Сегодня, спешно покинув Каморку, друзья добежали до класса и отдышались.

— Давай! — шепнул Семен. — Если пойдешь первым, нам ничего не будет.

— Опоздали на восемь минут! — возразил Торик.

— Не тяни! — с нажимом прошептал Семен и негромко, но решительно постучал в дверь.

Отступать поздно. Торик подобрался, просунул в дверь голову и спросил:

— May I come in? (Позволите войти? — англ.)

В ответ раздалось дружелюбное:

— Come in, don't be late, man! (Заходи и больше не опаздывай — англ.)

Она не сердилась, ей нравилось, что хоть кто-то в классе может к месту сказать фразу не из учебника. Рядом, втянув голову в плечи, безмолвной тенью шмыгнул Семен. Ладно уж, так и быть.

— So what should I tell you today… (Итак, вот о чем мы сегодня поговорим — англ.) — продолжила англичанка и взглянула на класс.

Пустые глаза, пустые головы, ни одной мысли. Хотя нет. Двое опоздавших сидят и внимательно слушают. Васильев понимает ее. Никитцев пока старательно делает вид, но это лучше, чем его обычная зевающая физиономия на уроке. Все к лучшему!

* * *

Ноябрь 1980 года, Город, 15 лет

Музыка пропитывала всю их жизнь, была отдыхом и работой, вечно дразнящей целью и неожиданным утешением.

Концерт. Белый танец. Отличный шанс для девушек, которых никто не приглашает танцевать. В актовом зале почти темно, горит всего один светильник. Дежурные учителя дружно куда-то делись, вот и хорошо. Звучит музыка. Медленная, обволакивающая…

Лики нет: это не ее песня, значит, пудрит носик. Борис почти уснул: легонько отстукивает ногой бит на большом барабане с самодельной кривоватой надписью «AMATI», а сам сосредоточился на тарелочках хай-хэта. Семен старательно воет в микрофон, добавляя таинственности, Гера тихонько щиплет одну струну — такая сейчас у него партия. А Торик выстреливает отдельные аккорды и поет:

Всех нас согреет вера одна,

Кто-то ошибся — ты или я?

Последний бесконечно долгий аккорд, бегающий по всем ладам сразу бас и замирающая фасоль дроби палочками по тарелке.

Пора будить аудиторию! «Да?» — с надеждой кричит Борис. «Да!» — кивает Торик. И вот уже бас с ударником заводят энергичный рок, Торик играет соло, зал энергично скачет, а Семен поет:

Мы себе давали слово

Не сходить с пути прямого…

Песня Торику не особо нравится, но она всегда пользуется успехом, к тому же близка Семену, может быть, потому, что сочинил ее тоже бас-гитарист?

Торик чувствует себя необычно: он словно раздваивается. Одна половинка стоит на сцене, играет на гитаре и подпевает в микрофон. А другая в это время удивляется. Как странно: вот сейчас они играют на вечере, где танцуют все… кроме тех, кто играет! Парадокс!

Впрочем, и здесь не обходится без исключений. Песня закончилась, Торик поймал умоляющий взгляд Семена, подмигнул, соглашаясь с невысказанной просьбой, повернулся к Борису и поднял четыре пальца чуть выше головы. Тот кивнул и начал отстукивать легкий латиноамериканский ритм песни «Дождь». А Семен ловко вывинтился из сбруи ремня своей бас-гитары и радостно спрыгнул в зал.

Эту песню Торик сочинил сам. Взял как-то у мамы томик Расула Гамзатова, где нашлось много стихов, но зацепило его лишь одно стихотворение. Почти сразу родился ритм — сложный, нездешний, латинский. А мелодия и аккорды словно сами притянулись. И теперь Торик долго чередовал два джазовых аккорда, чтобы создать настроение, а потом приник к микрофону:

Дождь, оставляя капли на окне,

Стучит, стучит в стекло порой ночною…

И снова Ториков стало двое. Нет, теперь уже трое! Один старательно играл на гитаре и пел, второй отстраненно оценивал звучание — тут потом надо будет расширить паузу, эту часть лучше поднять…

А третий Торик смотрел на счастливого Семена. Пару месяцев назад у того появилась Надя из восьмого класса, на год младше. И вот теперь они слились в медленном танце, забыв обо всем. Она положила стриженую голову ему на плечо, а он галантно приобнял подругу, на зависть прочим желающим. Двигалась пара слаженно, размеренно, в своем ритме. Им так хорошо, подумалось Торику, пусть еще побудут вместе — и вместо коды спел еще раз первый куплет, вызвав удивленный взгляд Бориса.

Как все-таки приятно, когда ты можешь на что-то повлиять!

Аккорд в музыке — это сочетание нескольких нот. Пусть не любых и не в любой момент, это уже детали. А само слово «аккорд» по-итальянски значит «согласованно, сообща». Торик понял это не сразу. Помог случай.

Для официального концерта завуч попросила подготовить ряд песен о Великой Отечественной. «Стоит над горою Алеша» звучала неплохо, но как-то уж слишком благопристойно, да и поднадоела уже: ее пели все подряд. А потом, ко всеобщему удивлению, Борис принес свежую песню о Вечном огне.

Ребята сразу оживились: каждый нашел в ней свое. Борис приметил себе место для соло на ударных. Семен придумал в проигрыше ритмичный ход на басу, изображающий пулеметную очередь, а Торик повторил его на соло. Гере нравилось, что куплет звучит как баллада. И конечно, Торику импонировал текст — в кои-то веки не формальный, а душевный, образный, человечный. Особенно зацепила его строчка из припева:

…Здесь один аккорд, одна судьба —

Резкая, как ротная труба.

Именно тут Торик вдруг осознал, что они — ребята из ансамбля — тоже своего рода аккорд с общей судьбой. Каждый из них — отдельная нота. Семен-тоника задает основу. Борис-квинта помогает ему, подчеркивая звучание и задавая акценты. Гера-терция определяет настроение: веселое, грустное, странное или необычное. А сам Торик — септима. Неуловимая нота, которая то есть, то нет, но именно она возвышает музыку, тащит ее ближе к джазу, хотя иногда — если перестараться — может все взять и развалить. И при этом все они звучат вместе, усиливая и дополняя друг друга.

В одной стае? Он все-таки нашел своих или нет? — иногда размышлял Торик. — Пожалуй, все-таки нет. Да, они очень плотно занимались общим делом, плыли на одной волне, но сами по себе были очень разными.

И еще. Они составляли аккорд, вот только Анжелики в этом аккорде не было. Она звучала очень чисто и красиво, но отдельно, сама по себе, соло.

* * *

Февраль 1981 года, Город, 15 лет

В ансамбле все было не так уж гладко. Зрели нарывы противоречий, и поначалу источником их служила Лика. Скорее всего, группа стала ей мала, но она пока и сама не осознавала этого. Ее просто все раздражало. Не нравилось, что именно они играют, как аранжируют песни…

А потом она просто не пришла на концерт, хотя знала о нем. Ребятам пришлось играть только свои песни. Они справились, но обиделись. Так нечестно! Все проблемы сложились в один яростный фокус, и когда Лика явилась на следующую репетицию, как ни в чем не бывало, Борис высказал общую точку зрения: все, хватит, ей нужно уйти из группы.

Анжелика вспылила, но даже дверью хлопнуть не смогла: все случилось на сцене пустого актового зала. Встала и пошла, а на прощание бросила: «Глупые вы еще, мальчики. Ничего у вас без меня не получится, вот увидите». Осиротевший орган остался стоять на сцене.

* * *

В этом году школа торжественно проводила на пенсию старую директрису. На ее место пришла Аманда Николаевна — молодая, энергичная и амбициозная.

«Новая метла по-новому метет», — вздыхали украдкой учителя, когда директриса поручала им готовить непонятные отчеты, отменяла привычные и налаженные мероприятия и обязывала проводить совсем другие. Она вникала буквально во все сферы школьной жизни. Теперь дошел черед и до ансамбля.

Сегодня Борису нестерпимо хотелось курить, и он дымил прямо за ударной установкой, хотя до этого позволял себе лишь аккуратно пускать струйки дыма в дыру вентиляции. За все время, пока он играл в двух ансамблях, учителя поднимались в Каморку лишь раз: слишком уж узкая и крутая металлическая лестница сюда вела.