– Мы ищем дом Евстафия. Не подскажешь, как найти? – Услышал новгородец голос, напомнивший далёкий родной город. Так говорила дочка Пахома Ильича, племянница Нюра.
Юная амазонка приехала не одна. В Самолве было откровенно скучно. Готовить блинчики и ожидать носящегося взад-вперёд Гюнтера можно было неделю, максимум две. А когда прибыл караван из Новгорода, девушка взмолилась и упросила мужа отправиться в путешествие, оставив стройку на попечение Федота. Тем более что десяток наёмников теперь охраняли покой в деревне. Так что, недолго думая, чета Штауфенов отправилась на мир посмотреть и себя показать.
Короткий отдых в Смоленске определялся лишь единственной новостью – скоро турнир. Евстафий тут же предложил не задерживаться в городе, оставить на его попечении скромный обоз, брать сменных лошадей и мчаться на юг, к крепости виантийца, где развивается зерно интриги и действительно интересно.
– Тут недалеко, всё время по речке, а от деревни Свиртила уже по накатанной дороге срежете. Велимир с вами поедет. Успеете до заката завтрашнего дня. У нас игрища в воскресенье начинаются. Пяток римских рыцарей собрались биться со смолянами. Так что, жду. Смотреть будете с лучших мест, – уже провожая гостей, сообщил Евстафий.
– Рыцарский турнир? Здесь? – удивился Гюнтер.
– А что такого? Аль думаешь, только у вас такое возможно? Вы ещё приз не видели. Я б показал, да нельзя. Сам хотел участвовать, Лексей отговорил, в ноги бросился.
Гюнтер только покачал головой в ответ и пообещал воспользоваться приглашением. Четвёрка всадников поскакала к городским воротам. Обгоняя многочисленные сани, отряд поздно вечером оказался в деревне Свиртила, дал отдых лошадям и вскоре добрался до конечной цели своего вояжа.
Походив с открытыми ртами по территории усадьбы, гости разделились: Нюра засела в светлице с Еленой, примеряя новые наряды, а Гюнтер, отправив Воинота подкормиться на кухню, составил компанию в бане Савелию, Свиртилу и Гавриле.
Мне пришлось снова отправиться домой. Новые доспехи для пятёрки спортсменов требовали примерки. И если имя пятого участника было под вопросом, Гаврила Алексич ещё не оправился после операции, то теперь с уверенностью можно было сказать, что состав готов. Гюнтер настаивал, чтобы его зачислили в список. Не смутило швабца и то, что римляне договорились между собой сделать всё возможное, дабы смоляне бросили вызов сражаться боевым оружием. Уверенные в своей победе, латиняне решили глумиться над поверженными воинами. Их ждал сюрприз.
Наконец, в воскресенье участники турнира начали выстраиваться у своих палаток, а их представители внесли соответствующие денежные паи, тем самым подтвердив своё участие в соревнованиях. По сигналу рога были расчехлены знамёна и под ритмичный бой барабана знаменосцы поскакали к ложе. Они объехали ристалище и заняли места в разных концах, укрепив полотнища в специальных стойках. Едва действие оказалось завершено, как две колонны участников повторили маршрут и выстроились у своих баннеров в шеренгу. Смоленская команда, облачённая в серебристые плащи с капюшонами, выглядела зловеще. Лиц не разглядеть, но никто и не вглядывался. Всё внимание было привлечено к пёстро одетым латинянам, спешному размену серебра на монетки и заниманию мест. Зрителей оказалось много больше, чем вмещали трибуны. Шум стоял страшный, смоляне ругались в очереди к обменным пунктам, за места на лавках и по прочим причинам. Доходило до драк, но ловкие стражники разнимали хулиганов весьма действенным способом. Древко копья стукало по голове неспокойного, а если действие не приводило к результату, то удар повторялся, но уже гораздо сильнее. Обычно после этого утихали даже самые буйные, прижимая снег к шишке на голове. Потихоньку народ разместился. Все ждали прибытия первых лиц города, и если князь со своей многочисленной свитой уже успели поёрзать на подушечках, дабы умоститься со всеми удобствами, то представителей духовенства ещё не было. Смоленский епископ немного задержался, но без его присутствия никто не посмел и пикнуть о начале игрищ. Вскоре полог комнаты отдыха распахнулся и на главной трибуне показался Ермоген в сопровождении Иннокентия и Серафима. Бояре, окружавшие князя, зашушукались, оценивая «скромные» парчовые одежды служителей культа. Римский посол недовольно фыркнул, а затем ехидно улыбнулся. Он-то по сравнению с коллегами прямо сама скромность, всё для паствы, себе ни копейки.
– Странно, я всё время считал, что после буллы Григория IX, дай бог памяти, тринадцать лет назад это было, турниры запрещены для католиков, видать, Иннокентий, не уважают они решения своего понтифика, – нарочито громко произнёс Ермоген.
– А Селестин III, вообще лишил церковного погребения участников турнира, – добавил Серафим.
Римские рыцари переглянулись. Сказанное в шести шагах от них было услышано. То, что существует запрет, им было известно. Посол же в свою очередь перестал улыбаться, опустил голову, посылая проклятия в адрес слишком информированного православного епископа. А тот уселся в кресло, и Серафим заботливо укрыл ноги своего патрона пледом из верблюжей шерсти.
– Пусть не переживают, если кому-то суждено сегодня умереть, у нас заготовлены монашеские католические одеяния[46]. Усопшего облачат и похоронят, – Иннокентий ответил вполголоса, но и его слова были услышаны.
На противоположной трибуне стали смолкать голоса, и через минуту установилась тишина. Затем заиграл рожок, и раздалась барабанная дробь. Боярин Тороп вскочил на трибунку и зычным голосом рассказал правила турнира. Если таланты передаются по наследству, то Майкл Баффер должен считать Торопа своим предком. Хоть и подл был боярин, но талант не пропьёшь. Казалось бы, не последний человек в иерархии власти, и нате вам – в роли конферансье. Но вышло так, что, когда Рысёнок представлял князю сценарий мероприятия, то Всеволод Мстиславович сам пожелал об участии своего придворного. И всё из-за голоса.
Предстояли состязания стрелков, а уже после разогрева начнётся то, из-за чего собралось столько народа. Стрелки стреляли из луков или других приспособлений, метающих стрелы, по три раза. Любой свободный горожанин имел право участвовать в турнире, записавшись у судей, до третьего удара в колокол. Те, кто это сделал заранее, должны быть готовы выйти к барьеру, а остальным советовалось поспешить. Стрелять в любую другую сторону, кроме мишеней, было запрещено. Нарушителей убивали на месте, но и без этого строгого предупреждения все соблюдали порядок. Никто даже без команды и стрелу из колчана не думал доставать, что не мешало слушать свод правил до конца. После соревнований в меткости объявлялся перерыв, необходимый для уборки ристалища, и начинались конные поединки. Бой на копьях с тупым концом. Три заезда. Если кто-то коснётся ногой земли, то ему засчитывается поражение. Попытка руками стянуть всадника с коня – поражение. Всё остальное – разрешается. То есть, если после крепкого словца противник растерялся и упал, то победа будет засчитана. После последней фразы трибуны заржали. Тороп чуть ли не раскланялся перед публикой от своего остроумия. Далее в программе состязаний следовал бой пятеро против пятерых в пешем строю с затупленным мечом и одним щитом. В принципе, стандартные для того времени мероприятия, проводимые не один десяток лет, за исключением конной свалки, и тому были причины.
И теперь наступало самое интересное. Боярин выдержал паузу, обвёл взглядом трибуны, глотнул сбитня, заботливо поднесённого девушкой в белом переднике, надетом поверх тулупчика, незаметно отдал назад глиняный стаканчик и произнёс:
– Учитывая взаимные обиды, связанные с крепостью подков, римский рыцарь Федериго из Урбина вызывает на бой до смерти рыцаря из отряда Меркурий.
В этот момент среди меркурьевцев произошло некое шевеление, и находившийся посередине их строя воин приподнял руку и бросил под копыта римских коней три скрученных в косичку куска железа. Лошадка Федериго дёрнулась и стала пятиться назад, словно предмет на снегу мог причинить смерть. Боевой запал зачинщиков турнира стал напоминать сосульку во время жаркого весеннего дня.
