— Анатолий… Михалыч, — почему-то сказал Торик.

— Во! Наш человек! Сталбыть, тоже Михалыч, вот это по-нашему! — Старик засмеялся и сразу перешел к делу. — Ну, за встречу тада?

— Да нет, я не пью. — Торику даже неудобно стало, хотя чем он виноват?

Старик что-то прикинул в уме, почесал редеющую макушку и вдруг сделал неожиданный вывод:

— А тада у тебе, мож, талоны лишние остаются?

— Ну… да, водочные остаются.

— Махнемся? Хошь на макароны отдам, а хошь на сахар? — суетился Михалыч, прикидывая, как бы не упустить удачу. — Таки будем дружить семьями?

— Будем! — довольно согласился Торик. Коробочка лукума или пряники всегда пригодятся.

На том и сошлись.

Апрель 1993 года, Город, 27 лет

Больше всего Торик напоминал себе медведя в спячке. Всю зиму просидел в берлоге, стараясь никуда не выходить без крайней необходимости. Время неспокойное — меньше ходишь, крепче спишь. Опять же, сидя дома, лишнего не потратишь. Зато уж начитался вдоволь. Очень кстати рядом, всего в трех домах, обнаружилась библиотека. Пусть не особо богатая книгами, зато там разрешали сначала их полистать. Толковой фантастики у них не нашлось, зато попадались книги из категории «странное». Причудливый мир японца Кобо Абэ. Удивительный мир Льюиса Кэрролла, на сей раз не про Алису. Книга оказалась про математическую логику и называлась «История с узелками». Причем автор придумал свою хитрую математику на тридцать лет раньше, чем этим занялся остальной мир, а излагал ее так, будто сказку рассказывал.

Весна не слишком изменила ход жизни Торика: медведь привык к берлоге и не спешил из нее вылезать. Апрельским вечером он как раз принялся читать нового Хайнлайна, когда в дверь позвонили.

Михалыч? А вот и нет. За дверью стоял… Роберт! Возмужал, отъелся, стал пошире в плечах, но в остальном все тот же.

— Пустишь? — А в глазах чертенята бегают.

— Привет! Заходи, конечно! Ты как тут оказался?

— Родители твои подсказали. Кстати, перекусить ничего не найдется? Жаль. Я пристроился в общежитии при заводе. Обещали на днях взять на испытательный срок начальником программистов. А ты?

— Да я-то что. В стране сам видишь, какие дела. На работе всех разогнали. Сидим по домам, ждем лучшей жизни. Ты про себя расскажи. Я помню, ты уехал в Самару за Алиной. Она тебя прогнала?

Роберт в красках описал, как огорчились родители Алины: они и не знали, что ее отчислили, и сразу обвинили в этом ее дружка. Как они с Алиной тайком встречались почти полгода, а потом все же сыграли свадьбу. Где-то через год молодые позволили себе ребенка. Мама Алины души не чаяла во внучке и с удовольствием занималась ею.

Роберт весь сиял, вспоминая о лучших днях. А затем словно погас.

— Потом все развалилось. Причем сначала я и сам не понял. В Алинке что-то переменилось, будто лопнула пружина. Или появилась новая движущая сила. Не люблю я про это… Короче, мне шепнули, что она уже полгода встречается с мужиками, причем с разными. Прикинь? Понять и простить я не смог. А смысл? Если уж начала, так и будет, правда? Развелись. И мне так тоскливо стало в этой Самаре, что я решил уехать. Тут в стране как раз все начало рушиться. Дома мне ловить нечего. А здесь — я же помню — столько предприятий с электроникой! Есть где разгуляться, были бы руки и голова. Кстати, удивляюсь, что ты работу найти не можешь. Нет-нет, к себе не приглашаю: я пока сам на птичьих правах.

Торик всегда поражался неуемной энергии Роберта. Таких живчиков и проныр поискать еще! Меняет города, легко находит нужных людей. Только приехал — уже есть работа. А тут ищешь-ищешь… Хотя, если честно, больше сидишь в ожидании, что перемены сами с неба упадут. Так ведь падали всю жизнь сами, вот в чем штука!

— Знаешь, ко мне ведь Валерыч приезжал! — вдруг прервал его размышления Роберт. — Мы там организовали клуб эсперантистов для старших школьников. Такие чудеса устраивали, ты бы видел! Настоящий островок страны Эсперантуйя! Но потом — сам знаешь — всем стало не до этого. Валерыч ходил весь потерянный. Кстати!

Он огляделся, нашел стоявшую в углу гитару, сдул пыль, на секунду смутив Торика, и прочистил горло.

— Вот, последняя песня. Ну… в смысле, свежак от Валерыча.

Пальцы двигались уверенно, четко, выдавая энергичные отрывистые аккорды. Это было явно подражание Высоцкому, прикинул Торик, скажем, как в песне «На братских могилах не ставят крестов». Ему даже послышалось характерное хрипение, хотя высокий голос Роберта звучал иначе, да и слова были совсем другие.

.

Даже сильный огонь погаснет,

Если ему не помочь.

Вот и я сгорел понапрасну,

И теперь наступила ночь.

.

Мне дороги никто не прочертит:

Спотыкаясь бреду впотьмах.

Всюду шастают злые черти

Со свечами на гнутых рогах…

.

— Как тебе? — вдруг прервался Роберт, откладывая гитару.

— Это точно Валерыч сочинил? Ты не путаешь? — не поверил Торик.

— Представь себе. Это _новый_ Валерыч. Время меняет людей, особенно армия.

— Вообще здорово, хоть и мрачновато.

— Такие времена… Слу-у-ушай! — вдруг просиял лицом Роберт. — А как там наш волшебный прибор, работает? Сломался? А этот твой… деятель не починит? Ну да, дети — это святое. Мой-то? Да понимаешь, какая штука… Мне ведь пришлось потом как-то выживать, вот и продавал буквально все. Штаны свои продал, кроссовки… Нет, ты что! Да и кто бы его купил. Но пришлось… да, на детали на радиорынке… Голод — не тетка. Жаль, конечно. Идейка-то была живая, рабочая. Я подумал, может, на заводе наладили бы выпуск, а? Это хоть настоящая вещь, а не всякие там магнитные браслеты от всех болезней. Жаль, жаль.

Роберт демонстративно посмотрел на часы, вздохнул и встал с дивана.

— Ладно, кормить ты меня не хочешь, я так понимаю. Поеду. Приятно было увидеться.

Он закрыл дверь и пропал из жизни Торика, теперь уже окончательно.

* * *

Апрель 1993 года, Город, 27 лет

Роберт ушел, а Торик все никак не мог успокоиться. Вспомнилась Ира Лошадкина со своим извечным «Какая у людей бурная жизнь!» Вот уж поистине — бурная! Зачем Роберт приходил? Заново наладить связи? Рассказать о своих делах? Поесть? Все сразу. Но главное — хотел узнать про прибор: не осталось ли прототипа. Вот ведь жук! Только заикнись — тут же и продаст. Внутри недобро вспомнилось «мое сокро-о-вище» Горлума.

Торик встрепенулся и засуетился. Хм… надо бы и правда взглянуть на «сокровище». Давненько не доставал. Где же прибор? В ящике с электроникой? Среди кассет? С этими переездами, да перевозками… Не угадал. Прибор нашелся среди коробок, а рядом шлем и свернутый плед с сеткой Фарадея. Сердце забилось чаще. Спокойно, Ипполит, спокойно… Освобождаем стол, вот розетка. Диван рядом, расстилаем сетку. Вроде не порвалась. Хотя при такой конструкции пара-тройка разрывов не помешают экранировать помехи.

Включаем. Опа, что-то не так. Что означает мигающий желтый светодиод? Ох, Семен! Руки-то у тебя золотые, а вот чтобы инструкцию сделать… Хотя Торик и сам хорош — пока помнил, надо было хоть в тетрадку записать. Сколько прошло с последнего погружения? Семь лет! Он покачал головой, примиряясь с этим фактом. Припомнил, как в тот год сидели с отцом на крыше и разговаривали. Вроде бы отец тогда сказал что-то важное? А потом жизнь закрутила Торика, унесла в потоке событий, людей, задач. И где все они теперь? Эх…

И еще одна странная мысль пришла: Роберт во всей этой истории с прибором — чистый катализатор. Сам в реакции не участвует, но без него она не происходит. Именно с него все тогда началось, и вот сейчас именно он вытянул идею прибора из небытия.

Ладно, лезем внутрь. Плата вроде целая. Провода на месте. Разъемы… О, вспомнил! Желтый мигающий — это неконтакт нагревательной полосы. Ну-ка? Точно, разъем слегка окислился. Ищем жесткий пурпурный ластик, чистим-чистим контакты до блеска. Втыкаем. Включаем. Вот, другое дело! Теперь должен работать. Стелем сетку, наводим электролит. Время погружения ставим небольшое, минутки три. Сейчас главное — узнать, работает ли прибор. Частоту — знакомую, на тот самый коридор барака, это самая стабильная точка. Ну, поехали…