* * *
С Катей Вика так ни разу и не встретилась. Какое-то время Катя продолжала ненадолго заходить к Торику, но скорее по привычке.
На работе у них все действительно прояснилось. Старшая подняла график дежурств и нашла истину. Начальница при всех принесла Кате извинения, да так, что все просто обалдели — никогда еще такого не было: подарила коробку конфет. Дома тоже все на время угомонились. Видимо, сезонное обострение схлынуло. Так что кризис благополучно разрешился сам собой.
А вот отношения с Ториком у Кати разладились. Их встречи потеряли былую теплоту, будто сломалось что-то важное. Постепенно оба осознали, что жили в иллюзорном мире. Приятном и почти идеальном, но мало похожем на реальную жизнь. А ведь любой мир иллюзий недолговечен и изначально обречен.
Никакой особенной сцены расставания с плачем и заламыванием рук не случилось — не те характеры. Просто однажды в январе Торик зашел в ванную и не увидел ни Катиной зубной щетки, ни черного ежика ее расчески. На их месте аккуратно лежали ключи. Одежда с ее полки в шкафу тоже исчезла.
Катя ушла, и вместе с ней ушла какая-то часть его жизни. Жалко и грустно, но особого надрыва Торик не чувствовал, может, как раз потому, что они расстались без обиды и злости? Отношения согревали их как свеча, а потом эта свеча догорела и тихо погасла.
* * *
Февраль 1997 года, Город, 31 год
Чем это так противно пахнет в подъезде? Не иначе, мальчишки опять подожгли какую-то гадость! Надо бы найти, откуда идет дым, и выкинуть. Только сначала зайти домой и взять совок. Ну и запах!
Торик отпер дверь и обомлел: запах шел из его квартиры, вся прихожая и кухня полны сизо-серого дыма! Пожар? Не разуваясь, вбежал на кухню. Чайник весь выкипел, потемнел и раскалился, но запах шел не от него. Рядом в ковшике когда-то варилась свекла. Потом она жарилась в нем же, а дальше начала обугливаться и тлеть, испуская тот самый невыносимый чад.
— Вика, ты дома? — на всякий случай крикнул Торик, схватил тряпку и сунул злосчастный ковшик под струю холодной воды. Яростно зашипев, свекольный огарок наконец перестал чадить, но ковшик, похоже, было уже не спасти.
— Мм? — Раздалось из глубины квартиры, — Ты что устроил-то? Куришь, что ли?
— Я устроил?! — В голосе послышалось негодование.
— Ну а кто? — В кухню вошла Вика и сморщила нос.
Похоже, из одежды на ней была только простыня, краешком которой она брезгливо обмахивалась. Почти сразу наступило прозрение. Глаза ее расширились при взгляде на закопченный чайник:
— О-ой! Прости, пожалуйста, я забы-ыла!
Она кинулась открывать форточку, чуть не потеряв по дороге свою драгоценную простыню. Стало чуть свежее.
— Ну, прости! Поставила чай и прилегла ненадолго. Я сегодня так упахалась на физре, мне просто жизненно необходимо было полежать. И, конечно, уснула!
— «Эх я, лахудра!» — невольно вырвалось у Торика любимое выражение Жанны.
Крылья носа Вики вздернулись. Интересно, это от запаха или она так обиделась? Похоже, второе.
— Почему сразу «лахудра»? Я же извинилась. Ну, хочешь, новый чайник купим?
— Да при чем здесь чайник! Все из-за твоей свеклы!
Ее новое «О-ой!» прозвучало даже громче и протяжней предыдущего.
— Точно! Я же хотела винегрет сделать! Мама принесла соленых огурчиков, я купила колбасы, а теперь…
В серо-голубых глазах снова стояли слезы.
— Правильно мне мама всегда говорила. Я никогда, никогда не научусь готовить! И замуж меня никто поэтому не возьмет! А еще я толстая, жирная корова! И никому не нужна! А я не верила…
Последние фразы утонули в рыданиях. Ну вот, только этого Торику не хватало для полного счастья! Вместо того чтобы быстро привести все в порядок, пришлось утешать чужую дочь. Он сделал то, на что прежде не решался — подошел ближе, слегка приобнял ее и погладил по голове как маленькую. Волосы у нее оказались жесткими и скорее неприятными. Не то что у Кати, подумалось ему. Но дело не в этом. Поддержать. Просто поддержать ее.
— У тебя все получится, знаешь почему?
Она отрицательно помотала головой и шмыгнула носом.
— Ты все задумала правильно, просто не хватило сил и самоконтроля. Давай с тобой купим кухонный будильник, чтобы такие вещи больше не случались. Если не получается доверять себе, своему организму, пускай помогает техника, да?
Она на минуту затихла, стараясь вникнуть в смысл его слов, потом улыбнулась сквозь слезы и хотела что-то ответить, но именно в этот момент простыня, державшаяся на честном слове, предательски соскользнула. Оказалось, белье на Вике все же было.
— Ой-ой! — смутилась она, покраснела и спешно принялась ловить простыню.
— Одевайся потеплей, по-зимнему, сейчас будем все проветривать.
* * *
Терпкий запах горелого витал в квартире почти неделю. Они таки-купили будильник, и дела пошли несколько лучше. Хотя теперь Вика иногда забывала его поставить. Но потом и с этим справились.
Вот с приготовлением еды все оказалось непросто. Сначала Торик думал, что Вика — лентяйка и неумеха. На деле все оказалось не совсем так. Тетя Зина, мама Вики и Семена, прекрасно готовила, легко вела хозяйство и вполне со всем справлялась сама, не ожидая ничьей помощи. Пару раз дома маленькая Вика пробовала что-то делать по кухне, но все получалось не так и всегда гораздо хуже, чем у мамы. А после того, как она попыталась без варки сразу пожарить сухие макароны на сковороде, испортив при этом и то, и другое, мама строго запретила ей любые кулинарные эксперименты. В итоге максимум, на что ее хватало — иногда мыть посуду. Готовить она так и не научилась.
А теперь у нее появился отдельный дом. Пусть не свой, но единственной хозяйкой в нем была именно она, Вика. Над душой никто не стоял. И она очень здраво решила, что это ее шанс — если уж когда и учиться этим премудростям, то лучшего времени и места не придумаешь.
Первый суп получился несъедобным. Мясо так и осталось полусырым и серым, но при этом съежилось и покрылось гадкой пленкой. А овощи, наоборот, превратились в какую-то размазню. Суп они дружно вылили в тазик рядом с мусоркой, чему очень обрадовались бродячие собаки.
Торик охотно рассказывал ей то, что знал сам. Объяснил, почему ее первая яичница получилась горькой. Рассказал, как он делает гречневую кашу без варки, и как сделать, чтобы из риса получилась не серая жижа, а рассыпчатый плов. Она впитывала эти крохи знаний, пробовала готовить сама и не сдавалась, пока не получала нужный результат. А он не ругал ее, если она портила продукты — пусть учится.
Потом этого оказалось мало, она взяла у подруги книгу рецептов и занялась кулинарией более вдумчиво и системно. Тем более, жизнь начала налаживаться, появились кое-какие продукты. Первым, что она по-настоящему хорошо освоила, стали оладышки. Гордились успехом и радовались оба! Потом все лучше получались и другие блюда.
Пару раз внезапно и без предупреждения заходила тетя Зина — посмотреть, как тут ее дочь живет, не обижают ли ее. Иногда приносила что-нибудь домашнее. Порой журила Вику за какие-то женские недоделки, на которые Торик и внимания не обращал. Протирать подоконники? Зачем? Стряпню Вики ее мама не стала пробовать ни разу, даже не попыталась. Торик не вмешивался — это их семейные дела, их отношения.
Перелом в продуктовой теме настал, когда Вика научилась не только повторять чьи-то блюда, но и изобретать собственные рецепты. У нее появилось кулинарное чутье и вкус к правильному приготовлению блюд. Они докупили еще пару кастрюлек, набор баночек со специями, какие-то щипчики, лопаточки, перышки, но и только.
Иногда он удивлялся ее чуткости и умению вовремя остановиться. Она могла бы хотеть все больше и больше, но покупала только необходимое, то, что реально требовалось для готовки. Вика никогда не просила его купить ей одежду или обувь — этим занимались только ее родители. Торик был ей благодарен за то, как она точно чувствует границы. Чего в ней напрочь не проявлялось, так это «жадности от бедности», которая порой проскальзывала в маме — впрочем, у той сказывалось голодное детство, а Вика росла в куда более благополучные времена.