* * *

Она привезла свой магнитофон и часто слушала музыку, но не слишком громко. Видео они иногда смотрели вместе, но ей нравились триллеры и ужастики, а ему — фантастика и иногда мелодрамы. Да уж, с Катей у него находилось куда больше пересечений по вкусам.

Одно время Вика принялась осваивать макраме. Наплела полдюжины красивых подвесок для цветочных горшков. Пришлось завести пару цветков. Но они не прижились, поскольку оба не привыкли и забывали их поливать. Цветы пришлось выбросить. Зато потом она придумала в пустом горшке закрепить пушистый цветной шар. Получилось необычно и эффектно, хоть и странно.

Ходили к ней две близких подруги — Юля и Света. Юля казалась Торику симпатичной и очень позитивной, словно светящейся, но неглубокой.

А вот Света, наоборот, была страшненькой, с набыченным лбом, но довольно умной, хотя и замороченной на религии, что Торику представлялось довольно странным сочетанием. А потом Света перестала к ним приходить. Вика сказала, что она ушла из института прямо на четвертом курсе, уехала по обмену в США, да так там и осталась.

— Замуж вышла? — уточнил Торик.

— Нет, наоборот: у них там религиозная община. А их ребята к нам приезжают, тут есть мормонская миссия, где они учат желающих английскому, а попутно еще и свою религию насаждают.

Одно время к Вике стал захаживать некий Богдан, но чаще всего он уводил ее куда-то, а возвращалась она поздно, одна, бегом в ванную и спать. С Ториком ее личную жизнь они почти не обсуждали.

* * *

Вечер. Торик программирует свой извечный музыкальный редактор и вдруг слышит пение из соседней комнаты. Причем звучит явно не магнитофон:

…Каждый раз, когда спускается ночь

На спящий город

Я бегу из дома усталого прочь

В дожди и холод…

Дверь открыта, и он заходит. Вика расчерчивает очередную таблицу для учебно-методического отчета и тихонько напевает. Улыбнулась ему и петь перестала.

— Хорошая песня, правда?

— Да чушь полная, Вик!

— Почему?! — Полный недоумения взгляд.

— Ну, представь: она по ночам вместо того, чтобы спать, шляется по улицам…

— Ничего не шляется! Она ищет свою любовь.

— Приключений она себе найдет, а не любовь.

— Ничего ты не понимаешь! Это же про нас песня! Мы ее прямо хором поем с девчонками из группы. Это же, практически, наш гимн!

Он смотрит на нее по-новому. Минуту размышляет, потом говорит:

— Ну, если текст воспринимать образно…

— Вот именно!

— А музыка хорошая, хоть ее и затаскали.

Теперь в ее глазах светится не триумф победы, нет, благодарность: он хотя бы пытается понять. Ну хоть-хоть.

Вика-Вика… Жить с ней оказалось не слишком просто. Порой они ссорились, но никогда надолго. Случалось, обсуждали ситуации у нее в институте или у него на работе. Или безудержно смеялись, глядя вместе какой-нибудь фильм. Вика смеялась заразительно, иногда так сильно, что начинала подхрюкивать. От этого смеялась еще сильнее, не в силах скрыть смущение, потом краснела и принималась отчаянно икать, теряя уже всякую связь с реальностью.

Она бывала разной. Иногда ему казалось, что Вика — его младшая сестра, причем именно его, а не Семена. А временами чудилось, что он воспитывает неизвестно откуда взявшуюся взрослую дочь.

Как ни странно, они были нужны друг другу. В этой нетипичной паре тоже возникла своя синергия: они дополняли друг друга, более того, делали полнее миры друг друга. Торик становился более чутким, а Вика — более ответственной. Ему вдруг стало не все равно, что поесть на ужин, а она знала, что он выслушивает ее рассказы об учебе и однокурсницах не из вежливости, а вникает, и, если надо, поддерживает ее.

А еще за эти месяцы он лучше узнал Вику. Если поначалу она казалась Торику поверхностной, взбалмошной и избалованной девчонкой, то теперь, наблюдая ее изо дня в день, проживая сотни общих вечеров, он изменил свое мнение. Вика, в каком-то своем смысле, тоже оказалась белой вороной! Она ушла из родительского дома не от скуки, а чтобы расправить крылья, попробовать себя. И да, могла бы сделать это типично: быстренько выскочить замуж или сломя голову умчаться в неизвестность, чтобы покорять Москву, как тысячи других. Но она нашла для себя третий путь: пришла к нему, к Торику.

Что же все-таки принесло ее в его жизнь? Линейное группирование, подростковое упрямство или сама Судьба? Как бы там ни было, Торика не оставляло ощущение, что это не навсегда.

Март 1997 года, Город, 31 год

Торик снова забросил свои изыскания.

Новые горизонты, открывшиеся после той встречи со Стручком, сейчас казались безнадежно далекими. Да, исследовать паттерны и делать по ним глубокие выводы — идея красивая, но… Слишком долго надо копать, чтобы найти крупицы нового. Или, может, Торик просто устал от всей этой затеи?

К тому же, стало труднее выбирать время для погружений, потому что теперь дома часто бывала Вика, а посвящать ее в эту эпопею он не хотел. Что-то полезное она вряд ли придумает, зато запросто может похвастаться перед подругами. А те еще кому-нибудь разболтают. Зачем ему лишняя огласка?

Тем не менее, его озадачивала и манила странная ситуация с зеркалом в последнем погружении. Он пару раз попробовал зайти с теми же параметрами. Ситуация получалась той же, но иной. Да, он попадал в нужный момент времени, в тот же дом бабушки Софии в Кедринске, где все знакомо с детства. Он проходил его насквозь — иногда дом был пуст, иногда там оказывались тетя Таня с тетей Азалией, они перебирали ягоды на варенье. Он доходил до зала, касался оправы зеркала… Но дальше ничего странного не происходило — зеркало оставалось лишь зеркалом, а стена — просто стеной. И все! Не открывались порталы, не обнаруживались лишние дыры и двери. Дом оставался только домом — привычным и знакомым «гнездом», и ничем больше.

Почему же в тот раз получилось так странно? Что именно приводило к различиям? Какой дополнительный фактор, подход, состояние или случайная ошибка вызвали тогда необъяснимое смещение из реальности воспоминаний в иную, соседнюю?

Мысль потерявшейся птицей бестолково кружилась в голове, не находя ни выхода, ни разрешения. «И нет тебе конца, и нет тебе пути…», — ныла в голове старая песня. Как… как что-то знакомое. Ах да, как маленький синий трактор из его детства, подарок Андрея, что он привез из ГДР. Эта игрушка умела находить выход даже из безвыходных ситуаций, поскольку задние колеса заставляли ее двигаться, а передние крутились куда хотели. Она понятия не имела, куда едет, но зато ехала туда уверенно. Пока не закончится заряд в батарейке. Вот сейчас Торик чувствовал, что заряда у него почти не осталось. Неизбежно подступала апатия.

Хватит. Надо признаться хотя бы самому себе — в том виде, как этот проект существует, он зашел в тупик. И сдвинуть его с мертвой точки поможет только мощное внешнее воздействие. Внешние силы. Силы кого-то внешнего. Нужен новый человек. В идеале, с отличным знанием математики. Который не будет зря болтать. Зоя? Если только она согласится.

* * *

Апрель 1997 года, Город, 31 год

— А я думала, ты уже больше не придешь. Так надолго пропал. — Зоя безотчетно поймала прядку и провела по ней рукой.

— Да меня тут рабовладельцы совсем загоняли, как старую лошадь, — попробовал он отшутиться, но, лишь произнеся эти слова вслух, вдруг осознал, как тонка грань между сарказмом и правдой жизни.

Зоя сочувственно поджала губы и кивнула.

— Девушка, а покажите вон тот диск, — раздался голос сзади.

Надо же, Торик даже не заметил, как подошла покупательница.

— Вот этот, Анжелика Варум?

— Нет, вон тот, где Марина Хлебникова.

Зоя пододвинула подставку, ловко и привычно, одним плавным движением, взобралась на нее и сняла с верхней полки пластинку: