– A-а… тук.

Приглушённый вскрик и стук кистеня слились воедино. Свиртил не успел упасть, как чьи-то руки подхватили его, бережно укладывая на землю, рядом с колодцем. Он уже не чувствовал, как узкий шнурок вдруг внезапно обхватил ноги и резко стянул их. Спустя мгновение руки оказались за спиной, и стяжка обхватила запястья.

О сигнале, что можно вылезать, литвины не договаривались. Свиртил никогда не подводил. Люк сдвинулся, сползая в сторону, и литвины стали один за другим выползать из подземелья прямо в лапы Лося. Егорка избежал участи побывать в руках богатыря благодаря своей прыти, вернее сильному толчку сзади. Мстительный «усач» нарочно подтолкнул «казачка», не ведая, что тем самым спасает его. Расчёт был на то, что смолянин зашумел и его пришлось прирезать. Выскочивший вслед за Егором «усач» почуял неладное и попытался кувыркнуться через голову, удачно миновал Лося, но стукнулся головой в спину проводника. В это мгновение страшной силы удар по затылку лишил чувств, а вслед за этим и жизни.

– Это я, Егорка, – успел прошептать «казачок» и со всех сил бросился бежать к дому, как учили.

Савелий видел весь ход операции и остался доволен. Поскольку теперь предстоял бой, сотник спускался с вышки, освобождая место новгородским стрелкам. Кирьян и Семён заняли позицию. Евстафий как всегда устроился лучше всех, сидя на втором этаже дома, из окна мог вести прицельную стрельбу по ворвавшемуся во двор противнику. Все были готовы и ждали, когда ворота раскроются, приглашая штурмующих внутрь, поискать свою смерть. Пройдя возле казармы, сотник кивнул полуголому воину и остановился. То, что делал рыжебородый, напомнило Савелию древнейший ритуал, о котором он только слышал, но никогда не видел. Луна вновь осветила поле будущего боя, и теперь стало видно оружие Айно.

Полутораметровая рукоять топорища, защищенная стальными полосками, была посеребрена, широкая боевая часть лезвия подобно уходящему месяцу сужалась к обуху. Рыжебородый воин никому не показывал своего оружия, боевая часть была скрыта кожаным чехлом, и только сейчас острый глаз мог разглядеть нанесённый на железе рисунок, который сопутствует дамасской стали. Айно, полный спокойствия и величия, опёршись на огромный топор, смотрел в небо. Голый по пояс, с широким боевым поясом, доставшимся от деда, он пел песню. Древнейшая песнь последней битвы, славяне пели её, когда знали, что идут на смерть. После этой песни жизни для воина уже нет, он находится в промежуточном мире, между явью и правью. Слова стихов запоминались отрывками и говорились разными людьми. Немного их осталось, кто знал все слова наизусть, ещё меньше, кто не боялся повторить целиком.

«Жаль, такой воин, но это его выбор». – Савелий понял, что больше не сможет поговорить с Айно, и поспешил к воротам. Начиналась вторая фаза сражения.

За стеной в лесу Швентарагис давал последнее указание перед штурмом.

– Витовт, Кейстус, Любарт, как откроются ворота, вы со своими людьми вбегаете во двор и окружаете терем. Постарайтесь вышибить дверь. Гвидон, твои люди проходят к воротам у реки и не дают никому сбежать. Постарайтесь как можно больше взять живьём. Пора подавать знак!

Ворота распахнулись, в темноте было плохо видно, кто это сделал, да разве это важно? Литвины побежали вперёд, телохранители Швентарагиса остались на месте, впрочем, как и боярин Гвидон. Не добежав метров десяти до ворот, плотный строй запнулся и рассыпался, послышались вопли и многочисленные литвинские проклятья. Многие шипы нашли ступни атакующих, да и другие участки тела. Перед воротами образовалась куча тел, задние напирали на передних, те протыкали ноги, падали и не давали пройти вперёд. По этому скоплению дали залп из арбалетов. Швентарагис не взял ни одного лука, все достались десанту, отвечать было нечем. Более десяти человек остались лежать у ворот, пусть убито немного, но раненые в бой уже не пойдут. Витовт уцелел, от стрел уберёг щит, а торчащие из земли, как иголки у ежа, шипы не задели ноги. Вот и ворота, впереди дом, скорее туда. Не пройдя и пяти шагов, низкорослый Витовт рухнул на землю, стальной трос зажужжал как гитарная струна, подниматься стало страшно. Из всего десятка он уцелел один, рядом упали ещё три дружинника, через мгновение свалился Кейстус с двумя болтами в груди, не помогла и куртка с железяками, нашитыми на внутренней стороне, снятая с тевтонского рыцаря.

– Отходим, засада! – крикнул Любарт, сообразив, что дело оборачивается совсем не так, как было задумано.

Литвины побежали назад, по телам раненых и павших бойцов. Быстрее, к спасительному лесу, где за деревьями можно укрыться, передохнуть, не боясь смертоносных стрел. Тут и обнаружилось, что поле перед стенами усеяно волчьими ямами. Сработали, правда, всего две ловушки, но и этого было достаточно для смятия боевого духа.

Многим показалось, что они везде, и дисциплина рухнула. Первыми, кто драпанул к лодкам, стали выжившие люди Гвидона. Сам он остался только потому, что был окружён телохранителями родственника. Швентарагис на глаз прикинул потери. Двенадцать было убито, сколько ранено – не понятно, но некоторые уже перевязывают друг друга. Много, но не смертельно. Литвины были опытными воинами. Неудачи случались и раньше, надо просто немного обождать, перевести дух и с новыми силами броситься вперёд. Колючек, пробивающих ноги больше не будет, ну а стрелы, так на войне убивают. Тем более была надежда на успешную высадку десанта, время как раз подходило, и ворота до сих пор открыты. Сейчас начнётся резня.

– Вперёд, за мной! – прокричал Швентарагис, увлекая оставшихся воинов в атаку.

Бах! Ворота захлопнулись если не перед носом нападающих, то совсем рядом. И снова волна откатывается назад, оставляя убитых и раненых. Десанта с реки не слышно, помощи ждать неоткуда. Ещё шестеро легли у ворот и, судя по всему, навсегда. Способных держать оружие осталось меньше четверти отряда. «Хоть волком вой», – думал про себя литвин. И вой раздался, да такой, что в ушах стало звенеть. Ворота крепости распахнулись, внутри зажглись костры, причём как-то сразу и очень ярко. В воротах стоял голый по пояс воин, держа в руке боевой топор.

– Я Айно! Вызываю тебя пёс Швентарагис на поединок! Бой до смерти!

Литвина передёрнуло от услышанного имени. Именно им когда-то пугала его несостоявшаяся младшая жена, проклиная перед смертью. При других обстоятельствах Швентарагис наплевал бы на этот вызов. Он не был трусом и без особого труда мог бы выйти победителем в схватке с двумя-тремя своими лучшими воинами, тем более, сейчас, когда злость от неудач только удвоила силы. Настал тот момент, когда своей удалью можно поднять боевой дух всей дружины для решающей атаки. Поединок был наилучшим выходом. Отбросив щит, который не защитит от удара двуручного топора, Швентарагис вышел на освещённый участок перед воротами. Стрелы никто не пускал, стояла тишина, даже раненые перестали скулить.

И тут он обратил внимание, насколько хорошо вооружён противник, все в броне, стальные закруглённые шлемы, почти у каждого щит, в руках топор, меч или шестопёр. Его ещё не оставляла мысль, что десант, наверное, заплутал и вот-вот начнётся атака. Он не понимал, что для него уже всё кончено, пора было думать о смерти, а не о том, как выжить. Один из телохранителей передал командиру другую секиру, с более длинной рукоятью и выслушал последнее наставление.

– Как только я подрублю ему ноги, сразу врывайтесь в крепость, – сквозь зубы, так, чтоб больше никто не услышал.

Айно не волновал бой у ворот, он видел, как тренируются люди странного Алексия, как отдаёт приказы брат по вере Савелий, насколько сплочённо строят стену щитов новгородцы. После обряда исполнения песни многое открылось рыжебородому воину, он знал, что всё будет в порядке, не знал только, как закончится поединок. Результат суда богов неизвестен никому. Перед глазами стояли его жена и годовалый сын, скоро, совсем скоро они увидятся снова. Тяжёлое дыхание противника размыло видение. Кровник был в кольчуге и шлеме, топор по размеру почти не уступал топору деда, двигался немного тяжеловато, но умело. Немудрено, плохой воин не смог бы убить его жену, которая сама стоила двоих.