Дальше для меня все происходило, как в тумане. Я улыбалась быстро поправлявшемуся Джону, готовила лекарства, деловито отдавала распоряжения по хозяйству, отвечала на вопросы и давала советы своим пациентам. Но делала все это чисто машинально. Я знала, что Гаут уйдет, и для меня погаснет свет. Пусть солнце встает каждый день, небо по-прежнему сияет голубизной, пусть поют птицы, и светит луна, жизнь для меня кончилась.
Он, которого я ни разу не поцеловала, подарил мне любовь и страдание. Я знала, что, сколько бы ни довелось мне прожить, я не забуду его, не забуду то неизъяснимое чувство, которое судьба дала мне. И я знала другое: так, как было до встречи с Гаутом, больше никогда не будет. Та жизнь умерла, как умерла женщина, не знавшая любви.
Я не знала точно, когда он уйдет. Он не говорил об этом даже Джону, который теперь уже мог не только выходить из дома, но и потихоньку заниматься делами. И хотя муж всем рассказывал, что я спасла его своим лечением, я знала, что жизнь ему подарило не мое искусство, а Гаут. Я не знала тогда, кто такой Сущный, к которому он обратился с просьбой помочь. Но догадывалась, что в моей жизни появилось нечто абсолютно новое, неведомое мне ранее.
Я до сих пор помню ту ночь. Как будто не прошло с того времени почти триста лет, — печально улыбнулась Жрица. — В этот день я устала и довольно быстро заснула. Сон, который мне приснился, объяснил все. Я увидела Гаута в необычной одежде, которая напоминала римскую тогу. Он стоял на берегу заросшего камышом озера. Я узнала это место. Озеро называли «Индейским», потому что оно служило как бы незримой границей между поселениями белых и владениями индейцев. Лицо Гаута было торжественным и строгим. Но глаза его смотрели на меня с такой печальной любовью, что даже во сне я замерла от счастья.
Потом он закрыл глаза и вытянул вперед руки. Неяркий свет озарил их, заструился слоями, и на ладони Гауту легла моя Книга. Она продолжала светиться голубоватым светом.
Открыв глаза, он протянул книгу над водой.
— Слушай, Джина и запоминай, — сказал Гаут, не разжимая губ. — Я много странствую во Вселенной. И я должен был найти тебя. Теперь твоя жизнь переходит в иное качество. Тебе суждено пройти все дороги познания и достичь высшей ступени Просветления. Ты будешь помогать людям, вести их к Посвящению. И вместе с тобой они умножат силы магии, оберегающей их. Сколько знаний, жизней и судеб собрано здесь, — он поднял вверх Книгу, — столько придет магических сил. Я добавляю в нее мудрость Узнавших Суть Вещей. Каждый, кто придет к Просветлению, пройдет Посвящение у светлой воды. И Книга примет его.
Он протянул мне книгу, которая теперь погасла и выглядела как обычно. Но я заметила, что она стала толще и тяжелей.
— Все остальное ты узнаешь из Книги, — мягко сказал он.
Я не могла выговорить ни слова. Самое главное, я поняла тогда, что полюбила бога. И неважно, что это за божество, главным тогда для меня было, что я вижу его в последний раз. И Гаут понял мои мысли. Чуть нахмурившись, он опять посмотрел на меня ласково и печально.
— Прости меня, — тихо сказал мой необычный возлюбленный, теперь уже по-настоящему, губами. — Раз в сто лет я могу подарить чувство любви смертной женщине. Но мы встретились слишком поздно. Мы не могли бы встретиться в следующие сто лет. И теперь сердце мое полно любви, но дать ее тебе счастье я не могу.
— Ты уже дал мне его, — ответила я, не ощущая слез, заливавших мне лицо. — И какие бы страдания не принесла мне любовь, я никому не отдам ее. Я люблю тебя. И благодарю за счастье испытывать это чувство.
Еще секунду он смотрел на меня и взгляд его, как нежный луч, гладил меня по лицу, коснулся губ…
Филлис, замерев от волнения, не спускала глаз с Верховной Жрицы. А та замолчала, опять задумавшись надолго.
Наконец, очнувшись от прекрасных и печальных воспоминаний, она взглянула на свою слушательницу.
— А потом? Что было потом? — шепотом спросила Фил.
— Когда я проснулась, то увидела свою книгу, лежащую рядом со мной.
— А он? — с замиранием сердца спросила Филлис. — Ты больше его не видела? Никогда?
Жрица покачала головой.
— Потом я выполняла то, о чем он сказал мне. Я училась и учила, совершенствовалась сама и учила совершенствованию других. Когда мой земной путь закончился, я попала в монастырь, где среди многих Жриц, была признана Верховной. Огненное сердце Демчок, полное любви, стало моим алтарем.
— А теперь? Что с тобой будет теперь?
— Мне предстоит еще не одно перевоплощение. — Жрица опять вздохнула. — Но вряд ли я сумею сотворить в себе ту бесстрастность и отрешенность, которая требуется, что достичь вершины. Для этого надо отказаться от волшебного дара любви. А любовь — неугасающий огонь в моем сердце. Я говорю теперь свободно — не как Верховная Жрица, а как обычная женщина. Сейчас я могу это позволить себе.
— Ты уходишь?
Жрица покачала головой.
— Мы не уходим. Моя судьба указывает мне путь, и я продолжаю его. Прощай!
Филлис кусала губы, чтобы удержаться от слез.
— Прощай, — прошептала она.
— Мне пора. Не жалей своего сердца, дитя мое, — чуть слышно произнесла Жрица, — что бы тебе не пришлось испытать. Такая любовь, какая дарована тебе — величайшая редкость. Тебе повезло. Поверь мне, не каждой женщине выпадает счастье испытать это всепоглощающее чувство. Береги его, Филлис Харрисон.
Тело Верховной Жрицы, постепенно бледнея, медленно поднималось, уходя куда-то ввысь. Через минуту Филлис осталась одна.
64
Невыспавшаяся Фил сидела на кухне и допивала очередную чашку кофе, когда раздался звонок в дверь. Зная что дома, кроме нее, никого нет, Филлис со вздохом поплелась открывать. Пэт, румяная и энергичная, ворвалась в дом, неся с собой свежесть утра и возбужденную деловитость.
— Привет! — она чмокнула сестру в щеку. — Где Пам?
— Пошла с Уайеттом на прогулку, — зевая, ответила Фил.
— А ты что это заспалась сегодня? — поинтересовалась Пэт, наливая себе кофе. — Хорошо еще, что сегодня суббота и тебе не надо бежать на работу.
— Да уж… — рассеянно протянула Филлис.
Девушка снова уселась на стул, подперла рукой щеку и вздохнула.
— Этой ночью у меня была очень интересная беседа, — мрачно поведала она.
Младшая ведьмочка с наслаждением хлебнула ароматный напиток и, подняв одну бровь, воззрилась на сестру.
— Беседа? Ночью? Это что-то новенькое! И с кем, если не секрет?
Филлис опять печально вздохнула.
— Никакого секрета. Ко мне приходила Верховная Жрица.
— Что?! — Пэт поперхнулась от удивления. — Верховная Жрица?! Но она же…
— Ага, — кивнула Филлис, — вот именно. Но это была она.
— И что? — Пэт, округлив глаза от любопытства, уставилась на сестру. — Что она тебе сказала? Что-нибудь о Конноре?
— Почти. Она обещала ему рассказать, как стала Жрицей. А рассказала мне, потому что…Ну, понимаешь, почему.
— И как же это произошло?
— Она полюбила бога, — торжественно произнесла Фил.
— Что?!
— Ну, не бога, а какое-то божество старой магии. Как я поняла, это был Верховный Маг или что-то в этом роде. Но, поскольку он не мог любить ее, они расстались. Он наложил заклинание на книгу, которая была у нее, и та стала Книгой Посвящения.
Филлис вздохнула и, замолчав, печально посмотрела на сестру. Пэт недоверчиво покрутила головой.
— Ну и дела… — пробормотала она тихонько. — А потом?
— Потом она прошла Посвящение, и ее избрали Верховной Жрицей. Да! — вспомнила Филлис. — Они — родственники.
— Кто — «они»?
— Дайана Дрейк, Коннор и Верховная Жрица.
Пэт удивленно разинула рот. А когда она его закрыла, то долго молчала, переваривая сообщение сестры.
— Ну…Про Коннора и миссис Дрейк я знала. А вот Верховная Жрица…
Пэт задумалась.
— Значит, она сказала мне неправду, — наконец, сказала она.
— Кто «она»? — удивилась Филлис.
— Миссис Дрейк. Я сейчас была у нее.