– Глупость! Серебро есть серебро, ― вмешался в разговор Прозор. ― Не зря еще в давние времена его придумали как средство оплаты, а тогда… поверь мне, люди были ничуть не глупее. Просто здесь этого металла мало. Может, когда-нибудь так и будет, как говорит Ульманас. Слышал я, что менялы Генуи используют промеж себя записки, где указано, сколько гроссов подателю пергамента надо выплатить. Персы называют их сужтаджами. Только сдается мне, мало что помешает нечестному человеку подделать сей пергамент и получить сумму дважды.

– Каким же это образом?

– Проще простого! Возьмем, к примеру, меня. Выписали мне в Генуе ростовщики свою писульку марок на сто, а я возьми да найми умельца, что скопирует ее один к одному, и отправил в Пизу копию с человеком, похожим на меня.

– О как?!

– Именно так, ― утвердительно подняв указательный палец к потолку, пояснил Прозор, ― а на следующий день сам приеду в Пизу и предъявлю к оплате настоящий пергамент. Конечно, я так не сделаю, но думаю, предложенный мною вариант будет не единственным из доступных. Так что куску кожи я бы не доверял. А Беньямина я знаю, уважаемый купец. Раз он согласился на этот заменитель, ― значит, выгода для его семьи была немалая.

– Я тоже скептически отношусь к этим суфтаджам, ― сказал Евстафий, ― но возможные риски не идут ни в какое сравнение с удобством подобного перемещения значительных сумм.

– Вот если бы и в Бремене можно было обменивать твои именные чеки на серебро, – вслух произнес свои мысли немецкий купец, – было бы здорово. А так, пустая затея. Вот ты, Евстафий, что-то не спешишь открыть у нас торговлю. А почему? Шанс остаться на бобах слишком велик. Так и с этими чеками. Не один год пройти должен, и не одна сотня купцов ими пользоваться.

Торговые люди до десяти ночи обсуждали экономические и политические вопросы, прервавшись на ужин. Успели посмотреть короткое представление кукольного театра, экзотический танец восточной красавицы и разошлись по домам.

Из переданного мне разговора стало ясно, ― пока процветает весовая торговля, на монетах надо чеканить их вес. Буквенные обозначения цифр: аз ― единица, веди ― двойка, люди ― тридцать, ― весьма неудобно; римские не хотелось бы, а арабских цифр тут просто не поймут. По большому счету три четверти населения вообще ничего не поймет, так как безграмотно. Замкнутый круг какой-то. С этими мыслями я и уснул, а в воскресенье, не успев даже позавтракать, был срочно приглашен к епископу.

― Пора, Алексий, готовь литвинов в поход, ― сообщил мне Иннокентий, встретивший меня у церкви. ― Его преосвященство сейчас беседует с гонцом, а как закончит, все сам тебе и расскажет.

Худющий, метр с кепкой, но необычайно подвижный, с грацией хищного зверя отрок, имел взгляд старца, сразу же изменившийся на безобидный детский взор при моем появлении. Пахом Ильич непременно бы опознал в нем служку, которого он пытался обучить искусству шитья на машинке.

– Расслабься, это друг, ― тихим голосом сказал Ермоген отроку, ― поведай ему то, что рассказал мне.

– Караван в Регенсбурге разделился. Двенадцать подвод ушли в Любек, где собрались погрузиться на корабль. В составе трех ладей они дойдут до Рюгена, а оттуда, в сопровождении данов, отправляются в Ригу. Доподлинно известно, что судно из Риги пойдет в устье реки Перона. Как оно будет охраняться и кем, сказать не могу. Остальные десять повозок пошли в Гнезно. Охрана из двух десятков лигурийских[78] арбалетчиков и десяти сыновей знатных родов. Они поклялись на кресте, что скорее умрут, чем оставят караван без защиты. В Гнезно, с пятнадцатого по шестнадцатое сентября к ним присоединятся три рыцаря со своими оруженосцами. Конечная точка маршрута ― Дерпт. Это всё.

– Нет не всё. Самое ценное, реликвии, каким путем будут отправлены? ― спросил я.

– Возможно, морем, – немного подумав, ответил гонец. – Но это мое предположение. Никто не сможет сказать точно, как все в одинаковых сундуках. Но мне показалось странным, что кто-то из главарей настоял на разделении каравана, и это не из безопасности, по каким-то другим причинам. Так что, скорее всего, и дальше будут мудрить.

Ермоген провел пальцами по посоху, словно погладил, и произнес:

– Надо вернуть хоть что-то. Иначе варвары переплавят святыни. Алексий, времени мало. Помни, что никто не должен знать, кто вы и откуда.

– Помню, ваше преосвященство. Никто не узнает, ― сказал я уходя.

«Ступай, никеец, ступай, ― подумал про себя епископ, ― наличие в Смоленске православных святынь, украденных венецианцами и возвращенных им, Ермогеном, прямой путь в митрополиты. Единственный конкурент на этот пост Кирилл со своим окружением вынуждены будут согласиться с моим назначением. Его покровителю, Даниилу, сейчас несладко, да и не поддержит его никто. Часть смоленского золота, конечно, придется переправить в монастырь Иакинфа, в резиденцию Патриарха, но так даже и лучше. Мануил остро нуждается в средствах, так что задержки с рукоположением не будет».

Ермоген еще крестил мне спину, а мне не давало покоя название реки Перона. Я уже принял решение атаковать два каравана, но где находится это загадочное устье? Уж не Пярну ли имелось в виду. Тогда действительно надо спешить, готовить кеч к морскому переходу, а Свиртила отсылать в Самолву, дабы он при поддержке Трюггви устроил засаду на пути следования каравана. Эх, как я жалел, что в Орешке только начали строительство яхты для перевозки серебра. На новом судне команда даже из десяти человек, могла бросать вызов любой флотилии на Балтике. Естественно, мои переживания были не о количестве охраны, море есть море, а в Балтийской акватории и в моем настоящем суда тонут, несмотря на современнейшее оборудование и стальной корпус.

Все закрутилось как на детской карусели. Надо было успеть сделать то, это, и последние распоряжения Евстафию я уже отдавал практически на пороге.

– Табун, что степняки пригнали, экипировать сбруей и пусть срочно гонят к Ольше. Приказчика своего к крепости на Соже отправь, я ему серебро передам, а он рассчитается с продавцами. Сегодня же направь в Ольшу и Касплю Якова с помощником, пусть приготовят овес и провиант для прокорма полторы сотен лошадей и пятидесяти человек на сутки. Используй резерв и сразу же заполни амбары мукой. У тебя гонец вроде есть?

– А как же, Алгыром звать. Восемь десятков верст за день скачет.

– В Торопце знакомые найдутся?

– Найдутся, – уверенно ответил Евстафий.

– Шли своего Алгыра в Торопец, там тоже надо сделать запас для людей Свиртила.

– На постоялых дворах все приготовят. Сделаю, Лексей, только думается мне, неплохо бы с литвинами проводника выслать. Есть у меня знакомцы, что могут и до Торопца сопроводить и дальше.

– Дельное предложение, – сказал я. – Готовь проводников.

Вечером следующего дня я был уже дома. Тайная дверь, быстрый набор кода и вскоре во дворе отдельными кучками лежали белые плащи, похожие на двойной фартук сюрко, копья с вымпелами и щиты. Вся амуниция со знаками Тевтонского ордена, на всех участников похода. Во вторник мы уже были готовы к отправлению, и перед выходом я переговорил в кабинете со Свиртилом, стараясь донести все нюансы мероприятия.

– Ты отправляешься в Самолву, к Гюнтеру. Разведка донесла, что к концу сентября, начало октября по этой дороге, других там нет, караван с ценностями будет идти вдоль реки Перия, выйдет к озерцу и, оставляя реку Ора по правую руку, направится к Дерпту. Рядышком есть селение, ― я показал на карте населенный пункт, отмеченный кружком, ― Мамасты, наверняка там будет последний привал. До Дерпта оттуда тридцать пять верст, охрана расслабится. Вот там ты и нападешь. В живых никого не оставлять. Теперь об особенности. По пути к Мамастам вы станете проезжать через деревеньки, и перед местными ты должен показаться в одеждах тевтонцев. Флажки на копья, щиты расчехлите, больше пафоса. В общем, сделай так, что бы ни у кого не возникло сомнения, что вы орденцы.