Абдаллах внимательно посмотрел на Богдана. Вряд ли он поверил, что путешественник отправился в далёкую страну, не умея владеть оружием, но промолчал. Ополоснув лицо водой из кувшина, который держал слуга, он предложил сделать то же самое Богдану.

– Дальше, если желаешь, можешь практиковаться с одним из моих воинов – вспоминай на нём, чему тебя учили в детстве, – сказал он с кривой усмешкой.

– Спасибо! – совершенно искренне ответил землянин, тоже непроизвольно улыбаясь и радуясь про себя, что он, видимо, совсем не так беззащитен, как полагал, лишившись лучемёта. Конечно, сабля или меч не столь эффективны, но он, скорее всего, если что, воспользуется ими с должным умением.

– Я бы хотел ещё попрактиковаться в стрельбе из лука и в метании ножей. У вас есть метательные ножи?

Абдаллах, сбрасывая защитную куртку, кивнул.

– Но не рассчитывай, что тебе удастся использовать оружие против нас, – предупредил начальник охраны, грозно сверкнув глазами. – Сейчас отправляйся, соверши омовение и приведи себя в порядок – скоро обед у его милости шейха, не заставляй себя ждать.

Богдан под присмотром евнуха вернулся в отведённые ему покои, где нашёл двух служанок, поджидавших его с набором чистого платья. Смывая пот и пыль с тела, он всё время подумывал, а не позвать ли в бассейн служанок, оставшихся в соседней комнате, однако в этом случае он мог точно опоздать на обед, поэтому решил не вызывать лишний раз неудовольствия своего главного тюремщика.

Богдан облачился в новые зелёные шаровары, шёлковую рубашку, покроем похожую на ту, что ему дали ранее, и свободную накидку, подпоясавшись длинным красным кушаком, после чего оглядел себя в зеркале – настоящем, стеклянном. Он и так не отличался слишком белой кожей, а за время странствий сильно загорел и сейчас почти приближался по цвету кожи к арабам, хотя оставался, конечно, заметно светлее. Волосы отросли и почти достигали плеч. Щетина на щеках пока не отрастала – значит, действие препарата, останавливающего рост волос на лице, которым Богдан воспользовался во дворце несколько месяцев назад, продолжалось. В общем, выглядел землянин в своём нынешнем одеянии странной помесью средневекового менестреля и Аладдина без тюрбана.

Служанки за его спиной о чём-то пошушукались и хихикнули. Богдан шлёпнул их по упругим задницам, подмигнул и позвал евнуха, попросив указать путь в залу, где должен состояться обед, – он специально старался держаться со стражем не как с тюремщиком, а как со слугой.

Обед у шейха был обильным – подавались и вполне знакомые Богдану восточные блюда в виде пловов, шашлыков, лагмана, пастромы, лепёшек, наваристых супов типа шурпы и, разумеется, множества плодов и фруктов. К немалому удивлению, на низком столе, вокруг которого сидели немногие вкушающие трапезу, обнаружилась пара зажаренных поросят – блюдо немыслимое у арабов на Земле. Судя по всему, как и с алкоголем, здешние жители пошли по пути прагматизма и не столь строгих соблюдений заповедей Пророка.

Обед прошёл на удивление хорошо и спокойно. Присутствовал лишь сам аль-Хасим, его верный Абдаллах, Богдан и какой-то человечек тщедушного телосложения, которого хозяин дома представил как управляющего имением Шамшура. Этот последний много ел, много пил и с интересом поглядывал на Богдана, однако практически всё время молчал.

Шейх не третировал Богдана, наоборот, постоянно шутил, приказывал подливать вина и наконец пришёл в совершенно подпитое состояние. В отличие от своего хозяина, Абдаллах пил мало, и его чёрные глаза зорко следили за гостем-пленником, напротив которого он сидел. Землянин решил не обращать на это внимания и с удовольствием поглощал яства и напитки – такой еды он не пробовал очень давно, ведь в замке Хруодланда трапеза по разнообразию, увы, не могла сравниться с восточной кухней.

Когда покончили с едой и животы у всех раздулись, подали кальяны. Богдан никогда в жизни не пробовал курить кальян и с интересом поэкспериментировал. Ощущение не вызвало у него какого-то особого восторга, но понравилось: пропущенный через ароматизированную воду дым табака, смешанного с чем-то вроде конопли, вызывал расслабленное и умиротворённое состояние.

Несмотря на мысли, начинавшие убегать в какие-то дали, Богдан вспомнил, что в данной ситуации имелась некоторая нестыковочка. Он не знал точного времени появления кальяна на земном Востоке, но понимал, что это произошло уже после того, как европейцы завезли табак в Старый свет. Насколько Богдан понял шейха, арабы попали в этот мир не позднее восьмого-девятого века нашей эры, когда до открытия Америки оставалось ещё самое малое полтысячи лет. Откуда же тут взялся кальян?

Шейх смог сообщить лишь то, что, насколько он помнил, кальян придумал какой-то учёный ещё во времена первого «святого» халифа, и тогда же примерно стали выращивать табак. Относительно последнего факта имелись данные, что растение просто нашли здесь, на этой благодатной земле.

Данные сведения позабавили Богдана, но не более – начавшееся действие отвлекло его от гипотез появления здесь табака.

К этому времени уже стемнело, в зале зажгли светильники, а вокруг места, где возлежали мужчины, за-кружились в танце девушки в самых что ни на есть «восточных» одеяниях: штанишки, маленькие лифчики и полупрозрачные накидки на лицо наподобие чадры. Голые животики их вызывали живейший интерес Богдана, подогреваемый жаром вина. Он с интересом ожидал, как будет реагировать на такую вызывающую близость хозяин усадьбы, но шейх, видимо, совершенно пресыщенный подобными представлениями, начал даже клевать носом, как и его домоправитель. Только бдительный Абдаллах, от внимания которого не ускользало ничего, следил за Богданом.

Когда аль-Хасим уже откровенно захрапел, начальник охраны дал распоряжение другим слугам унести шейха в его покои. Рядом с Богданом возник, словно из-под земли один из евнухов с саблей – пора было отправлять в отведённые апартаменты. Вечер заканчивался. Пожалев, что так и не поинтересовался у шейха, как же заказать себе наложницу, Богдан поплёлся, подталкиваемый в спину взглядом своего немого и неполноценного тюремщика.

Однако он недооценил отношение к мужчинам на Востоке, хотя этот «Восток» располагался уже не на Земле, а на Планете Граней: мужчина хоть и был пленником, но пленником, которого шейх пока явно очень ценил, и потому получал весь «пакет удовольствий», несмотря на то, что дальше его, возможно, и ждала смерть. Поэтому в отведённых покоях Богдана уже ждали две давешние служанки и по совместительству, как оказалось, наложницы, так что сожаление землянина рассеялось в одно мгновение. Вечер удовольствий продолжился.

Утром он проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Страж-евнух сообщил, что шейх будет почивать ещё не менее часа, так что Богдан успел совершить омовение не без помощи своих ночных подружек, с которыми в качестве утренней зарядки развлёкся ещё раз в бассейне.

Когда девушки удалились, евнух сообщил, что сейчас Богдана отведут к шейху на завтрак. Сверившись о времени – местные арабы определяли время довольно точно по солнечным часам, – Богдан узнал, что уже четверть первого дня, так что завтрак впору было считать обедом. Подивившись, когда же назначен приём у халифа, он проследовал в знакомую трапезную, где на подушках возлежал шейх, казалось, вполне отошедший от вчерашнего пира. По правую руку от него сидел, скрестив ноги, неразлучный Абдаллах.

Аль-Хасим приветствовал Богдана как доброго знакомого и предложил ему чашу зелья, снимающего, по его словам, последствия бурных вечеров и ночей. Богдан принял золочёный кубок, исполненный в виде головы какого-то мифического зверя, и осторожно попробовал напиток, оказавшийся почти горячим. Это была какая-то смесь вина, пряностей и незнакомой травы, в момент прояснившая сознание и взбодрившая тело, слегка ослабленные вечерним перееданием и любовными утехами.

С аппетитом поглощая еду, Богдан поинтересовался, когда ждать приёма у халифа, и получил ответ, что аудиенция состоится в четыре часа по полудни. Больше в присутствии Абдаллаха шейх разговоров на этот счёт не вёл, и Богдан понял, что у него на это есть причины. Когда трапеза закончилась, аль-Хасим приказал оставить их с Богданом вдвоём.