– Ой! И в кого ты такой резвый? – Нюра увернулась от объятий и вновь треснула еловой лапой Гюнтера.
– Так не честно! Зимой не растут цветы, мне нечем ответить.
– Гюнтик, ты мой король. – Девушка позволила себя обнять.
Возничий ехал вслед и улыбался старческой улыбкой, поглядывая на молодых. Так беззаботно можно вести себя только в юном возрасте, когда все проблемы кажутся незначительными, а заботы не стоят и выеденного яйца.
Добравшись до Пскова, путники остановились на постоялом дворе. Одного десятка ливонских брокотеаров[42] хватило на лучшие апартаменты, баню, сытный ужин, корма лошадям и корзины продуктов в дорогу. С утра Гюнтер отправился в кремль, где размещались два брата-рыцаря, фактически получившие псковские земли в своё распоряжение. Фогства ещё не были оформлены в границах, и желание сына императора получить крохотный лён с правом построить скромный домик на одном из островов Чудского озера не вызвало нареканий. Небольшое пожертвование в виде двух «рогатых» шлемов с выгравированным текстом молитвы на фронтальной части дало возможность не только не «писать заявление» о вступлении в Орден, но и ускорило процесс подготовки соответствующих грамот. Спросили для проформы, хотел ли влиться в ряды, и забыли об этом. Документ должен был утвердить епископ, но так как духовное начальство оказалось далеко, а подарки – совсем рядом, то один из трёх экземпляров был отправлен в ящичек для последующей отправки в Дерпт, второй выдан Гюнтеру Штауфену, а последний попал в архив, где и затерялся. На карте сделали пометку, что деревушка в несколько домов напротив острова Городец закреплена за добрым рыцарем, после чего Гюнтер с чистой совестью вернулся на постоялый двор.
Братья-рыцари примерили подарки, обсудили возможность получения дохода с места, где кроме скал и кусочка земли ничего нет, посмеялись над доверчивым швабцем, покрутили пальцем у виска и отправились по своим делам. Несостоявшиеся ляйтеры русских земель даже предположить не могли, насколько важной окажется эта земля через год. И пока Гюнтер занимался бумагами, корчмарь Макар, которого в семье частенько называли Барух, быстро нашёл общий язык с его возничим Федотом. Не говоря о небольшом внешнем сходстве, и тот и другой, в отличие от остальных, имели одну общую тайну. Спустя полчаса непродолжительной беседы, выяснилось: Федот, да не тот[43]. И теперь, возничий, не скрываясь, откликался на имя Натан, а хозяин постоялого двора в свою очередь, на Барух. Оба крещённые в христианскую веру говорили тихо, сетовали на свою судьбу и пообещали помочь друг дружке. И, словно по взмаху волшебной палочки, на следующий день Гюнтер обзавёлся двумя десятками слуг. В основном это были голодающие смерды, чьи угодья разорили оккупанты. Макар мог привести и больше, но кошелёк у Штауфена оказался не резиновый. Скупив необходимый запас продовольствия, пару коров, шесть саней с лошадьми, двадцать кур и десяток коз, переселенцы отбыли к Чудскому озеру.
Деревня Самолва не значилась в грамоте как столица лена. Она вообще для ливонцев не имела названия, а Гюнтер не стал акцентировать внимание. Четыре крестьянских двора, стоящих у замёрзшей реки, окружали избу старосты с двух сторон. В позапрошлом столетии новгородские колонисты заселили эту землю, и правнук основателей Захар, так звали главу общины рыбаков, встретил новых хозяев с недоверием.
– Сытиничу земля принадлежит. Без его ведома никак нельзя. Сегодня вы, завтра другие, а как время подать платить, с кого спрос?
– Грамоту разумеешь? – пришла на выручку Нюра.
– А как же, чай не в лесу живём, – слукавил Захар.
– Ну, раз разумеешь, тогда читай, что тебе Михайло Сытинич написал.
Девушка протянула лист плотной бумаги старосте.
– Ишь, какая береста гладкая. Умеют же делать в Новгороде, не то что у нас.
Захар повертел в руках письмо и стал медленно читать по слогам написанный текст. В грамоте сообщалось, что Михайло уступил права собственности на землю Пахому Ильичу, а тот, в свою очередь, прислал дочку с мужем. Однако всё, что касалось поставленных за пределами территории бортей, к договору никакого отношения не имеет и мёд надо собирать как и прежде, пряча в скальном гроте.
Про тайный склад знали всего два человека: сам Сытинич и Захар, посему письму можно было верить.
– А я тебя помню, – староста обратился к Гюнтеру, – ты в прошлом году на ладье у нас гостил. Рыбу покупал.
– Было дело. Помнишь, я обещал вернуться. Места мне ваши понравились. Так что принимай, Захар, людей, постарайся их пристроить на время, пока жильё не построят, а завтра мы с тобой на остров поедем.
Переселенцев разместили по дворам рыбаков. Утром в Кобылье городище, а оттуда в Луги поехал сын старосты созывать народ, дабы подсобили поставить пару срубов для прибывших. Заодно планировалось скупить излишки сена и продовольствия. На всё было выделено две гривны серебра, двуручная пила да десяток топоров. Сам Гюнтер отправился в сопровождении Захара на остров, так сказать, пощупать всё своими руками и вернулся в Самолву ближе к вечеру.
Годы учёбы не прошли даром, швабец не был ни архитектором, ни горнорудным инженером, но полученных знаний хватило, чтобы сделать вывод: теми силами, которыми он располагал, строительство не потянуть. Три версты, отделяющие восточную оконечность острова Городец от причала деревни, были существенным недостатком. Преодолеть его можно было только наличием крупнотоннажных лодок, коих тут отродясь не было. С камнем для замка Штауфен определился, сделав несколько сколов скальной породы на южной стороне острова. Фундаментные блоки можно было тесать на месте. С производством извести проблем тоже не должно было быть, подходящего материала – в избытке. Оставалось наметить фронт работы, нанять с полсотни людей и приступать к расчистке строительной площадки.
Нюра встретила любимого в доме старосты, напоила травяным отваром и подвинула чугунок с кашей поближе к Гюнтеру.
– Что приуныл? – спросила девушка, присев напротив.
– Место для дома нашёл, красота такая, что словами не передать, только… ничего не выйдет. Чтобы построить всего одну главную башню, потребуется тридцать каменотёсов. – Штауфен зачерпнул ложкой кашу и подул на исходящую паром еду. – А ведь нужна ещё известь, песок, железо, подъёмные механизмы.
– Надо папеньку попросить. У него в Орешке три артели работают.
– И как ты представляешь себе их привезти сюда? Война идёт.
– Ну и что, мы же доехали, и они как-нибудь доберутся, – с девичьей простотой ответила Нюра.
– Девочка моя, даже если они и смогут приехать, их надо кормить, защищать и обеспечить всем необходимым. Скрытно это не сделать. Рано или поздно сюда нагрянут орденцы, а я для них только крестоносец, хоть и знатного рода.
– Ты умный, что-нибудь придумаешь. Найми дружину. У меня много своего серебра, на это хватит. – Нюра встала из-за стола, подошла к печке и достала оттуда ещё тёплый пирог.
– Думаю, нам придётся возвращаться в Псков. Людей можно найти только в большом городе. Я напишу письмо домой, за деньги – родственники помогут.
– Гюнтик, пока письмо дойдёт, пока соберутся – настанет конец лета. Я с утра тоже без дела не сидела, – Нюра хитро улыбнулась, – погуляла тут, посмотрела и нашла место, где можно построить дом.
– Деревянный сруб можно возвести за день, а развалят его ещё быстрее. Строить надо только из камня, – с иронией в голосе ответил Штауфен. – Помнишь, сказку про трёх поросят?
– Я разве сказала деревянный? Возведём башню, как на картинке. А потом папенька пришлёт каменщиков, и построимся, где пожелаешь.
– Пойдем, посмотрим, что это за место, пока солнце не зашло.
Гюнтер встал, отломил кусок пирога, накинул шубу на плечи и стал дожидаться, пока оденется Нюра. Сопроводить молодых вызвался Захар, успев нагнать парочку на выходе из деревни. И не потому, что заплутать можно было. Девушка повела своего мужа в сторону грота, где хранились запасы мёда. Староста заметно нервничал, ибо не сомневался, что в случае обнаружения тайного склада тот будет разграблен. Так случилось в Луках и в Кобыльем городище, когда там хозяйничали немцы.
