— Мне бы твою уверенность…

— Имя у меня такое, — грустно улыбнулась мама.

— Да, Вера, пожалуй, так.

* * *

Торик сидел в своих наушниках, а папа — в своих. Он снова запустил радиостанцию! Антенна на крыше — хороший, но не единственный способ выходить в эфир. И да, мама оказалась права: всегда можно найти иной путь.

Папа вспомнил, как устанавливал связь в Кедринске. И теперь растянул антенну до соседнего дерева, а фидер вбросил прямо в окно. Связь появилась, но устойчиво ловились только станции из США, которых и так хватало, а все интересное и редкое пропало. И все равно папа мужественно сидел, крутил ручку настройки, залезая на самые края диапазонов, где изредка пробивалась стоящая станция.

Жизнь не то чтобы наладилась. Она теперь бежала тонким ручейком, а силу жить давало лишь ожидание. Уже в этом месяце завод должен был наконец сдать новый дом, где непременно найдется квартира и для Васильевых.

Оставалось ждать.

* * *

Но месяц закончился, дом начали заселять, а квартиру им так и не дали. Папа посмотрел списки и с ужасом увидел, что в очереди шел теперь семидесятым!

Он отправился к директору:

— Как такое может быть, я же стоял четвертым!

— А ты настырный, Михаил! Ну ладно. Был сигнал. О неподобающем бытовом поведении. Драку, что ли, затеял?

— Я затеял? Это меня избили соседи!

— Не знаю, но сигнал был.

— И из-за этого мне не дали квартиру?

— Не совсем. В твоем доме живет такой Хаустов, знаешь его?

— Видел пару раз. Мы не общаемся.

— А напрасно. Во-первых, человек партийный, идейный. Во-вторых, помог нам с поставками сырья, жена у него знаешь ли… В-третьих, у него дочь — школьница, ей нужны условия для проживания.

— И что? У меня сын — школьник…

— Но ты же не писал в роно, в прокуратуру?

Папа вдруг понял: все предельно ясно. Его и Хаустова просто поменяли местами в очереди на квартиру. Безнадежно. Он тяжело вздохнул:

— И… что теперь?

— Посмотрим генплан. Следующий дом мы построим в 1977 году, но туда не попасть.

— Значит, никак?

— Почему? В 1978 году запланирована сдача дома по улице Гоголя. Вот там ты точно квартиру получишь, я обещаю. Если новых глупостей не наделаешь. Уж постарайся!

* * *

Дома в тот день папа так ничего и не сказал, собирался с духом.

А потом мама все узнала и не выдержала. Кажется, впервые в жизни она устроила большой и шумный скандал, звуки которого Торик услышал еще в коридоре. Ехидные усмешки соседок словно говорили: «…Мать твоя — такая же как мы, просто раньше ее не припекало!»

Обстановка искрилась перенапряжением. Кричать родители перестали, но на полу белели осколки тарелок. Такого у них дома еще не случалось, и у Торика шальным стрижом мелькнула мысль, что вместе с тарелками разбилась на мелкие осколки его налаженная жизнь. Его любимый бокал тоже валялся разбитым. Торик полез поднять его. Мама буркнула:

— Оставь, сама уберу. Осторо…!

Разумеется, он порезал палец, теперь надо было остановить кровь. В маме на миг проснулся медработник, и атмосфера чуть потеплела. Папа так и сидел, безнадежно обхватив лицо руками.

— У нас все плохо? — дрожащим голосом спросил Торик, когда злосчастный палец успешно перевязали.

— Нет. У нас как раньше, — ровно ответила мама.

— Но квартиру нам пока не дали, — прогудел папа сквозь ладони на лице.

Мама застонала:

— Миш, я так больше не могу, надо что-то делать! Может, нам уехать куда — на Север или в Сибирь? Говорят, там специалисты нужны, жильем обеспечат…

— Может. Только не на Север. Есть один вариант, но… там все непросто. Не торопи меня. Я думаю.

— Думай скорее.

* * *

Решение нашлось неожиданное.

На завод пришла разнарядка: набирали строителей для работы по контракту в дружественной Республике Ирак. Папа никогда бы не пустился в такую безумную авантюру, но уж больно накалилась обстановка. Если все сложится удачно, они уедут в Ирак всей семьей, папа будет там работать, а мама с Ториком — жить рядом. Через пару лет вернутся и, возможно, получат долгожданную квартиру.

Плюсов виделось много. Во-первых, длительная поездка за границу для таких заядлых туристов — замечательная возможность, которая выпадает раз в жизни. Во-вторых, заработок. Значительную часть забирало государство, но даже оставшегося получалось гораздо больше, чем папа зарабатывал на заводе. Ну и… не придется высиживать в этом враждебном окружении.

Правда, минусов тоже хватало. Жара, неизвестные болезни. Мусульманская страна с очень жесткими требованиями. Тяжелые условия для выживания.

Папа снова ходил к директору. А вечером объявил о своем решении семье: он сначала уедет в Ирак один, посмотрит, что там и как, потом мама с Ториком приедут к нему. А пока поживут у бабушек.

* * *

А Торик? Сначала он никак не мог поверить, что жизнь скоро изменится, и им придется жить без папы. Да, папа часто ездил в командировки, но ведь потом всегда приезжал и был рядом. Не слишком общительный, но привычный, большой и надежный… А теперь его не будет. Мысли невольно увели Торика к истории Карасикова. А вдруг с папой там тоже что-нибудь случится… Нет! Все будет хорошо, правда?

Говорят, в критических ситуациях у людей возникает одна из трех реакций: бороться, бежать или замереть. Сейчас ситуация представлялась маленькому Торику очень серьезной. Но бороться или бежать было совсем не в его характере. Вся предыдущая жизнь приучила его к другому. От своих ушей, разрывающих болью, разве убежишь? Или будешь кричать на них, нападать? Бесполезно. Остается единственный выход — набраться терпения, уйти в себя, замереть и терпеливо ждать, пока оно само как-нибудь рассосется.

Именно это он сейчас и делал. Замер и ждал.

Июль 1976 года, Москва, 11 лет

Мама совершенно не похожа на себя. Она не сердится, не смеется, не плачет, ее вообще будто нет. Смотрит вдаль и ничего не видит — ни кораблика, на котором они с Ториком плывут по Москве-реке, ни других пассажиров, ни берегов с такими знакомыми по открыткам видами.

— Мам, а он где сейчас? — спрашивает Торик, растерявший всю свою самодостаточность и ставший просто маленьким мальчиком. Она не отвечает, смотрит в никуда.

Июль. Вроде лето, но все равно холодно. Может, от воды. А может, холод у них внутри. Они не привыкли жить одни, без него, без папы. Этому еще предстоит научиться. Он там освоится, обживется, а потом им пришлют вызов. И тогда Торик с мамой прилетят в неведомый Ирак и будут там жить. Интересно, как там?

Через пару месяцев начали приходить первые письма. И почти сразу обнаружилось, что маме вызов пришлют, а Торику — нет. Там нет русской школы. А главное — в тех краях царит дикая, нечеловеческая жара. Так что мама вскоре уехала, а Торик остался жить у бабушки. Один.

* * *

Сентябрь 1976 года, Город, ул. Затинная, 11 лет

«Динь-доннннн», — важно сказали часы, покряхтели механизмом, взяли драматическую паузу и только потом пробили девять раз. Пора вставать. Хорошо, что пятиклассники учатся во вторую смену! Торик уселся на диване и огляделся. На тумбочке гордо стоял пузатый черно-белый телевизор, накрытый кружевной салфеткой. У стены расположилась аккуратно застеленная бабушкина кровать, а на ней высились две огромные подушки, тоже в кружевных салфетках. Мир бабушки Саши. Так она понимала роскошь и красоту.

Ей вообще очень нравилась ее квартира, она искренне радовалась простору и свету. Постирает все (руками, но хоть воду не таскать), помоет полы во всех комнатах, сядет на стул, откинет прядку и счастливо выдохнет: «И луччи моей квартеры нету!»

Вот в такой мир попал Торик, когда вдруг оказался без родителей. Места для жизни стало гораздо больше, чем в бараке, а вот общения — меньше.