Людей расставляли уже при свете факелов. Всех, кто до конца работ располагался под стенами, перевели в город, а ворота крепко-накрепко закрыли. Арбалетчиков под командованием усталого Данилы поставили на стенах сторожить. Пехотинцев, не особенно разделяя по клановой принадлежности, расположили преимущественно на валах и баррикадах. Всех ополченцев (а их неожиданно записалось около пяти тысяч) определили большей частью в резерв, расположенный в близлежащих домах, и в прорехи, которые опытные бойцы не смогли закрыть. Хотелось бы, конечно, лучников побольше, но народ здесь в основном с кирками да топорами привык общаться, поэтому стрелков набралось вместе со стражниками всего четыре сотни. Ну да ладно! Зато ополчение смотрелось очень даже ничего. Привыкшие с боем защищать свою независимость горожане никогда не забывали потренироваться во владении мечом, да и дедовы доспехи в кладовку никто не запирал. Поэтому чучелами для избиения никого назвать язык не поворачивался.

К полуночи на горизонте появились огни. Данила вызвал Строгонова посмотреть, что к чему. Было ясно одно: большое число людей движется с факелами примерно километрах в двадцати от города. Часов через пять они окажутся под стенами.

– Будут атаковать? – спросил Данила, посильнее сжимая арбалет в руках.

– Нет. – покачал головой Владимир, и хотел было спуститься, как из темноты донёсся мерзкий, жгучий словно раскалённый свинец, вой. Душа каждого второго в городе ушла в пятки. Строгонов вернулся к стене и стал до рези вглядываться в темноту.

– Это. те твари? – пробормотал охотник, невольно взяв арбалет наизготовку.

– Похоже что да. Прямо там.

– Так что же? Что делать-то? Может, огнём их?

– Не возьмёт. Будем ждать утра. Ворота держать запертыми. Не дай бог, кто сунется ближе, чем на пять метров к отпирающему механизму без приказа – валить на месте. Ясно? – отчеканил Строгонов.

– Да, мой сеньор. Но… Почему вы уверены, что гады не нападут на нас. для них же вырезать весь город, словно…

– Не нападут, Данила, успокойся. Есть на то свои причины, поверь. Через три часа жду тебя в шатре, – сказал он и начал спускаться со стены. – Будет задание.

В эту ночь никто толком заснуть не смог. Страшные и непривычные звуки тревожили жителей и защитников Ватрад Вил, не позволяя людям успокоиться и привести мысли в порядок. Особенно тяжко приходилось арбалетчикам Данилы, которым было слышно, как что-то ползает в непроглядной темноте. Охотник постоянно ходил по стенам, проверяя бойцов. Смертельно бледные, они еле слышно отвечали на оклики и тут же возвращались к методичному наблюдению за происходящим внизу. Однако ничего, кроме мелькавших зелёных огоньков, видно не было.

Уставший ходить туда-сюда Данила присел у одного из зубцов стены, и, прислонившись спиной к холодному камню, достал флягу с горилкой. Огненный поток неземным благом пронёсся по телу. Исчез страх, уступив место лёгкому дурману. Охотник сделал ещё пару глотков для храбрости и вернул флягу на место. Выпьешь много – заснёшь. А в нынешних условиях это сравнимо со смертью.

Хотя Строгонов всячески демонстрировал примерное спокойствие, никто, кроме него, скрепить душу мужеством не мог: животы людям поскручивало так, что не раскрутить. А, Даниле было не страшно. И дело не в опыте и уж точно не в тех жалких глотках огненной водицы. Дело в простой человеческой усталости. Набегался он за своё время, навоевался. Признаться, после недавней победы над Бреган Дэрт, он смалодушничал и попросился из боевых отрядов в дозоры, которым по большей части достаётся непыльная работёнка. Сиди себе в секрете, да жуй солонину. По его подсчётам, ему уж полтинник с лишним стукнул, а люди, как известно, к этому возрасту хотят куда-нибудь приткнуться, обзавестись хозяйством. Конечно, представить себя фермером он вряд ли мог, но вот ответственным по каким-нибудь складским делам – как раз то. На самом деле, уход в дозоры и составлял часть плана, ведшего к плавному переходу к мирской жизни, лишённой тяжести доспех и холода стали. А тут такие дела.

По чести сказать, какое Даниле дело до этой суматохи? От клана остались жалкие потрёпанные остатки, коим в большинстве своём суждено слечь в Ватрад Вил. Сам Данила не особо мыслил себя в роли сенешаля вновь возрождаемого сообщества Глефы, да и не верил в такую возможность. Рены всё равно перебьют всех. Даже если каким-либо чудом счастье в грядущей битве улыбнётся оборванцам из Ватрад, в конечном счёте войну выиграют рены со своими темными дружками. Вот и закрадывается неприятная мысль: а не рвануть ли? Не сбежать ли, пока не поздно? Например, на юг. Хотя кому он там нужен, да и что может делать, кроме как метко стрелять из арбалета? Ничего… Придётся снова наниматься в наёмники, сражаться. Один чёрт – всё ведёт в могилу.

Под сенью грустных размышлений Данила не заметил, как достал флягу и стал медленно опустошать. Когда подошёл назначенный Строгоновым час для инструктажа, охотник был порядочно пьян. Впрочем, одного взгляда в бурлящую смертью темноту под крепостными стенами было достаточно, чтобы хмельной туман как рукой сняло.

– Ух, холодина какая! – проговорил слуга, плотно прикрывая за собой дверь. – Держи ведро.

– Ага. вечера здесь колючие, – кивнул другой, перенимая ведро и ставя в угол.

– Надо выпить! Определённо! – подмигнул первый, усаживаясь за стол. Помимо него, в маленькой коморке располагались притороченные к стенам одноместные лежанки, несколько табуреток и куча всякого хлама. Старые замусоленные стены сплошь покрыты сочными пятнами прилипшей грязи и дорожками пыли.

– Ну! Раз так! – разулыбался второй, обнажив жёлтые зубы. – Сейчас погляжу. Где, кстати, бутыль?

– Где… Куда, наверное? – ехидно хихикнул тот.

– Сейчас тебе в морду рябую дам. Бутыль где?

– Под лежанкой твоей. Осторожно доставай. Я мог забыть пробку хорошо забить.

– Ох, дурак, – недовольно проворчал приятель и тяжко опустился на колени. Весомое брюшко стесняло его и без того неловкие движения. – Ну? Не видно ни черта. А! Вот! И куль какой-то.

– Там сало, хлеб да лучина.

– С хозяйской кухни?

– С неё самой! Отборное всё.

– Ну ладно, – пробормотал запыхавшийся после поисков слуга, выкладывая добытое на стол. – А кружки ты взять не додумался?!

– Да что ты сегодня ворчишь! Дай сюда, из горла хлебнём, – кинул другой и потянулся за бутылем.

– Ну-ка руки! – резко осадил того желтозубый. На вид он был постарше и немного поматерее собутыльника. В дуэте он занимал несомненное лидерство. – Раз дурак – пьёшь вторым. И вообще надо нарезать закуску! Нож с собой всегда.

Достав из-за пояса небольшой перочинный нож, слуга с завидным умением покромсал сочный кусок сала на мелкие кусочки, нарезал хлеб и очистил лук. На кухне он, конечно, не служил, однако частные хмельные застолья научили быстро и просто подготовить нехитрый стол.

– Ну-с, твоё здоровье! – сказал он и сделал затяжной глоток. Активно выдыхая спёртый воздух, он закусил шматком сала и аппетитно хрустнул луком.

Его приятель менее задорно вкусил горилки, и, скривившись от дикого жжения, принялся уминать хлеб, не в силах выговорить ни слова.

– Да, да, брат, своя! Родная! А то хлещешь всякую мочу в кабаках. А это – ух! – улыбался матёрый и выпил ещё. – Сейчас бы спеть.

– Да пошёл. ты. петь. Хозяин башку снимет.

Матёрый согласно кивнул и завалился на лежанку.

– Ох! Не первый раз твоё пойло пробую, да никак привыкнуть не могу. Такое ощущение, что вывернет наружу.

– Ага, есть такое. – пробурчал матёрый, приподнимаясь на локте и снова принимаясь за бутыль. – Что наш дурак-то, кстати? Велел тут сидеть.

– Хозяин, что ль? А у него встреча, как я слыхал. Тайная.

– Ищет себе приключения. На, глотни.

– Покромсай помельче сало, пока я тут загибаться буду. – попросил изготовившийся к экзекуции слуга и сделал затяжной глоток.

– Эй, Борис! Борис! – донеслось из-за двери, ведшей в дом. – Борис! А ну ко мне быстро.