В день, когда отряд Свиртила выехал из своей казармы, я очутился на острове. Первым делом спустив на воду надувную лодку и поставив парус, я взял курс на Самолву. Не пройдя и полутора миль, как навстречу мне попались местные рыбаки. Игнат с сыновьями ловил снетку с долбленки и чуть не выпрыгнул из нее, когда увидел меня с солнцезащитными очками на глазах. Поприветствовав тружеников озера, я пристроился рядышком.
– Игнат, – начал я разговор с рыбаком. – Завтра кеч должен быть на острове. Я тебе напишу записку для княжны, передашь ей.
– Конечно, передам, ― ответил рыбак. ― Лексей, а где ты пропадал все это время? Мы часто подходили к башне, кричали тебе. Только птиц распугали.
– В отъезде был. Не могу же я все время на скалах, как бобыль сидеть. В Смоленск ездил.
– И как там?
– Шумный город. Народ снует, все куда-то торопятся. В общем, как в любом большом городе.
– А правда, что Смоленск больше Пскова?
– Правда. Как война закончится, я тебя с сыновьями к себе приглашу.
– Какая война? Ах, да, ― посетовал Игнат, ― совсем забыл. Наш князь все воюет.
На следующий день Снорри привел кеч к острову, на котором я уже соорудил небольшой причал. Вместе с командой мы установили в трюме «Марты» (так окрестила судно Нюра) емкости с питьевой водой. Помимо этого, на корме был закреплен контейнер со спасательным плотом, примитивный гидравлический кран, а в рубке появился барометр и часы, закрытые от посторонних глаз дверками шкафчика. После этого обновления кеч совершил несколько рейсов до Самолвы, перевозя провиант, арматуру и строительные смеси, а за два дня до похода я и сам навестил Гюнтера. Замок за время моего отсутствия немного подрос. Была практически выстроена башня, не так, как в Орешке: нижняя половина из камня, а верхняя из дерева; только камень. Отрыт ров и завершена задняя часть стены. Катастрофически не хватало извести. Бочки с ней привозили даже из-под Ремды и Пскова, но этого было недостаточно. Выручил цемент. Мастера быстро освоили новую технологию скрепления камня, и мастерки застучали с удвоенной скоростью. Гюнтер тем не менее был недоволен и пообещал посадить каменщиков на хлеб и воду, если они не успеют в срок, то есть до первых заморозков. Строители угрозе вняли и работали даже при свете факелов. Впрочем, как и на каменоломне. Но на одном строительстве Самолва не зациклилась, хотя эта отрасль хозяйственной деятельности являлась катализатором для многих ремесел. Из Лоссимяги пришел сын разорившегося по решению суда кожевенника. Там начали строительство деревянных укреплений замка Каркси, и на работы сгоняли всех, кого только возможно. Как следствие, жители резко захотели оказаться как можно дальше от подобного несчастья. При каких обстоятельствах родичей кожевенника обобрали до нитки, так никто и не узнал, да и не интересовались особо. Представившись мастером по выделки шкурок, парень оказался никудышным скорняком, зато ловко тачал обувь. Пообщавшись с Захаром Захаровичем, он обратил внимание на его ботинки и стал интересоваться, где найти мастера, изготовившего сей предмет зависти, и можно ли у него поучиться. Об этом случае Захар рассказал мне, а я сделал отметку в блокноте: привезти для обувщика инструменты и посмотреть прибывшего, что и было сделано. Таким образом, появилась лавка башмачника, столь необходимая разрастающемуся поселку. Еще один человек, с которым мне надо было встретиться, оказался спасенный из дерптских застенков псковский купец. Игорь Васильевич в родном городе больше не показывался, лишь тайком, с помощью Трюггви перевез семью на новое место жительства, после чего маялся от временного безделья. Разговор с ним состоялся долгий и весьма продуктивный. Я предложил Игорю отправиться в вольный имперский город Любек, обосноваться там и открыть торговую лавку со складом. Дело вроде бы пустяшное, если бы все упиралось лишь в торговлю. В портовом городе предстояло создать перевалочную базу по приему и отправке моравского серебра в Орешек. Беньямин вроде бы справлялся со всем, но все же стоило иметь там своего человека. Предприятие выходило столь серьезное, что Игорю Васильевичу надлежало обзавестись на месте не только крепким домом, а еще и надежной охраной, помимо выделенных бойцов для сопровождения.
– И когда ж мне ехать туда, а семья? ― спросил Игорь Васильевич.
– Ехать надо было еще вчера, ― ответил я купцу, ― обстоятельства так сложились. Поставки серебра очень важны для нас, а ты человек проверенный, да и деваться тебе после известных событий некуда. Так что бери с собой жену, двух дочерей и езжай в Любек.
– Постой, Лексей, а сын?
– А сын твой на стажировку в Смоленск поедет, к Евстафию. Знаешь такого?
– Слышал, ― упавшим голосом ответил Игорь.
– Ты не переживай. Годик-два пробегут незаметно, а там, глядишь, и сынок твой к тебе приедет.
– Да понял я, в залог сына берешь. Думаешь, с серебром сбегу? Эх, ты…
– Ты меня на жалость не бери. Мне верный человек в Любеке нужен. Если не хочешь, откажись прямо сейчас. Неволить тебя не буду.
Немного подумав, Игорь Васильевич махнул рукой.
– Согласен. Где наша не пропадала?
Обсудив дорогу до Любека, мы ударили по рукам. На следующий день, в новых синих штанах с красными лампасами, заправленных в высокие сапоги, белой рубахе навыпуск и накинутом на плечи военно-морском кителе – купец был готов к путешествию. Предварительно загрузив в фургон две дюжины тюков с бархатом, с десяток больших ковров, несколько мешков с мукой и крупой, сухарей с полпуда, разнообразной консервацией, большой котелок с треногой, домашнюю утварь, одежду для семьи, он продолжал искать еще немного места, куда бы всунуть оставшиеся не у дел доски от поддона. Это по паспорту грузоподъемность телеги без прицепа семьсот пятьдесят килограмм, фактически же загружено было чуть больше тонны. С собой он имел письмо к Беньямину, а также грамоту от Гюнтера Штауфена, скрепленную имперской печатью, в которой сообщалось, что предъявитель сего документа является послом Самолвенского княжества и следует к Оломоуцкому епископу. Деньги были спрятаны в чурбаки, новоявленный посол не изменял своим привычкам. Наконец, жена с дочерьми уселись внутри возка, охрана потихоньку тронулась вперед, а Игорь задержался рядом с мальчиком и что-то наговаривал, гладя того по голове. Прощание с сыном было недолгим. Двенадцатилетний мальчуган пустил слезу и смотрел вслед удаляющемуся фургону, пока тот не скрылся за поворотом.
В этот же день, к полудню, или чуть позже, Игнат привез брата своей жены в Самолву. Соболек, как ни странно, был одет по-походному и имел за плечами необъятных размеров мешок, в котором легко угадывался круглый щит.
– Свояк по Нарове семь раз ходил, ― сказал мне Игнат, ― надо его с собой брать.
– Несообразно как-то, а почему семь, а не шесть или восемь?
– А потому, что в последнюю ходку купец на команде сэкономил, сам ладью повел, вот на порогах и оставил ее. Река-то с норовом. Свояк спасся и домой на своих двоих дошел. Года три назад это было.
– Игнат, я согласен. Припасов у нас с избытком, пространство позволяет. Пусть Леонид Ильич, тьфу… Соболек с нами идет. Оплата как лоцману, три монетки в день и прохождение порогов полностью на нем. Не подведет?
– Кто? Соболек ― ни в жизнь! Да и мне спокойнее. Сыновья у меня ладные, вот только опыта маловато. Мы со свояком по очереди кормщить будем.
Зачисление в команду произошло незамедлительно. Обрадовавшись, Соболек тем не менее не подал вида, ловко переместился на палубу и после краткого перешептывания с родственником исчез в трюме, устраивая свои вещи. В это время и поведал мне Игнат, насколько важно было для свояка оказаться на судне. Дело было в том, что у рыбака подрастали три дочери, одна из которых по возрасту уже могла выйти замуж, да только скромный доход от ловли рыбы не позволял накопить приличного приданого. Игнат об этой проблеме знал, и когда рассказывал своей жене о том, что отправляется в поход, и сколько будут платить, получил наставление пристроить родича. Вполне возможно, что принятый член экипажа являлся далеко не самым лучшим специалистом водных стихий, но других не было. Впрочем, мы все еще только учились, и любой мало-мальский опыт был просто необходим. Сентябрьским утром «Марта» отчалила от пристани Самолвы. По моим подсчетам, за два-три дня мы должны были пересечь Чудское озеро, выйти к Нарове и шестьдесят восемь верст, семь из которых приходились на Омутские пороги, преодолеть за четверо суток. Еще сутки на то, чтобы перетащить кеч через водопад. Итого через восемь, максимум девять дней выйти в Финский залив. Дальше все зависело от погодных условий. Ориентировочно, во второй половине сентября мы могли стать на якорь в устье реки Перона. Конечно, добираться по полноводной Эмбах до озера Выртсьярва, потом плыть по Тянассилма и через озеро Вильянди, а далее по речкам Раудне и Халисте прямиком до Пярну было гораздо быстрее. Одно но! Вояж должен был быть тайным, а значит, как все нормальные герои мы двинулись в обход.
