Оксана по-своему пыталась удержать мужа и наставить его на путь истинный, чтобы хоть не пропал по глупости. Семен в ответ хорохорился и, как мог, боролся за свои права. Естественно, пара часто ссорилась. Мало-помалу Семен начал осознавать, что красивая и умная женщина — совсем не синоним доброго и уступчивого человека. А невеста и жена действуют очень по-разному, даже если это одна и та же девушка. Он обижался, но сам меняться не собирался, ушел в глухую оборону и теперь просто пореже бывал дома.

Все это Семен вывалил одним сплошным потоком слов. Обиженный, растерянный, оставшийся с ощущением, что попал в западню, а теперь не знает, как оттуда выбраться.

Потом друзья поговорили о музыке, о группе в каком-то полузакрытом клубе, куда Семена после школы вытащил Курбатов и куда Торик уже не попал. Там тоже не все было ладно — группу снова раздирали разногласия: непонятно, в каком направлении им стоит развиваться. Ярик погряз в своих странных, ему одному понятных песнях. Семен даже предполагал, что он курит что-то не то. А может, и колется. Музыку Ярик писал ритмичную и заводную, но тексты оставляли ощущение оторванности от реальности.

Прямолинейный Курбатов иногда спрашивал: «Ярик, объясни, о чем ты поешь?» Тот отвечал туманно и зло: «О любви. Все мои песни — о несчастной, неразделенной любви. К миру. И обратно. Без надежды на понимание. Сути и мира. Зачем тебе? Зачем? Тебе!» Это звучало совершенно непонятно, но почему-то обидно. И в группе тоже копилось напряжение.

Семен поставил под скамейку вторую бутылку из-под пива. И только после всего этого друзья плавно перешли к главному. Торик не спеша обрисовал новые перспективы. Семен особенно заинтересовался физическими параметрами, так что пришлось достать блокнот и зачитать. Договорились, что новое устройство Семен сделает отдельной платой, без связи с первой частью. Здесь действовали совсем другие требования, иная схемотехника. Условно говоря, к существующему кентавру схемы они теперь собирались приделать глаза и уши.

Для начала друзья решили поймать альфа-ритм, как самое простое, но показательное физическое проявление активности мозга. Если даже это у них не получится, дальше идти нет смысла. Семен сказал: «Ладно, давай попробуем, а дальше видно будет».

На том и разошлись.

Март 1985 года, Город, 19 лет

В марте вся страна опять целый день смотрела по телевизору «Лебединое озеро». Мрачный день классического балета превратился теперь в устойчивый символ похорон. Умер Черненко, который руководил страной чуть больше года. Рассказывали, что он задумал в стране большие перемены, решил выправить курс на более безопасный, но не успел — подвело слабое здоровье. Впрочем, в народе шептались и о других возможных причинах его скорого ухода. Народ ведь всегда найдет, о чем поговорить.

На следующий день после печального события на главную сцену вышел новый руководитель страны — Михаил Горбачев. Впервые за несколько десятков лет у власти оказался человек достаточно молодой — на тот момент ему было «всего-то» пятьдесят четыре года. Случай настолько небывалый, что западные СМИ тут же окрестили Горбачева «младенцем из ЦК».

Народные настроения переменились. Люди в кои-то веки сами, по своей воле, охотно смотрели выступления вождя! Где угодно: на работе, дома, даже в магазинах, где продавали телевизоры. Он говорил так живо, ярко и энергично, обещал множество перемен к лучшему. А в мае торжественно объявил о смене политического курса страны на «ускорение». Но для начала решил бороться с главным злом страны — пьянством, причем самым простым способом: полностью запретив продажу спиртного.

Народ пребывал в шоке.

* * *

В мае Семен снова занялся прибором. Он пока не был уверен, что с этой затеей хоть что-нибудь получится, зато подготовился к отладке: проштудировал справочник и притащил компактный осциллограф, чтобы видеть все, что происходит в схеме.

Первые же опыты показали, что такой подход не работает. Да, некие сигналы новая схема ловила. Но ведь в книгах не зря говорили о проведении ЭЭГ только в изолированных помещениях. В таких кустарных условиях, да еще при большом усилении, схема принимала множество помех от всего подряд: от сети, от соседних устройств и даже от паяльника, включенного рядом. Им мешало буквально все!

Эта проблема была друзьям хорошо знакома, поскольку оба в школе играли на электрогитарах. Там тоже досаждают помехи, поэтому либо применяют специальное включение звукоснимателей, либо гитаристу приходится постоянно прикасаться к струнам, независимо от того, надо это для музыки или нет. Но здесь такие подходы не работали. Нельзя надежно заземлить тело человека, а потом пытаться ловить, что там еле слышно шепчет его мозг.

Было бы здорово помещать человека в экранированную комнату, где совсем нет помех! Только где такую взять? Посмеялись, вспомнив одного мужичка, который делал себе шапочку из фольги, чтобы ушлые инопланетяне не украли его бесценные идеи. Ладно, у психов свои заботы, но им-то как быть? Пока эксперимент закончился провалом.

* * *

Пришел с работы отец. За ужином огорченные друзья рассказали о своих трудностях. Отец внимательно выслушал их и переспросил:

— Так все дело в помехах? В сетевых наводках?

— Не только в сетевых, они просто самые сильные, все забивают. — Семен нервничал, впрочем, это не мешало ему уплетать мамины котлеты за милую душу.

Отец помолчал, видимо, перебирая различные варианты.

— Задача в целом непростая, но в ограниченном объеме ее решить можно.

— Как это? — не понял Торик.

— В объеме одной комнаты. Или для одного человека. Есть такая штука, называется клетка Фарадея. Да, тот самый Майкл Фарадей, в честь которого названы микрофарады на конденсаторах, придумал ее в начале прошлого века.

— И как она нам поможет? — недоверчиво спросил Семен.

— На радиочастотах это бы не сработало. Но у вас огромная длина волны, поэтому для экранирования не обязательно делать сплошную стену металла, достаточно густой сетки.

Торик с Семеном перестали жевать и переглянулись. Оба знали физику, каждый на своем уровне, но такая простая мысль почему-то не пришла им в голову. Да! Можно сделать камеру из проволоки, чтобы она не пропускала помехи. Причем достаточно большую, чтобы внутри нее размещался человек. Камера экранирует помехи, значит, внутри, где находится человек, помех нет и можно ловить слабые сигналы!

Все сразу оживились, начали обсуждать конструкцию. Ориентироваться решили не на сидящего, а на лежащего человека. Тогда частью конструкции должен стать диван. С одной стороны — смешно и нелепо, а с другой — логично: ведь сама задача напрямую связана со сном.

Оставалась еще проблема электродов. Прищепки на ушах сводили всю их полезную теорию на нет. И тут неожиданно в разговор вступила мама. Как обычно, издалека и многословно, казалось бы, совсем не о том.

— А я вот позавчера к Тамаре Викторовне заходила чайку попить. Она у нас в поликлинике физиотерапевт. У них там много всяких аппаратов в кабинете — и для прогреваний, и для диагностики. Помнишь, я тебя водила уши греть на УВЧ?

Торик вяло кивнул. Про свои непутевые уши, которые в детстве вечно болели, он вспоминать не любил.

— У них там поставили энце… как там, в общем, ЭЭГ-аппарат. Снимают картину мозговой активности пациентов.

С этого момента всем стало интересней.

— Я думала, их надо брить наголо, как раньше, пациентов-то. А она говорит — нет, теперь уже не надо. На голову надвигают такую штуку… — Мама провела рукой по волосам и сняла ободок. — Вот такую примерно, только там зубцы металлические и подлиннее, а штук их поменьше, где-то десяток. И все работает.

— А это идея, между прочим! — обрадовался Семен. — Такая гребенка мне гораздо больше нравится, чем наши прищепки. Спасибо, теть Вер, и котлеты, кстати, у вас замечательные!