссер, чем лодка. Это такая большая плоскодонка, там стоит водометный двигатель, а по бокам какая-то фигня вроде гусениц, и еще они днище чем-то смазывают… Короткие сухие участки она пролетает с разгону, а если надо долго ехать посуху, они переключают двигатель на гусеницы и лодка ползет, как вездеход.

– Двигатель земного производства?

– Ну не местного же!

– Действительно. А зачем они поехали нас спасать? Они должны были сильно перепугаться.

– Они и перепугались. Черт его знает… насколько я понимаю, у этих сэшвузл такая этика, что нельзя уступать страху, и если ты пошел на страшное дело и вернулся, то ты теперь супергерой. И еще, я думаю, Фесезл хотел поснимать аккумуляторы с убитых машин, с нашей они, кстати, аккумулятор сняли.

Анатолий сунул руку под мышку и обнаружил, что пистолет отсутствует.

– Мой пистолет они тоже забрали, – констатировал он.

– Мой оставили, – сказал Якадзуно. – Мы все-таки не пленники, мы, скорее, почетные гости. По крайней мере ты.

– Погоди. Значит, меня они приняли за человеческого сэшву или как там это у них называется… А ты кто по их мнению?

– Лозшу. Дружинник, оруженосец, рядовой солдат. Что-то вроде слуги, вроде как Планше у д'Артаньяна. Пока сэшвуэ болен, он пользуется покровительством хозяина территории, на которой находится, а его лозшу на это время становится собственностью этого самого хозяина. Право собственности относительное, чужого слугу нельзя отправлять на работу, потому что это неуважение к больному хозяину… короче, тут сам черт ногу сломит. Надо быть ученым, чтобы разобраться в их порядках.