Миссис Дрейк облизала пересохшие губы.

— Но кто же ты? И почему ты оставался в долине столько лет? Почему у тебя нет тела?

— Хм…Почему бы и не рассказать? — пробурчал сам себе под нос незнакомец.

В призрачном лунном свете силуэт его стал темнее, обретая почти реальную плоть. Дух присел у стены и стал рассказывать.

— Может, ты слышала о битве титанов с богами?

Дайана кивнула.

— Я — Килм. Мой отец — титан Эпиметей, брат знаменитого Прометея. — Он усмехнулся. — Папаша был довольно легкомысленным. Недаром именно ему боги всучили Пандору. Но моя мать — простая смертная. Она любила его. И он тоже ее любил. — Он опять усмехнулся. — По крайней мере, какое-то время.

Килм замолчал. Дайана сидела, затаив дыхание. То, о чем говорил дух, было, конечно, интересно, но у нее в голове неотвязно крутилась мысль: что он хочет сделать с Коннором?

Ей показалось, что незнакомец вздохнул.

— Но я не в обиде на своего отца. Законным или нет, но я был его сыном. А к чести титанов, они никогда не отказывались от своих детей. Он наградил меня бессмертием, силой, дал магический дар перемещения. Поверь, это было весело! — Он опустил голову и опять вздохнул. — Пока не началась эта заварушка…

Килм поднялся. Голос его зазвучал страстно и в то же время — зло.

— Я сражался вместе с отцом против богов. Живой Источник был спасением для нас, детей смертных. Раны, наносимые нашей бессмертной плоти заживали сразу, как только воды Источника омывали их. — Он сжал призрачные кулаки. — Я был у Источника с пронзенным стрелой плечом, когда этот…этот…это заклинание!…Оно уничтожило все магические силы и тела! А другого у меня уже не было!

Он поднял туманно-темные руки к небу и потряс ими в бессильной ярости.

Дайана сжалась в комочек у тела Коннора, с ужасом глядя на эту темную фигуру. Дух внезапно опустил руки и приблизился к Жрице.

— А ты?… — подозрительно прошипел он. — Ты случайно, не принадлежишь к старой магии? К этим учителям человеческих душ на земле?!

Дайана оцепенела. Она не видела его лица, но движение тени в том месте, где оно должно было быть, заставило ее замереть от страха.

— Ну? Отвечай!

Внезапно Жрица успокоилась. Если это — только дух, значит, он ничего не сможет ей сделать. Здесь у нее нет магических сил, но у него их тоже нет. Просто потому, что на долину наложено заклятье.

— Да, — спокойно ответила Дайана. — Я принадлежу к миру старой магии.

— А-а-а!!!

Дух шагнул вперед, протянул к ней темные призрачные руки, и Жрица с ужасом почувствовала, как какая-то сила поднимает ее от земли. Через секунду она рухнула на пол пещеры, брошенная наземь этой силой.

— Хорошо же! — злобно прохрипел дух, наклонившись темным пятном лица прямо к глазам Дайаны. — Ты тоже заплатишь мне за все! За все годы скитаний!

— Но почему?… — придя в себя, Дайана тяжело дыша, все же не удержалась от вопроса. — Как это у тебя получается? Здесь же нет магической силы?

Дух громко расхохотался.

— Все течет, все меняется! — он насмешливо щелкнул пальцами. — Три тысячи лет — не малый срок! Сила заклинания начинает ослабевать.

— Тогда зачем тебе… — начала, было, Дайана.

Но Килм перебил ее.

— Я не собираюсь ждать еще три тысячи лет, пока заклинание потеряет силу! Я должен выбраться из этой чертовой долины! И я сделаю это! И тогда!..О! Я доберусь до Узнавшего Суть Вещей! — сжав призрачные кулаки, он опять поднял руки вверх, потрясая ими. — Он заплатит мне за каждый год из этих трех тысяч!

— О боже! — Дайана содрогнулась, представив себе на минуту, что будет, если это мстительное существо вернется в магический мир.

Филлис боялась, что у нее не хватит сил смотреть на те манипуляции, которые проделывали врачи с маленьким телом сына. Она только тихо плакала, сжавшись в комочек на кушетке, пока врач и медсестры осторожно поворачивали Кона то на один бок, то на другой, вводя какие-то супер-эффективные лекарства или ставя капельницу. Филлис знала, что они, действительно, делают все возможное, но, несмотря на это, чувство отчаяния и безнадежности в ее душе росло с каждой минутой, проведенной у постели мальчика. Прошло уже три часа после первых двух уколов, а ничего хорошего не произошло. Напрасно Филлис с надеждой прислушивалась к писку прибора.

Яркий зайчик, скакавший на экране монитора, стал замирать все чаще. И останавливался он уже не на еле уловимое мгновение, как раньше, а на пару секунд.

Доктор Эванс заходил в палату каждые полчаса, и с каждым разом становился все мрачнее и мрачнее. Он изредка взглядывал на Филлис, как бы спрашивая себя, не придется ли и ей назначать какие-нибудь успокоительные средства в случае… Думать о том, что ребенок уходит, он не хотел, хотя знал, что приближающийся конец — неизбежен. Вопрос только во времени. А для маленького Кона его оставалось все меньше.

Доктор еще раз взглянул на Филлис, не замечавшую ничего вокруг, кроме сына, сжал губы и, сочувственно покачав головой, направился к двери. На пороге он почти столкнулся с сестрой мисс Харрисон. Его удивило выражение ее мрачного, но в то же время довольного лица. Остановив Памелу, он взял ее за локоть и вывел из палаты.

— Я хотел предупредить…Вам лучше не уходить. Возможно, Вашей сестре понадобится помощь…

Увидев удивленный взгляд Памелы, доктор Эванс опустил глаза, вздохнул и тихо произнес:

— Боюсь, мы теряем мальчика…

Женщина нахмурилась и сделала шаг к двери в палату.

— Если что — позовите меня, — подняв на нее печальные глаза, попросил врач.

Сестра мисс Харрисон бросила на него непонимающий взгляд и решительно вошла в палату.

— Фил!

Старшая Харрисон, на мгновение остановившись у двери, бросилась к сестре, по-прежнему сидевшей у кроватки сына и сжимавшей его ладошку в своей руке.

— Филлис, смотри! Вот!

Памела протянула ей фляжку. Фил подняла на нее измученное заплаканное лицо.

— Что это? — еле шевеля губами, произнесла она.

— Жизнь, дорогая! Жизнь Кона! — Пам вложила фляжку в ладонь сестры.

— Памела! — безумными глазами Филлис смотрела на нее, не понимая, о чем идет речь. Потом перевела взгляд на фляжку, лежавшую в ее руке. — Памела…

— Дорогая! — лихорадочным движением старшая Харрисон взяла у нее фляжку, открутила крышку и…

Растерянными глазами она посмотрела на сестру.

— Я не знаю…Что надо делать?

— Это?… — Филлис не отрывала завороженного взгляда от фляжки. Затем она подняла глаза на Памелу: — Что это?

— Живая вода! — Пам облизала пересохшие от волнения губы. — Для Кона! Только я не знаю, что с ней надо делать…

Филлис медленно забрала открытую фляжку из рук сестры и какими-то машинальными движениями стала смачивать лоб и виски Кона водой. Памела удивленно смотрела на нее.

— Откуда ты знаешь, что так надо? — тихонько спросила она.

— Так надо… — эхом откликнулась Филлис.

Она осторожно смочила водой грудь, руки и ноги мальчика, ласковым движением влажной руки провела по лицу, по закрытым глазам. Чуть приподняв голову Кона, она приложила фляжку к его сжатым губам. Вода полилась по подбородку ребенка. Тогда Филлис мягким движением пальцев коснулась губ мальчика, слегка раздвинув их. Вновь поднеся флажку к его рту, она наклонила ее. Памела затаив дыхание, смотрела на сестру.

Капля…еще одна…Рот мальчика приоткрылся, и Филлис осторожными движениями наполнила его водой. Внезапно губы Кона дрогнули, и он сделал глоток! Филлис широко раскрытыми глазами смотрела на сына и, почти перестав дышать от волнения, еще и еще раз наклоняла фляжку.

Памела не верила своим глазам: мальчик пил воду!

— Господи!.. — прошептала она. — Господи, неужели…

Последняя капля живительной влаги скатилась по подбородку ребенка. Филлис застыла в ожидании, не отрывая глаз от лица сына. Через минуту, показавшуюся обеим сестрам вечностью, они увидели, что реснички на глазах мальчика дрогнули.