То есть до того, как я выйду к людям, с родными никак не связаться. Причем именно к людям — как гномы среагируют на просьбу о помощи, исходящую от жителя столицы ненавистных им Инорожденных, я не брался предсказывать. Даже при том, что на эльфа я ну никак не похож, несмотря на всю формальную принадлежность к правящим в Анариссе расе и сословию.

Хотя люди тут, в альтийских горах, тоже не подарочек. Что по эту, ближнюю сторону гор, что по дальнюю. Причем здешние-то еще ничего — трансальтинцы, худо-бедно знакомые по тому же фольксдрангу и землячествам в моем родном городе. Ну ходят в одних коротких штанах на помочах и свернутых жгутом пледах через плечо, ну, чуть что, лезут в драку, ну факельные шествия устраивают — все одно почти свои, привычные.

А за гребнями Альт совсем уж жутковатые цизальтинцы в уборах из перьев пляшут вокруг тотемных столбов и готовят пиццу и лазанью в переносных чугунных тандырах. Их шаманы заклинают дикую колючку в спираль именем первого из них — Бруно Сломанного Слова, а воины Союза Племен срезают скальпы у поверженных врагов, чтобы обшивать ими рукава своих замшевых курток. А что рассказывают про горячих и ревнивых скво с зеленых альтийских лугов, лишний раз и вспоминать невместно. Достаточно не забывать, что «развод по-цизальтински» стал нарицательным понятием. Так что тут не враз угадаешь, с кем лучше связаться.

Вот только вывела меня Судьба не на кого-то из этих людей, тоже не факт, что дружелюбно настроенных, а на самого что ни на есть гнома. Да и тот попался непутевый, если капитально поцапался со своими при таких-то навыках самостоятельного бытия!

Когда я вернулся с жестко шуршащей добычей, слежавшейся от долгого неупотребления, гном уже разложил свой скарб и теперь возился с горелкой странного вида — вроде пузатого горшочка из мутноватого, при всей прозрачности, горного хрусталя с длинной, как у сковороды, железной ручкой в кожаной обмотке. Что ж, оптимальное устройство для подгорной темени, ни одного лучика света не упустит.

Впрочем, инсургент на редкость неумело управлялся со своей огневой утварью. Зажим для фитиля у него отчаянно не хотел держаться на горловине сосуда, залитого прозрачным золотистым пахучим жиром, и то и дело норовил утопить огонек, не особо желавший разгораться.

Видимо, пытаясь сгладить впечатление от своих неудачных попыток обеспечить нас светом и теплом, гном по новой завел разговор:

— Слышь, контрабандист… Как хоть к тебе обращаться?

Важный вопрос. И задан правильно, не впрямую — «как твое имя», а обходным манером, оставляющим свободу скрыть истинное прозвание по магической или какой иной необходимости. Почему бы и не ответить первым на такой вопрос…

— Зови меня Джек, — отозвался я, выдержав паузу, впрочем, пропавшую втуне из-за сосредоточенного пыхтения собеседника над хрустальной кастрюлей. С намеком, что имя может быть настоящее, а может и нет.

— А ты меня тогда Тни… то есть Тнерр.

По моментально поправленной оговорке стало ясно, что тут уж прозвание точно выдумано на ходу. Но, похоже, от настоящего имени оно ушло недалеко — различия начались с третьей буквы, а рычание в конце явно было призвано придать носителю грозной суровости.

Хотя, конечно, из меня тот еще знаток гномских прозваний. Может, у них такое «ррр» вообще несет уменьшительно-ласкательный оттенок. И по хлипкому виду новопоименованного Тнерра оно куда как более вероятно!

Почуяв мои сомнения, инсургент с удвоенной спешкой завозился над жировой жаровней, раздувая неверный огонек, лениво перебегающий по фитилю. Наконец его усилия увенчались некоторым успехом. Череда все более ярких вспышек, озарявших своды пещеры, сопровождалась отчаянным чадом и струйками копоти, но это не помешало горе-истопнику распрямиться с победным восклицанием:

— Против гнома нет приема!!!

Словно в ответ на это хвастовство, один конец фитильного зажима соскочил с края сосуда. Пламя сразу же затрещало и наполовину притухло, залитое жиром.

— Ну… теоретически, — несколько смущенно поправился гном в ответ на мое саркастичное хмыканье. Он потянулся было поправить зажим, но обжегся, с громким ойканьем отдернул обожженные кончики пальцев и сунул их в рот, обиженно глядя сквозь линзы. От этой его возни горелка провернулась, раскачиваясь, фитиль снесло через край и окончательно затушило выплеснувшимся жиром. В наступившей темноте поваливший чад не был виден, но отчетливо чувствовался в воздухе. Инсургент же остервенело лупил кремнем по кресалу, даже не пытаясь нащупать раскаленные принадлежности очага. Вспышки искр выхватывали из тьмы только оправу и стекла его очков. Поневоле я пожалел, что успел убрать жука-фонарника.

Делать нечего, придется возиться с огнем самому. Слишком уж много камня вокруг… да ветра в голове незадачливого возжигателя очага. Причем ветра дурного, что годен лишь гонять пустынную шар-траву. Вот уж что сейчас пригодилось бы нам на растопку…

Не скажу, что совсем не потратил времени, осваиваясь с незнакомой системой разом освещения и отопления. Но похоже, руки у гнома росли из совсем уж неправильного места — повторить его ошибки мне не удалось никакими силами.

Наконец после пятиминутной возни плоский фитиль в медном зажиме поперек плошки разгорелся ярко и надежно. Теперь можно и расположиться на отдых. Хотя бы не придется ждать ночного нападения от нежданного соседа по биваку.

Оказалось, зря — пусть не нападения, но каких-то странных поползновений мне избежать не удалось. С упорством, достойным лучшего применения, гном решил улечься на ночлег с той же стороны, что и я сам, причем не просто норовил устроиться тут же, а лез прямо под бок, раз за разом, сколько ни перетаскивай лежанку.

В конце концов мне надоело уворачиваться. Дождавшись, когда подгорный житель в очередной раз оказался в пределах досягаемости, я отвесил ему быстрый, но не слишком увесистый подзатыльник.

— Вали на свою сторону!!! — цыкнул я на ошалелый взгляд обернувшегося инсургента. Гном обиженно засопел, но повиновался.

Чего это подгорный подкатывается?! Вроде на эльфа-мужеложца я не смахиваю, при всем распространении сей склонности среди Инорожденных… Да и он тоже не тянет на кого-то такого. Может, к мамке под бок захотел, маломерок мохнатый? Так я ему не мамка. Я даже не отец пока никому… если только за минувшие сутки переполох от моего исчезновения не привел к преждевременному прибавлению семейства.

А впрочем, вряд ли кто-то в замке вообще заметил отсутствие мужа и повелителя. Не представляю, когда и до кого там дойдет, что я пропал. Знал бы — раньше сбежал бы из дому!

С другой стороны, не знаю, как покинутые жены с дворецким, а я совершенно не ощущал никаких перемен в своем положении. Ответственности ничуть не убавилось, а беспокойства прибыло вдвое. Стоило забираться за три тысячи миль на погибельный восток, в самую глубь Альтийских гор, чтобы променять заботу о родных женах и почти уже появившихся детях на попечение об этом… малолетнем инсургенте!

Почему-то больше не возникало сомнений в том, что не местный житель возьмет шефство над нежданным гостем, а мне, опытному и старшему, придется то и дело утирать натруженный очками нос подгорного подростка.

С утра, если можно было назвать утром промозглую сырость почти без проблесков наружного света, подопечный продолжил являть себя совершенно непроким в быту. Когда он чуть не забыл на месте ночевки пакет с каким-то тряпьем, пришлось прогнать его вокруг всей пещеры, чтобы уж точно подобрал все свое барахло. Можно подумать, у меня сейчас нет иных забот!

— Слушай, ты сможешь найти здесь воду? — спросил я у малолетнего инсургента, когда тот наконец управился со своим хламом.