Торик негромко прочистил горло. Девушка наконец оторвалась от книги и впервые заметила его. «Серые!» — не к месту проскочила мысль. Да, глаза у нее темно-серые, взгляд глубокий и внимательный, вдумчивый, и… звучит банально, но где-то он ее уже видел.

— Привет, — прошептал он. Какая нелепость! Ничего получше не мог придумать?

— Здравствуйте, — тоже шепотом ответила Зоя, вопросительно глядя на него.

— Дело в том, что… — привычно начал он издалека, но тут мужчина, сидевший сзади, возмущенно шикнул на них, и Торик решился. — Мы можем выйти в коридор?

Она молча кивнула, легко и изящно встала и без колебаний направилась к двери. Торик пошел за ней, невысокой и гибкой, подумав: как все-таки хорошо, что это библиотека, а не темный подъезд!

— Зоя, мне сказали…

— Мы знакомы? — перебила она. Голос звучал приятно. — То-то мне показалось, я вас где-то видела.

— На остановке! — вдруг вспомнил он. — Долго не было троллейбусов и там…

— …никого не было, только я и… вы. И еще какая-то смешная бабуся.

— Со мной лучше на «ты», — смутился Торик.

— Хорошо, — согласилась она. — Чем я могу помочь?

— Я взял несколько книг математических, мне нужно для… одного исследования.

В серых глазах появился какой-то новый интерес. Одна бровь полезла вверх. Зоя слушала внимательно и не перебивала. Он рассказал ей про книги, про библиотекаршу, про читальный зал, но ее занимало совсем не это.

— А какую тему вам… в смысле… тебе задали исследовать? Я сюда давно хожу, могу что-нибудь посоветовать.

— Это не по учебе, — сразу уточнил он. — Мне нужна математика для обработки сигналов, и я решил посмотреть, может, уже есть что-то на эту тему.

— Есть-есть, я сейчас как раз взяла одно пособие, там ряды Фурье, Тейлора, Маклорена, а еще мне нравятся их свертки. Там получается очень изящно, сейчас покажу. — Она повернулась к залу, но он остановил ее.

— Погоди, а ты-то каким чудом во все это попала? Это ведь даже не вузовская программа, а где-то за пределами. Или ты — вундеркинд?

— Нет, я… Мне просто все это очень близко. Давно. Всегда. — Голос ее потеплел, а зрачки чуть расширились. — Понимаешь, школьная математика дает лишь самые азы, а мне всегда хотелось заглянуть дальше. И пока одноклассники безнадежно топчут тригонометрию, я немного ушла вперед.

— Немного? — улыбнулся он, и она чуть кокетливо улыбнулась в ответ:

— Чуть-чуть. Меня интересует разная математика, там столько подразделов, в голове не укладывается.

— А физика? — не мог не спросить он.

Она пожала плечами:

— Физика? Там же такой примитив. Эм вэ квадрат пополам… И вот это изучать пять лет?

— Нет-нет, это же самый верхний уровень, а под ним — глубины. Знаешь, там полно математики, большой и настоящей математики, которая тебе нравится. Там высшая математика встречается с силами природы и объясняет их. Роторы, векторы, дивергенции, тензоры — все это реально оживает только там, в физике.

— Хм… Пожалуй, когда я закончу с преобразованиями и функциями, надо будет посмотреть и эти вещи. Звучит интересно. Спасибо, эмм… а как тебя зовут?

— Торик.

— Толик?

— Да, Анатолий. Но друзья называют меня Ториком, мне так больше нравится.

— Торик… Надо же! — Она взглянула на свои наручные часики. — Пойдем, покажу тебе ряды и свертки, а то у меня всего полчаса осталось.

— А потом?

— А потом — в школу. Я же еще маленькая! Буду тихо сидеть и слушать про эм вэ квадрат.

— Какие знакомые ощущения, — пробормотал он.

— Правда? — И снова этот глубокий изучающий серый взгляд.

— Ага, я тоже всегда изучал совсем другое, чем мое окружение.

Нужные формулы они, разумеется, нашли. Но, выйдя из библиотеки, он вспоминал не их, а необычную девушку, искренне и без притворства увлеченную математикой. С ней даже поговорить оказалось интересно. Жаль, что они больше никогда не встретятся. Или все-таки встретятся?

* * *

Дома опыты с прибором продолжались. Одному было неудобно и проводить эксперименты, и участвовать в них же в качестве подопытного. А снова звать Семена Торик не решался. У того свои дела, своя жизнь. Причем, судя по скомканным огрызкам телефонных звонков, жизнь эта ладилась не очень. Отец тоже приходил с работы усталым, а вечерами либо сидел в эфире, либо дорабатывал радиостанцию.

Так что Торик экспериментировал один. Подбирал другие частоты. Варьировал разбег и амплитуду по электродам. Пробовал даже применять больше или меньше соли в электролите. Кстати, оказалось, лучше работает концентрация в 1,4%, а не в 1,0%. Зато при 3% все вообще переставало действовать, только зря щипало кожу.

Здесь Торик задумался: как все-таки удачно все сложилось в тот жаркий зимний день! Случайно коммунальщики перестарались. Случайно лил градом пот, а в нем соль случайно оказалась как раз нужной концентрации, случайно кожи его лба коснулись электроды… Не будь этой цепочки случайностей, они с Робертом так и махнули бы рукой на всю затею с электросном.

Он подавал напряжение плавно или скачком. Менял глубину «махания пальцами» на электродах. Результаты получались нестабильные, неустойчивые. Чаще всего, даже если он засыпал, это был обычный сон без всяких воспоминаний. Но на частоте 2,7 герца с небольшой девиацией и широким разбегом по электродам Торик вдруг наткнулся на новый островок памяти.

* * *

…Меня несет, просто тащит волна восхитительного запаха. Уж точно не картошки, а… чего? Духов? Леса? Травы? Неожиданно я осознаю: мое лицо мое к чему-то прижато, я почти ничего не вижу. Светлое, чуть желтоватое… Сильный приятный запах перебивает все остальные ощущения. Судя по положению тела, я… сижу на корточках? Вокруг тепло, мягко шелестит ветер в листьях.

Ароматный предмет отдаляется, я выпрямляюсь и понимаю, что это цветок. Роза. Не пунцовая, не розовая, как на торте, и не белая, а нежного желтовато-бежевого оттенка. Рядом со мной бабушка София. Она улыбается и спрашивает: «Теперь ты понял? Чайную розу ценят не за то, какая она красивая, а за ее запах. В ней много розового масла, и люди это любят. Тебе нравится?»

Я молчу. Я в восторге! Просто не нахожу слов, чтобы передать, как мне нравится этот запах. Щеки мои опаляет жар запоздалого раскаяния: какой же я был глупый! Столько раз проходил мимо этой розы, невзрачной на фоне других чудес бабушкиного сада, и ни разу не наклонился понюхать ее! Внезапное открытие будоражит меня. А бабушка прекрасно знала про этот секрет и мне о нем не сказала! Она словно читает мои мысли: «Ты был слишком маленький. Нам надо собрать букет. Поможешь? Пойдем, будешь держать цветы». Мы обходим Двудомик и по тропинке, огибающей кусты сирени, поднимаемся в верхний сад.

— Вон там, у калитки, растут… — начинает объяснять бабушка, но тут мир переворачивается, изгибается, сминается ненужной бумажкой, и я вывинчиваюсь в комнату…

* * *

Надо же! Торик совсем забыл об этом случае. А сколько еще таких теплых и вдохновляющих воспоминаний утонуло в глубинах его памяти? Судя по яркости ощущений, он там совсем еще маленький, года четыре. И да, бабушка и потом часто поручала ему держать срезанные цветы, когда собирала кому-нибудь букет. Многие делали заказы — кто на свадьбу, кто отблагодарить важного человека, кто на особое свидание, когда просто полевых цветов для разборчивой невесты недостаточно. А бабушка выращивала лучшие в Кедринске цветы, да и букеты составляла отлично.

Маленькие жемчужины памяти… Вот бы научиться находить их все сразу! Чтобы не блуждать в потемках. Но для этого надо двигаться дальше.

Значит, все-таки придется вытаскивать Семена, «хоть он дерись».

* * *

Семен согласился встретиться только в парке, под пиво. Домой пригласить Торика ему теперь оказалось неудобно — снова поссорился с женой. Личная жизнь не ладилась. Оксана, такая кроткая и застенчивая до свадьбы, теперь все чаще бывала недовольна Семеном. Впрочем, при его ветрености и склонности находить радости жизни где угодно, это было логично и предсказуемо. Для всех, кроме Семена.