— Мы приближаемся, — сказала Эзерлей. — Ты чувствуешь запах?

Я принюхался и ничего не почувствовал. Хотя нет… порыв ветра донес аромат мужчины. Он скрывается где-то впереди… скорее всего вон за теми деревьями… Как же трудно распознавать образы, составленные из абсолютно чуждых ощущений!

И тут совсем рядом кто-то закричал сильным мужским голосом:

— Эге — гей!

Мы с Эзерлей синхронно вздрогнули и испустили запах испуга.

— Какая встреча! — продолжал вопить кто-то невидимый.

Метрах в десяти от нас высокая трава колыхнулась и перед нами предстал млогса мужского пола, его чресла были перепоясаны широким ремнем, к которому были подвешены штук пять тушек маленьких пушистых зверьков, больше крысы, но меньше кролика. Интересно, что мы только что нюхали… то ли запах его товарища, то ли какой — нибудь ложный след. Существа с таким развитым обонянием наверняка используют какие-то хитрости, рассчитанные на то, чтобы обмануть нюх противника.

— Вот это неожиданность! — воскликнул охотник. — Никогда не знаешь, что найдешь в дальних урочищах. Откуда вы взялись, девчонки?

— Она из племени Врокса, — сказал я. — А я — элрой.

— Вот это да! — продолжал радоваться охотник. — Никогда не пробовал девочек из Врокса. Пожалуй, я начну с тебя, — он указал пальцем на Эзерлей, — хотя нет, ты некрасива, у тебя рука покалечена, я лучше начну с тебя, — он указал на меня, — а ты, — он указал на Эзерлей, — ей поможешь.

Надо было изобразить гнев, но я не смог, потому что меня разобрал смех. Охотник захихикал в ответ.

— Люблю веселых самок! — заявил он.

Эзерлей бросила на меня негодующий взгляд, повернулась к мужику и заорала:

— Ты оглох? Тогда прочисть уши! Перед тобой элрой!

Мужик скорчил обиженную гримасу и глупо захлопал глазами.

— Да, я элрой, — подтвердил я. — Именно элрой, а не элрози. Мое имя Андрей Сигов, я был мужчиной до того, как войти в это тело. Назови свое имя.

Мужик тупо помотал головой и ничего не сказал. Я подошел к нему вплотную и хотел было ущипнуть за руку, но он отпрыгнул в сторону.

— Ты что? — воскликнул он.

— Хочу тебя ущипнуть, — пояснил я, — чтобы ты убедился, что я тебе не снюсь.

— А щипать-то зачем? — не понял мужик.

До меня дошло, что эта присказка на планете Ол не получила распространения. Ничего, Христос тоже изъяснялся притчами… стоп! Откуда я это взял? Однажды мне уже приходила подобная мысль про Гомера, получается, Христос тоже был инопланетянином? Ни хрена себе! Но какого черта Вудсток вложил в меня эти знания, если это, конечно, знания, а не глюки?

— У тебя меч, — констатировал охотник. — Ты с ума сошла?

Я отбросил меч в траву, он мне все равно не понадобится, и сделал два скользящих шага по направлению к охотнику. Охотник растерялся и не ничего сделал, он только поднял руки, защищая голову непонятно от чего. Я ударил его ногой в колено, ухватил за запястье, резко потянул на себя и охотник рухнул в траву к моим ногам. Внезапно я ощутил нарастающее желание, оказывается… отставить! Я здесь не для того, чтобы насиловать первого встречного.

Охотник потянулся за ножом, болтающимся в плетеных ножнах на поясе. Я позволил ему достать нож, а затем сделал неуловимое движение и нож перекочевал в мои руки.

— Назови себя, — потребовал я.

— Окст, — представился охотник.

Он сидел на земле в неестественной позе, его глаза были широко раскрыты, а запах сообщал, что он страшно растерян и ничего не понимает. Неудивительно. Увидеть живого элроя, да еще в теле женщины — еще то потрясение.

— Слушай меня и не говори, что не слышал, — торжественно произнес я. — Ты передашь мои слова эрастерам в точности, не исказив ни единого звука. Я, элрой Андрей Сигов, явился в племя Врокса. Каждый, кто придет на землю Врокса до того, как я дам позволение, умрет. А теперь смотри.

Я подобрал с земли толстую палку, сконцентрировал внутреннюю силу, напрягся и переломил палку об колено.

— Возьми эту палку, — я протянул ему обломки, — и отнеси эрастерам. И скажи им, что так будет с каждым, кто не поверит моим словам. Я сказал все. Пошли, Эзерлей.

Эзерлей неподвижно стояла, смотрела на Окста и источала запах желания.

— Пошли! — прикрикнул я. — Мы сюда не блудить пришли.

Эзерлей вздрогнула и ее взгляд обрел осмысленность. Я взял ее за руку и мы направились в обратный путь.

Когда мы прошли метров пятьсот, Эзерлей спросила:

— Разве ты не хотел лично поговорить с эрастерами Дзара?

— Хотел. Но этот охотник подвернулся очень вовремя.

— Разве не стоило дойти до поселения и сказать лично эрастерам те слова, что ты сказал ему?

— Может, и стоило, — проворчал я. — Но теперь уже поздно.

Она права, мне не следовало ограничиваться разговором с простым охотником, надо было поговорить с вождем. Эзерлей сейчас думает, почему я принял такое странное решение, но я уверен, что правильный ответ так и не придет в ее симпатичную и умную голову. Правильный ответ очень прост — я просто устал от долгого путешествия.

Ночь прошла без происшествий, если не считать того, что от холода не спасло ни одеяло, ни тело Эзерлей под боком. Интересно, почему у млогса не принято разводить костер на привале?

Я задал этот вопрос Эзерлей и она подтвердила, что ночью в лесу костры не разжигают, но не смогла объяснить, почему. Возможно, млогса опасаются устроить невзначай лесной пожар, а может быть, причины, породившую эту традицию, давно перестали быть актуальными, а традиция осталась. Кто его знает…

В самом конце путешествия, уже на подходе к поселению Врокса, нас ждал сюрприз.

Первую женщину с луком и стрелами заметила Эзерлей. Женщина ломилась через кустарник, держа лук над головой, чтобы острые ветки не порвали тетиву. Женщина была явно чем-то возбуждена, но непохоже, чтобы она от кого-то убегала. Жалко, что она слишком далеко, чтобы уловить ее запах.

— Что она делает? — спросила Эзерлей.

— А я почем знаю? — ответил я. — Полагаю, охотится на кого-то.

Эзерлей издала запах непонимания.

— Вчера, когда мы уходили, — сказала она, — во всем племени никто не занимался ничем полезным, а сегодня вдруг все отправились на охоту.

— Все? — переспросил я.

— Это уже третья, — пояснила Эзерлей. — Но первых двух было плохо видно, я не видела, что они делают. Мне показалось, что они кого-то выслеживают, но я не была уверена.

— А кого они выслеживают?

— Не знаю, — растерялась Эзерлей. — Мужчины никогда не охотились в этих местах, здесь не водится никакой дичи. Разве что барни, но они не годятся в пищу, у них мясо горькое. Томба — тем более.

— Томба?

— Да, в этой роще наверняка живут две — три пары томба. Вон на том флаксе, например, может быть их гнездо. Но томба нельзя есть, от их мяса пучит живот и бывает понос.

— А от печени?

— Что от печени?

— Если мне не изменяет память, печень томба входит в вейерштрасс.

— Ох!

Кроме этого восклицания, Эзерлей ничего не сказала, она просто ускорила шаг, настолько ускорила, что угнаться за ней стало трудно. Но я постеснялся попросить ее идти медленнее.

По дороге я узнал, кто такие лакстены — это такие мелкие твари наподобие земных кузнечиков. За час пути мы с Эзерлей встретили шестерых женщин, увлеченно ловивших лакстенов в густой траве. При виде нас женщины делали на лице смущенное выражение и быстро уходили, как будто внезапно обнаружили в противоположной стороне нечто требующее незамедлительного внимания. А потом мы увидели, как ловлей лакстенов занимается целый выводок детей.

— Боюсь сглазить, — сказал я, — но по-моему, рвасса в том корыте начало цвести.

— Боюсь, что да, — подтвердила Эзерлей.

— Ты не рада?

— А чему радоваться? Ты сваришь вейерштрасс и уйдешь, а племя погибнет.

— Еще неизвестно, подействует ли вейерштрасс, — заметил я. — А если подействует, ты сможешь пойти со мной. Мне бы хотелось, чтобы ты пошла.