— Я обнаружил пару «циркулей» в сейфе, один полностью заряженный «мультик» и «огниво», — сказал Денис. — Судя по всему, артефакты предназначались для продажи.

— В обычном сейфе? — уточнил Нечаев.

Денис кивнул.

— Он идиот?!

— Ему сотня лет, Владлен Станиславович, — напомнил Ворон. — Раз дожил — значит нет. К тому же не думаю, будто его волновало побочное излучение.

— Кощей Бессмертный, тоже мне, — вздохнул Нечаев.

— Вряд ли, — хмыкнул Ворон. — Неизвестная науке нечисть, скорее.

«Как и я, и Дэн», — мог бы добавить он, но благоразумно промолчал.

Дэн подошел к нему и тихо, чтобы никто не услышал, сказал:

— А еще у него в ящике стола «сапфировое сердце».

— Них… то есть ничего себе, — присвистнул Ворон.

Артефакт, прозванный «сапфировым сердцем» за приятный глазу внешний вид, защищал от любого психического воздействия. Именно на его основе делали антидот от «радужки».

Ворон подошел к столу и принялся один за другим открывать ящики. Первый оказался пуст, не считая двух пластмассовых скрепок серого цвета и одного скоросшивателя. Во втором лежала пачка чистых листов формата А4, в третьем… Ворон не поверил своим глазам: у дальней стенки притаилась размером с ладонь продолговатая застывшая капелька ясно-синего цвета. Скорее всего первородной основой для артефакта послужило цветное стекло, но говорить наверняка Ворон не решился бы.

— Ого! — Нечаев заглянул ему через плечо. — Все же этот Дымов чокнутый. Хранить «мультики» в сейфе, а «сапфировое сердце» в ящике стола…

— Зато мы теперь отчасти знаем, зачем такая секретность и система защиты, — заметил Ворон. — К тому же «циркуль» — еще та дрянь, а «сапфировое сердце» можно хоть в медальоне на шее носить — никакого вреда не будет.

— Не рекомендовал бы, — с нажимом сообщил Денис. — От грабителей отбиваться надоест.

Ворон коротко рассмеялся.

— Ваш напарник прав, — согласился Нечаев.

— Дэн бывает занудлив не по годам. Правда, без него я давно был бы мертв или шлялся по Зоне в нетрезвой памяти и в скудном уме, выглядя при этом хуже и страшнее Кровавой Мэри, легендарного призрака метро «Красные ворота». На сем веселом моменте предлагаю убраться отсюда восвояси. Все бумаги и без нас соберут и доставят в ИИЗ, впрочем, готов спорить, ничего особенного в них не найдется.

— Ты не прав, пару подозрительных счетов от дочернего предприятия «Кольгенбрау» в Стокгольме я обнаружил, — сказал Шувалов, подходя к ним.

— Василий Семенович, вы, в сущности, как ребенок, — попенял ему Ворон. — Какой же сталкер хоть раз в жизни не пользовался услугами виртуального аукциона продажи редких артефактов?

— Но это же… — Шувалов всплеснул руками.

— Нелегально, черный рынок и фу-фу-фу кто-то не заплатил налоги любимому государству, — скривился Ворон. — Вы просто не в курсе, сколько всего государство скупает на именно этом конкретном аукционе, — заметил он. — А кроме того, торговля артефактами по-прежнему не имеет под собой законной базы. Про то, как сцепился Борис Аркадьевич с Наумом Тихоновичем, слышали?

Это развлечение длилось в обновленной Думе уже никак не меньше четырех месяцев. Первый депутат, имеющий записанный на жену маленький бизнес по производству средств для очищения двигателей внутреннего сгорания, захотел наконец покупать «ведьмин студень» открыто и не по такой «грабительской» цене. Он ратовал за, во-первых, поголовную амнистию для тех, кто ходил в Москву, во-вторых, организацию купли-продажи артефактов. Его оппонент настаивал на том, что любой артефакт изначально собственность государства и принадлежит ему.

Борис Аркадьевич, на первый взгляд, предлагал умные вещи. Узаконивание промысла (а добыча артефактов, несмотря на все предпринимаемые усилия, стала именно таковой) принесло бы государству немалый доход, сейчас достававшийся посредникам из других стран. Но стоило копнуть чуть вглубь, депутат-реформатор превращался в торгаша, которому очень не нравилось быть зависимым от кланов сталкеров и одиночек, часто назначавших цену, а заодно способных и послать подальше ненадежного покупателя.

Наум Тихонович же представлял собой фигуру одиозную во всех отношениях. Начал он с того, что требовал закрыть на телевидении ряд развлекательных ток-шоу о Москве. В порядке бреда отдельным пунктом шло запрещение мини-юбок для женщин и мультфильмов в стиле аниме. Вишенкой на торте звучали заявления о том, что столица понесла заслуженное наказание за грехи своих жителей, и призывы устроить молебен и крестный ход вокруг огороженной стены.

Ворон следил за паноптикумом не так чтобы очень внимательно, но постоянно. Временами тот развлекал, чаще вызывал чувство глубокого отвращения к лицам, якобы обязанным действовать на благо государства и народа, а не на основании собственных комплексов и экономических интересов. Омерзительнее выглядела лишь какая-то либералка, предлагавшая изолировать всех детей, вывезенных из Москвы после трагедии, во избежание массовой их мутации и даже вынесшая на голосование законопроект, запрещающий бывшим москвичам заводить детей. Ворон первым подписал петицию за отстранение истерички от занимаемой должности, пусть терпеть не мог вмешиваться в политику и не верил в способность коллективных писем повлиять хоть на что-нибудь.

— Ох, Игорь, Игорь.

— К вашим услугам, Василий Семенович.

— Хоть малейшее предположение у тебя есть? — спросил Шувалов.

— Он собирал информацию, — ответил за него Денис.

Ворон кивнул.

— Только хранилась она не здесь, а в схроне на территории Москвы, — добавил он.

— Я займусь всем этим электронным хламом, — предложил Нечаев, — возможно, смогу хоть что-то понять.

Ворон кивнул:

— А мы с Дэном нанесем визит мальчишке. Сколько он уже в подвале сидит?

— Дней пять, — ответил Шувалов.

— Отлично!

Денису казалось, что Институт Исследования Зоны давно уже представляет собой нечто живое и постоянно меняющееся, причем независимо от работающих в нем людей. Первое, что бросилось в глаза при приближении к нему, — увеличенный в вышину забор. Территориально ИИЗ тоже разросся. И без того площадью где-то в гектар институт отгородил часть леса и просеки, на которой вовсю шло строительство.

— С ума сойти, — проворчал Денис.

Ворон повел плечом.

— Василию Семеновичу понравилась идея организации быта сталкеров, работающих на благо науки. Но! Он как человек здравомыслящий понимает, что никакой разумный человек не станет перебираться в общежитие из собственной квартиры, дома или коттеджа. Гостиничный корпус заселен наполовину и то лишь благодаря слухам о маньяке.

— Значит, коттеджный поселок «Сталкерский»?

Ворон рассмеялся.

— Предложи название Шувалову, ему понравится. А в принципе разумная идея. Ходоки в Зону народ непостоянный: сегодня здесь, завтра — там. Кроме нас с тобой, ИИЗ имеет дело и с другими представителями нашей профессии, но текучка большая, контингент меняется и не такой квалифицированный, как хотелось бы. Шувалов пытается решить задачу недостатка кадров — вот и все.

— То есть?

— Ничто человеческое сталкерам не чуждо. Как и большинство людей, они падки на халяву. Наверняка многие поведутся на свое жилье в приятном месте, постоянную работу и соцпакет, пусть в перспективе и могут заработать больше на вольных хлебах.

— А мы? — спросил Денис.

— С ума сошел? Мой дом — моя крепость. Должно случиться нечто из ряда вон, чтобы я добровольно куда-нибудь переехал. К тому же я не терплю быть под колпаком у кого бы то ни было, — ответил Ворон и поморщился.

— Я не об этом, просто… — Денис вздохнул, но затем все же решил сказать прямо: — Это неправильно, что, когда приезжает Алла, ты переезжаешь в гостиницу.

— Да ну? — Ворон рассмеялся, и, как показалось Денису, совершенно не наигранно. — Ты что же, думаешь, будто это из-за тебя?

— Да.

— А если подумать? — Ворон даже приостановился у обочины и внимательно на него посмотрел.